И чем ближе наступало время исчезнуть всей белогвардейской нечисти, тем она была злее.
Руководству большевистской партии приходилось скрываться. Принимались самые строгие меры конспирации. Всем еще помнился прошлогодний провал. Подпольщики готовили восстание в каппелевских частях. Дело шло неплохо, но в октябре события неожиданно обернулись катастрофически: контрразведка арестовала члена областного бюро Дарелло. Он предал партию. В городе начались повальные аресты и расстрелы. Контрразведчики с фотокарточками активистов бегали по улицам, врывались в дома. Большинство тех, кого они уводили, уже не возвращались обратно.
Начались аресты и в воинских частях. Восстание не удалось. Это были, пожалуй, самые суровые месяцы. Партийный актив ушел в партизанские отряды. По указанию Дальбюро ЦК партии во Владивостоке осталась лишь небольшая группа, работавшая в глухом подполье.
Да, прошлогодние события — тяжелый удар. Долго пришлось партийной организации залечивать раны, собирать силы после предательства Дарелло.
Зато полковник Курасов доволен. Он был главным закулисным режиссером погромов…
Приятели подходили к цели. Улица тянулась берегом. С одной стороны — дома, с другой — крутые обрывы к морю.
* * *
Представитель партийного центра товарищ Андрей давно сидел в маленькой комнате задумавшись, подперев голову руками. Иногда бывает так: будто все ясно, а сомнения гложут. И чем больше думаешь, тем сомнительнее и невероятнее кажется дело. Так и сейчас. Что может быть проще: в Императорской гавани партизаны убили офицера, и каппелевцы направляют туда карательный отряд. Не раз приходилось товарищу Андрею быть свидетелем подобных вещей… Но, с другой стороны, Императорская гавань была отдаленным пунктом в Приморье и не играла заметной роли в стратегических замыслах белоповстанцев. Имело ли смысл направлять туда дорогостоящую экспедицию? Искать там, в неоглядной тайге, партизан все равно что ловить блоху на брюхе живого медведя.
Чутье подпольщика подсказывало, что здесь нужно искать особую подкладку. А может, Императорская гавань — это для отвода глаз; вдруг они задумали высадить карателей в ином месте, в тылу у другого партизанского отряда, захватить его врасплох? Все это тревожило товарища Андрея. Он еще раз перебрал все «за» и «против». Он не забывал, что по «ту сторону баррикад» умный, напористый враг, не брезговавший никакими средствами, — полковник Курасов. Он известен подпольщикам.
А товарища Андрея знали в контрразведке: у полковника была его фотография. Подпольщик выглядел на ней старше своих лет: небольшая бородка клинышком и очки. Волосы острижены бобриком. Но то на фотографии. Теперь у него ни бороды, ни очков. И прическа совсем другая — на пробор. Товарищ Андрей уже привык приглаживать волосы. Он улыбнулся: маленькая хитрость с фотографией преобразила его. Иногда хотелось ему увидеть полковника Курасова. Какой он на вид? Он мысленно представлял высокого, худощавого офицера, с большим лбом, блондина и почему-то в пенсне. «Проиграешь, полковник, — сказал про себя товарищ Андрей. — Все равно проиграешь — против народа воевать трудно и бесполезно».
Неожиданно мысли товарища Андрея приняли другой оборот. Он вспомнил младшенькую дочку Олечку. Ей недавно сравнялось два года. Заболела корью, бедняжка, лежит с высокой температурой. Олечка все просила принести ей золотую рыбку. Он видел большие карие глаза девочки, слышал слабый голосок: «Хочу золотую рыбку, папочка». Товарищу Андрею везло на дочерей. Олечка была пятая: три черные головки и две золотые. Девочки по очереди переносили разные болезни. Забота о докторах и лекарствах не оставляла его все эти годы. Вспомнилась и своя молодость. Служба машинистом на кораблях Сибирской флотилии. Восстание матросов и солдат в 1906 году; он в нем участвовал. Пять лет каторжной тюрьмы. Вернувшись во Владивосток, работал в железнодорожных мастерских на Первой речке. В 1917 году вступил в партию большевиков, участвовал в установлении Советской власти. Но недолго продержалась тогда в Приморье народная власть. Пришли интервенты — и снова тяжелая и опасная жизнь…
Выползло на поверхность всякое вражье. Пришли и ушли белочехи. На короткое время власть народного собрания — и снова белогвардейщина. Черные дни правления братьев Меркуловых, и теперь впереди маячит фигура диктатора Дитерихса. Товарищ Андрей в партийном подполье заслужил славу мастера трудных дел. Он отличался неутомимостью и каким-то особым чутьем, прекрасно ориентировался в меняющейся обстановке. Он доставал деньги, оружие, выходил на рискованные встречи с нужными людьми — и всегда удачно…
Скрипнула дверь в прихожей. Товарищ Андрей прислушался. В комнату осторожно вошел Руденко.
— Здравствуй, здравствуй, Василий! — поднялся ему навстречу подпольщик и, не подавая руки, неожиданно спросил: — Послушай, у тебя дети есть?
— Мальчонка, в Спасске с матерью живет, — удивился Руденко.
— Ну, тогда ничего, давай руку. А то у меня младшенькая корью хворает. Боялся, твоих не заразить бы. Не знаешь, у нас рыбки продаются где-нибудь?
— Рыбки? На базаре какие хочешь. У нас с собой две корзины еще живых…
— Золотые рыбки, игрушечные.
— А-а, понятно. В магазинах на Светланке раньше продавали, теперь не знаю.
Вскоре дверь снова приоткрылась, вошел представитель союза грузчиков Павел Федорович Кондрашев.
— Прости великодушно, товарищ Андрей, запоздал, — сказал он, вытирая лоб синим полотняным платком.
Товарищ Андрей посмотрел на приглашенных, поправил шелковый поясок с кистями на русской рубахе, пригладил на стороны чуть седеющие волосы, тронул маленькие усики.
— Итак, начнем… Тебе, Павел, удалось проверить, куда направляется «Синий тюлень»? — обратился он к Кондрашеву.
— Да. Туда. В Императорскую. Беляки ярятся на партизан за убитых офицеров.
— Большой отряд пойдет на пароходе?
— Около шестидесяти человек, — не сразу ответил Кондрашев. — Солдаты из батальона особого назначения. Сибиряки.
— Не понимаю, — словно про себя сказал товарищ Андрей, — на что они надеются? Партизаны сидеть на месте не будут, уйдут в лес. Вряд ли там их достанут солдаты — они никогда не отважатся рыскать по тайге. А больше в этой гавани карателям нечего делать. Ты уверен, что именно туда направляется отряд?
— Вполне.
Кондрашев имел основание отвечать на вопросы твердо. Лишь накануне он долго разговаривал с унтер-офицером Тропаревым. Откровенная беседа состоялась в ресторане «Поплавок» после двух бутылок холодной, со льда, водки. Представитель союза грузчиков исподволь, терпеливо выпытывал, куда и зачем идут солдаты на «Синем тюлене». Ответ был один: в Императорскую, на расправу с партизанами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Руководству большевистской партии приходилось скрываться. Принимались самые строгие меры конспирации. Всем еще помнился прошлогодний провал. Подпольщики готовили восстание в каппелевских частях. Дело шло неплохо, но в октябре события неожиданно обернулись катастрофически: контрразведка арестовала члена областного бюро Дарелло. Он предал партию. В городе начались повальные аресты и расстрелы. Контрразведчики с фотокарточками активистов бегали по улицам, врывались в дома. Большинство тех, кого они уводили, уже не возвращались обратно.
Начались аресты и в воинских частях. Восстание не удалось. Это были, пожалуй, самые суровые месяцы. Партийный актив ушел в партизанские отряды. По указанию Дальбюро ЦК партии во Владивостоке осталась лишь небольшая группа, работавшая в глухом подполье.
Да, прошлогодние события — тяжелый удар. Долго пришлось партийной организации залечивать раны, собирать силы после предательства Дарелло.
Зато полковник Курасов доволен. Он был главным закулисным режиссером погромов…
Приятели подходили к цели. Улица тянулась берегом. С одной стороны — дома, с другой — крутые обрывы к морю.
* * *
Представитель партийного центра товарищ Андрей давно сидел в маленькой комнате задумавшись, подперев голову руками. Иногда бывает так: будто все ясно, а сомнения гложут. И чем больше думаешь, тем сомнительнее и невероятнее кажется дело. Так и сейчас. Что может быть проще: в Императорской гавани партизаны убили офицера, и каппелевцы направляют туда карательный отряд. Не раз приходилось товарищу Андрею быть свидетелем подобных вещей… Но, с другой стороны, Императорская гавань была отдаленным пунктом в Приморье и не играла заметной роли в стратегических замыслах белоповстанцев. Имело ли смысл направлять туда дорогостоящую экспедицию? Искать там, в неоглядной тайге, партизан все равно что ловить блоху на брюхе живого медведя.
Чутье подпольщика подсказывало, что здесь нужно искать особую подкладку. А может, Императорская гавань — это для отвода глаз; вдруг они задумали высадить карателей в ином месте, в тылу у другого партизанского отряда, захватить его врасплох? Все это тревожило товарища Андрея. Он еще раз перебрал все «за» и «против». Он не забывал, что по «ту сторону баррикад» умный, напористый враг, не брезговавший никакими средствами, — полковник Курасов. Он известен подпольщикам.
А товарища Андрея знали в контрразведке: у полковника была его фотография. Подпольщик выглядел на ней старше своих лет: небольшая бородка клинышком и очки. Волосы острижены бобриком. Но то на фотографии. Теперь у него ни бороды, ни очков. И прическа совсем другая — на пробор. Товарищ Андрей уже привык приглаживать волосы. Он улыбнулся: маленькая хитрость с фотографией преобразила его. Иногда хотелось ему увидеть полковника Курасова. Какой он на вид? Он мысленно представлял высокого, худощавого офицера, с большим лбом, блондина и почему-то в пенсне. «Проиграешь, полковник, — сказал про себя товарищ Андрей. — Все равно проиграешь — против народа воевать трудно и бесполезно».
Неожиданно мысли товарища Андрея приняли другой оборот. Он вспомнил младшенькую дочку Олечку. Ей недавно сравнялось два года. Заболела корью, бедняжка, лежит с высокой температурой. Олечка все просила принести ей золотую рыбку. Он видел большие карие глаза девочки, слышал слабый голосок: «Хочу золотую рыбку, папочка». Товарищу Андрею везло на дочерей. Олечка была пятая: три черные головки и две золотые. Девочки по очереди переносили разные болезни. Забота о докторах и лекарствах не оставляла его все эти годы. Вспомнилась и своя молодость. Служба машинистом на кораблях Сибирской флотилии. Восстание матросов и солдат в 1906 году; он в нем участвовал. Пять лет каторжной тюрьмы. Вернувшись во Владивосток, работал в железнодорожных мастерских на Первой речке. В 1917 году вступил в партию большевиков, участвовал в установлении Советской власти. Но недолго продержалась тогда в Приморье народная власть. Пришли интервенты — и снова тяжелая и опасная жизнь…
Выползло на поверхность всякое вражье. Пришли и ушли белочехи. На короткое время власть народного собрания — и снова белогвардейщина. Черные дни правления братьев Меркуловых, и теперь впереди маячит фигура диктатора Дитерихса. Товарищ Андрей в партийном подполье заслужил славу мастера трудных дел. Он отличался неутомимостью и каким-то особым чутьем, прекрасно ориентировался в меняющейся обстановке. Он доставал деньги, оружие, выходил на рискованные встречи с нужными людьми — и всегда удачно…
Скрипнула дверь в прихожей. Товарищ Андрей прислушался. В комнату осторожно вошел Руденко.
— Здравствуй, здравствуй, Василий! — поднялся ему навстречу подпольщик и, не подавая руки, неожиданно спросил: — Послушай, у тебя дети есть?
— Мальчонка, в Спасске с матерью живет, — удивился Руденко.
— Ну, тогда ничего, давай руку. А то у меня младшенькая корью хворает. Боялся, твоих не заразить бы. Не знаешь, у нас рыбки продаются где-нибудь?
— Рыбки? На базаре какие хочешь. У нас с собой две корзины еще живых…
— Золотые рыбки, игрушечные.
— А-а, понятно. В магазинах на Светланке раньше продавали, теперь не знаю.
Вскоре дверь снова приоткрылась, вошел представитель союза грузчиков Павел Федорович Кондрашев.
— Прости великодушно, товарищ Андрей, запоздал, — сказал он, вытирая лоб синим полотняным платком.
Товарищ Андрей посмотрел на приглашенных, поправил шелковый поясок с кистями на русской рубахе, пригладил на стороны чуть седеющие волосы, тронул маленькие усики.
— Итак, начнем… Тебе, Павел, удалось проверить, куда направляется «Синий тюлень»? — обратился он к Кондрашеву.
— Да. Туда. В Императорскую. Беляки ярятся на партизан за убитых офицеров.
— Большой отряд пойдет на пароходе?
— Около шестидесяти человек, — не сразу ответил Кондрашев. — Солдаты из батальона особого назначения. Сибиряки.
— Не понимаю, — словно про себя сказал товарищ Андрей, — на что они надеются? Партизаны сидеть на месте не будут, уйдут в лес. Вряд ли там их достанут солдаты — они никогда не отважатся рыскать по тайге. А больше в этой гавани карателям нечего делать. Ты уверен, что именно туда направляется отряд?
— Вполне.
Кондрашев имел основание отвечать на вопросы твердо. Лишь накануне он долго разговаривал с унтер-офицером Тропаревым. Откровенная беседа состоялась в ресторане «Поплавок» после двух бутылок холодной, со льда, водки. Представитель союза грузчиков исподволь, терпеливо выпытывал, куда и зачем идут солдаты на «Синем тюлене». Ответ был один: в Императорскую, на расправу с партизанами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105