— Святые мощи! Какая же ты пленница, если веревки так легко развязать!
— Это символически, — ответила она и широко зевнула, забыв прикрыть свой соблазнительный рот.
Заметив улыбку Селика, она попыталась оттолкнуть его.
— Символ чего? — спросил он, разгибаясь и наблюдая, как она распутывает узлы.
Наверняка, после спанья на земле у нее болело все тело, и он решил, что это вполне достаточное наказание за ее упрямство.
— Моего протеста против твоего варварства.
Она уже совсем проснулась, и ее лицо посуровело.
Он вопросительно поднял брови и обхватил себя руками. Даже его закаленное тело начинало чувствовать холод.
— Какого варварства?
— У тебя пленники, — прошипела она. — Как ты мог? Я ненавижу насилие, но понимаю, что иногда оно необходимо для самозащиты. Брать же пленных, когда битва закончилась, нецивилизованно.
— Мне не надо защищать себя, тебя или кого бы то ни было. И ты не понимаешь цивилизацию, сварливая женщина, если думаешь, будто только скандинавы считают пленных военной добычей. Так во всем мире. Я не знаю страны или народа, которые осуждали бы это.
— А что тебе говорит твое сердце?
Ее вопрос изумил Селика. Ответить на него, вроде бы, было легко, но он никак не мог подобрать слова, чтобы оправдать себя.
Тихий шорох привлек его внимание, и он заметил, что они своим разговором разбудили пленников, которые внимательно к ним прислушивались. Селик с ворчанием нагнулся и поставил женщину на ноги.
Рейн потеряла дар речи от изумления, но прежде чем обрела его вновь, уткнулась лицом ему в шею, потому что он легко и властно поднял ее на руки.
Селик знал, что Рейн думает, будто она слишком большая, чтобы мужчины носили ее на руках, и ему нравилось поддерживать в ней эту уверенность. Он сделал вид, что ему невыносимо тяжело и он едва не падает, и она тотчас перестала сопротивляться.
— Может быть, если ты будешь есть поменьше, ты перестанешь расти.
— Опусти меня! Слышишь?
— Нет. Я нашел для себя хорошее упражнение после целого дня верхом. Как будто несу своего коня.
Она внезапно замолчала, потом тихо спросила:
— Селик, а где твой конь?
Удивленный ее вопросом, он неуверенно ответил:
— Пасется вместе со всеми около пруда. А что?
— Можно мне взглянуть на него? Пожалуйста. Это важно для меня.
Селик пожал плечами. Он не видел в этом ничего плохого. Кроме того, можно заодно искупаться. Походную сумку с мылом и полотенцем он оставил где-то там неподалеку.
Но он не хотел сразу уступить ей.
— А что взамен? Что сделаешь ты для моего удовольствия?
Он почувствовал, как напряглось ее тело.
— У меня ничего нет.
— Да? Неужели? Тогда обещай молчать. Или поклянись, что не убежишь. — Ему пришла в голову мысль, от которой у него зашлось сердце. — Или…
— Или?
— Или поцелуй меня. Но по доброй воле, — прошептал он, вдыхая запах ее волос.
В них еще сохранился аромат «Страсти», который смешался с ее собственным сладким запахом.
— Ага! Вчера я дала тебе не только поцелуй.
— Это не то, ведь ты спала. И, насколько я помню, ты меня не целовала.
По правде говоря, он помнил гораздо больше.
Странно, думал он, я был так близок с ней и не целовал ее. Собственно, если честно, то он ласкал свою умершую жену и поэтому не касался ее губ. А может быть, он знал, кого ласкает, но не мог с этим смириться?
— Один поцелуй? Это все, чего ты хочешь?
Он кивнул, отпуская ее. Они уже были возле пруда.
Она скользнула вниз и встала лицом к нему, совсем рядом, но не касаясь его.
— Потом поговорим?
Он снова молча и едва заметно кивнул, не в состоянии пошевелиться, словно околдованный ее близостью. Наверное, она и вправду колдунья.
Рейн положила руки ему на плечи и приблизила губы к его губам. Он учуял ее сладкое дыхание, прежде чем она закрыла глаза и нежно коснулась его. Она всего-то потерлась своими мягкими губами о его губы, но ему показалось, будто он никогда не испытывал ничего подобного.
Она застонала. Селик весь напрягся, стараясь погасить огонь в крови.
Всего лишь поцелуй.
— Селик, — просительно прошептала она, гладя его плечи.
Потом она прижалась к нему и замерла. Они стояли лицом к лицу. Мужчина и женщина.
Селик застонал, не в силах больше держать себя в руках.
А она снова коснулась губами его губ, потом ее прикосновение стало более требовательным, и вот она уже захватила в нежный плен его нижнюю губу.
Он прерывисто дышал, отдаваясь во власть страсти, и она, поняв, что все можно, просунула кончик языка между его губами. Он не ожидал от нее такой напористости. Даже не мечтал об этом!
И она говорила, что не получит удовольствия от соединения с ним! Что же будет, когда она по-настоящему воспламенится?
Селику надоело изображать бесчувственный столб. Хватит игрушек! Он обнял ее и крепко прижал к себе, решив, что пора брать власть в свои руки.
Взяв ее лицо в ладони, он вглядывался в него при свете луны и радовался, видя полузакрытые в истоме глаза и полуоткрытые в ожидании влажные губы. С нежностью он провел пальцем по ее губам, потом то же самое сделал кончиком языка.
Она подалась к нему, и сердце замерло у него в груди. Он поцеловал ее со всей страстью, потом отпустил ее, потом опять приник к ней. Он сливался с ней в страстном поцелуе и опять отпускал ее, не в силах отпустить совсем.
Страстное желание подчинило его себе, и не в силах больше терпеть, он раздвинул языком ее губы. Теперь она не отпускала его, и он забыл обо всем на свете, кроме прижимавшейся к нему женщины.
Внутренний голос твердил Селику, что они слишком спешат. Удивительное сладостное томление, какого он не испытывал уже много лет, может быть, никогда не испытывал, ничем хорошим не кончится, если он не остудит немного их пыл.
Он неохотно отодвинулся от нее.
— Рейн, так мы оба сгорим. Давай немного помедленнее, и тогда мы получим больше удовольствия.
Она попыталась было протестовать, но он крепко держал ее.
— Нет-нет, сладкая, я хочу любить тебя всю ночь, а так все кончится в одно мгновение, если ты не перестанешь мучить меня.
— Я? Мучаю тебя? Да я сама как в огне, — простонала она.
Селик испугался, что не выдержит. Положив руки ей на плечи, он держал ее на расстоянии и тяжело вздыхал, видя ее затуманенные глаза и припухшие от поцелуев губы, от его поцелуев, с радостью думал Селик. Святой Тор!
Он заставил себя нагнуться за сумкой и подтолкнул Рейн поближе к воде. Прежде чем она разгадала его намерения, он, отбросив сумку, подхватил ее на руки, вошел в ледяную воду и, все так же держа ее на руках, сел на дно.
Она пронзительно вскрикнула. Но он крепко прижал ее к себе.
— Сиди, сиди, дорогая. Нам надо охладить свою кровь для долгой ночи. И, потом, от меня воняет, как от Яростного, а я вовсе не хочу вонять.
— Селик, мне холодно.
— Ш-ш-ш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93