Солдаты, сегодня вы увидите это место; оно теперь далеко не так страшно: острые скалы сгладились, время превратило их в отлогие холмы, а кустарник в два-три фута высотой заменил лес, покрывавший некогда всю местность.
Сегодня ночью, думая о вашем спасении, я переоделся крестьянином и сам обследовал этот край. Вы ведь верите мне, правда? Так вот, я говорю вам: там, где римляне были разбиты, мы одержим победу.
Крики «Ура!» и «Да здравствует Сальвато!» раздались со всех сторон. Солдаты, примкнув к ружьям штыки, запели «Марсельезу» и двинулись в путь.
Не доходя четверти льё до фермы, Сальвато дал приказ хранить полную тишину. Дальше дорога делала поворот.
Если только разбойники не выслали вперед дозорных, они не могли предугадать, в каком порядке движется войско Сальвато. Как раз на этом и строил расчет командир. Разбойники хотели захватить французов врасплох — показания часовых, стоявших у дороги, подтверждали, что план противника именно таков.
Офицеры заранее получили распоряжения. Вильнёв с тремя ротами, обойдя сад, залег во рву, по которому Сальвато смог добрых пятьсот шагов беспрепятственно следовать за четырьмя разбойниками, возвращавшимися к себе в лагерь; сам он расположился со своими шестьюдесятью гусарами за фермой; наконец, оставшиеся люди под предводительством майора, старого служаки, на чье хладнокровие можно было положиться, должны были проделать следующий маневр: сделать вид, что попали к разбойникам в засаду, некоторое время сопротивляться, а затем рассыпаться и увлечь врага за собою, создав видимость бегства, и отступать шаг за шагом до тех пор, пока не заманят врага в окружение своих отрядов. Все, что задумал Сальвато, было точно выполнено. После десятиминутной перестрелки, видя, что французы дрогнули, разбойники выскочили из своих укрытий, испуская громкие крики. Якобы испуганные огромным числом нападающих и стремительностью их натиска, французы, расстроив свои ряды, обратились в бегство. Крики и угрозы сопровождались гиканьем. Не сомневаясь, что французов ждет полное поражение, разбойники преследовали их в беспорядке и, не принимая никаких мер предосторожности, высыпали на дорогу. Вильнёв дал им пройти довольно далеко. Потом, вдруг поднявшись и сделав знак своим трем ротам встать, он дал приказ открыть огонь в упор, в результате чего полегло около двухсот человек. Тотчас же, на ходу перезаряжая оружие, люди Вильнёва беглым шагом устремились в тыл разбойникам, чтобы занять только что оставленные ими позиции. В это же время Сальвато и его шестьдесят гусаров, выскочив из-за фермы, бросились разбойникам наперерез и стали рубить саблями направо и налево. Раздался крик «Стой!» — мнимые беглецы повернулись и приняли на штыки мнимых победителей.
То было страшное побоище. Разбойники оказались окруженными и запертыми, как на арене, с одной стороны солдатами Вильнёва, с другой — майора, а в середине Сальвато и его шестьдесят гусаров рубили их и кололи, не давая ни мгновения передышки.
Пятьсот разбойников осталось лежать на поле боя. Те, кто сумел бежать, поднимались на вершину горы под двойным огнем, который производил среди них сильные опустошения. К одиннадцати утра все было кончено: Сальвато и его шестьсот человек (у него насчитывалось трое-четверо убитых и десяток раненых) продолжили беглым шагом свой путь на Неаполь, куда их призывал глухой гул пушек.
LXXXIX. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ
Едва армия Шампионне прошла первые четверть льё по дороге из Маддалони в Аверсу, как впереди показался всадник, несущийся навстречу во весь опор: это был князь Молитерно, бежавший от гнева лаццарони.
Как только лаццарони увидели трехцветное французское знамя над замком Сант'Эльмо, по всему Неаполю разнесся крик «К оружию!» и все, кто от Портичи до Поц-цуоли был в состоянии держать ружье, пику, палку, нож, все, от пятнадцатилетнего ребенка до шестидесятилетнего старика, устремились к городу с криком: «Смерть французам!»
Стотысячное население откликнулось на фанатичный призыв священников и монахов, которые с белым знаменем в одной руке и с распятием в другой молились у дверей храмов и на тумбах перекрестков.
Их страстные проповеди еще сильнее разжигали ненависть лаццарони к французам и якобинцам. Убийство якобинца или француза считалось делом, угодным Богу, каждый убитый лаццарони становился мучеником.
Уже пять или шесть дней это полудикое население, легко впадающее в ярость, упивалось кровью, грабежом и пожарами и дошло до той стадии бешеного исступления, когда человек, превратившись в орудие разрушения, думает только об убийстве, пренебрегая даже инстинктом самосохранения.
Едва до лаццарони дошла весть, что французы продвигаются к Неаполю сразу через Каподикино и Поджореале, где уже были замечены головные отряды двух колонн, тогда как облако пыли свидетельствовало о том, что третья колонна обогнула город, пересекла болота и по виа дель Пасконе подошла к мосту Магдалины, — словно электрический разряд потряс толпу и, подобная вихрю, она ринулась на все угрожаемые высоты.
Колонной французов, следовавшей по дороге из Аверсы, командовал генерал Дюфресс, заменивший Макдональда, который после переговоров с Шампионне, происходивших в Капуа, подал в отставку и теперь, словно взмыленный боевой конь на вынужденном отдыхе, с трепетом прислушивался к звукам трубы и барабана.
Генерал Дюфресс имел в своем распоряжении Этторе Карафу, этого Кориолана Свободы, во имя великой богини объявившего войну деспотизму.
Колонна, шедшая через Каподикино, находилась под начальством Келлермана, имевшего у себя генерала Руска (того, кто на глазах у автора этих строк упал мертвым при осаде Суасона в 1814 году: пушечным ядром ему снесло голову).
Колонна, двигавшаяся через Поджореале, шла под предводительством главнокомандующего, в чьем распоряжении были генералы Дюгем и Монье.
Наконец, та колонна, которая, пройдя болота и виа дель Пасконе, обогнула город, следовала под командованием генерала Матьё Мориса и командира бригады Бруссье.
Итак, колонной, двигавшейся впереди всех, поскольку шла она по лучшей дороге, командовал сам Шампионне. Правый фланг ее примыкал к колонне, шедшей через Ка-подикино под водительством, как мы говорили, Келлермана; слева были болота, где маневрировал Матьё Морис, еще не оправившийся после пули Фра Дьяволо, пробившей ему шею.
Дюгем, бледный от двух ран, но бодрый, возмещая потерю крови воинственным пылом, возглавлял авангард Шампионне. У него был приказ в бою разделываться со всеми, кто встретится на его пути. Дюгем был человеком смелых, отчаянных предприятий: превыше всего он ставил решительность и мужество.
Не доходя четверти льё до Порта Капуана, он встретил толпу лаццарони в пять или шесть тысяч человек;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294