Что касается сэра Уильяма, занятого археологией или политикой, то он ничего не видел, ничего не слышал, вел политическую переписку с Лондоном или классифицировал свои геологические образцы.
Если бы нас обвинили в том, что мы преувеличиваем супружескую слепоту достойного посла, мы бы предложили нашему оппоненту обратить внимание на письмо Нельсона, датированное 12 марта 1799 года и обращенное к сэру Спенсеру Смиту; оно имеется в собрании писем и донесений, опубликованных в Лондоне после смерти знаменитого адмирала:
«Милостивый государь,
я бы желал иметь две или три красивые индийские шали, какова бы ни была их цена. Так как я не знаю в Константинополе никого, к кому бы мог обратиться с просьбой совершить для меня такую покупку, я беру на себя смелость просить Вас оказать мне эту услугу. Я заплачу нужную сумму с тысячью благодарностей, будь то в Лондоне ~ или в каком-нибудь другом месте, сразу же, как только мне дадут об этом знать.
Исполнив мою просьбу, Вы еще раз заслужите право на признательность
Нельсона».
Это письмо, как нам кажется, не нуждается в комментариях: оно доказывает, что Эмма Лайонна, выйдя замуж за сэра Уильяма, не совсем забыла привычки своего старого ремесла.
Что касается королевы, она никогда не играла в карты или, по крайней мере, играла без воодушевления и без удовольствия. Странное дело, но этой страстной женщиной не владел азарт карточной игры. В трауре по маленькому принцу Альберто, столь рано ушедшему и еще быстрее забытому, она сидела с юными принцессами, так же как она, облаченными в траур, в глубине салона и занималась каким-нибудь рукоделием. Три раза в неделю принц Калабрийский приходил со своей молодой женой во время карточной игры нанести визит королю. Ни он, ни принцесса Клементина не играли. Клементина садилась подле королевы, своей свекрови, и юных принцесс, своих золовок, и рисовала или вышивала вместе с ними.
Герцог Калабрийский переходил от одной группы собравшихся к другой и вмешивался в любой разговор с тем легким, поверхностным красноречием, которое в глазах невежд слывет за ученость.
Посторонний, войдя в салон и не зная, с кем имеет дело, никогда бы не догадался, что этот мужчина, так весело играющий в реверси, эта женщина, с таким невозмутимым видом вышивающая спинку для кресла, и, наконец, этот молодой человек, с улыбкой приветствующий всех, не кто иные, как король, королева и наследный принц, которые лишились королевства и всего лишь несколько дней назад ступили на землю изгнания.
Только лицо принцессы Клементины носило следы глубокой печали, но здесь чувствовалась противоположная крайность: эта печаль была глубже, неутешнее той, что может вызвать потеря трона; было понятно, что бедная эрцгерцогиня потеряла свое счастье, без надежды вновь обрести его.
CV. НОВОСТИ
Хотя король проявил меньше заботы, чтобы составить кабинет министров, чем партию в реверси, тем не менее через два-три дня установилось нечто напоминающее Государственный совет. Фердинанд возвратил Ариоле, которого лишил было своей милости, звание военного министра, ибо очень скоро понял, что изменниками были те, кто советовал ему начать войну, а не те, кто его отговаривал от этого. Он назначил маркиза Чирчелло министром внутренних дел, а князя Кастельчикалу, которого нужно было вознаградить за потерю места посланника в Лондоне и члена Государственной джунты в Неаполе, — министром иностранных дел.
Первым, кто привез в Палермо известия из Неаполя, был королевский наместник, князь Пиньятелли. Как уже известно читателю, он сбежал в тот вечер, когда ему предложили передать государственную казну муниципалитету, а свою власть — выборным представителям, и он попросил двенадцать часов на размышление.
Теперь же Пиньятелли был весьма немилостиво принят королем и особенно королевой. Король велел ему ни в коем случае не вести переговоры с французами и мятежниками, что для него было одно и то же. а он тем не менее заключил перемирие в Спаранизе. Королева приказала ему сжечь Неаполь, покидая его, и перерезать всех, начиная от нотариусов и выше, а он не сжег даже самого маленького дворца и не уничтожил ни одного захудалого патриота.
За это князь был изгнан в Кальтаниссетту.
Постепенно разными путями пришли вести о возмущении лаццарони против Макка и о покровительстве, найденном им в палатке французского главнокомандующего, о назначении Молитерно народным генералом, а Роккаромана его заместителем и, наконец, о неуклонном продвижении французов к Неаполю.
Однажды утром, после трех с половиной дней пути на тартане из Кастелламмаре, в Палермо высадился человек, который привез, как он говорил, самые важные новости. Он утверждал, что чудом спасся от якобинцев и, показывая истертые веревками руки, требовал, чтобы его допустили к королю.
Король, настроенный недоверчиво, приказал выяснить, кто он такой. Приезжий отвечал, что его имя Роберто Бранди и что он был комендантом замка Сант'Эльмо.
Рассудив, что такой человек и в самом деле должен принести достоверные сведения, король распорядился его впустить.
Роберто Бранди, допущенный к его величеству, рассказал, что в ночь перед атакой французов на Неаполь в гарнизоне замка Сант'Эльмо вспыхнул страшный бунт. Тогда он, продолжал Бранди, вооружился, взяв в каждую руку по пистолету, но мятежники толпой бросились на него. Он отчаянно сопротивлялся, двумя выстрелами одного убил наповал, другого ранил. Но что мог сделать он один против ста пятидесяти человек? Они повалили его, связали веревками и бросили в камеру, где до того был заточен Николино Караччоло, которого бунтовщики освободили и назначили на его место комендантом крепости. Он оставался запертым в этой камере еще трое суток, добавил Бранди, и никто за это время даже не подумал принести ему кружку воды или кусок хлеба. Наконец тюремщик, обязанный ему своей должностью, сжалился над ним: на третий день, пользуясь суматохой битвы, он спустился к пленнику и принес одежду — в ней Бранди удалось скрыться. Поскольку беглец не сразу сумел найти средство передвижения, он вынужден был провести два дня у своего друга, скрывавшего его, и таким образом ему пришлось стать свидетелем прихода французов в Неаполь и измены святого Януария. После провозглашения Партенопейской республики он добрался до Кастелламмаре, где владелец тартаны за золото согласился взять его на борт. Он плыл морем трое суток и прибыл наконец на Сицилию, чтобы принести свою преданность к ногам августейших монархов.
Рассказ был очень трогателен. Поведав о своих злоключениях королю, Роберто Бранди пересказал их снова королеве; она, в противоположность мужу, высоко ценила преданность и прежде всего распорядилась отсчитать жертве Николино Караччоло и якобинцев сумму в десять тысяч дукатов, а потом велела назначить его комендантом Палермского дворца с тем же жалованьем, какое он имел в замке Сант'Эльмо, обещав еще больше милостей в будущем, когда после победы монархии она снова вернется в Неаполь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294