И все это было уничтожено кусочком металла и дохлым кроликом. А перед этим – зловредным кельтским божеством.
Джеффри поднял голову к небу и зажмурился от ярких лучей солнца. Он помотал головой, и талисман Энгуса Ока хлопнул его по груди под самой шеей.
С момента появления в этом Богом забытом месте все инстинкты Джеффри предупреждали его о том, что здесь что-то неладно. Он не обращал внимания на свои подозрения, вернее, подавлял уверенность в том, что столь удивительные приспособления и столь странное поведение окружающих неестественны для крохотной деревушки в каком-то дальнем уголке Англии. Тяжелая тушка кролика, убитого кусочком металла, по размерам не превосходящим оливку, без слов подтвердила то, о чем все время повторяли ему все вокруг. Даже китайцы не могли бы похвастаться столь ужасающим оружием, способным убивать чуть заметным движением женского пальчика.
Незнакомые люди вокруг него говорили ему правду. И сейчас уже не тысяча двести восемьдесят третий год от Рождества Христова.
Они с Арионом каким-то образом пролетели почти на шестьсот лет вперед, в будущее.
Эдуард, король Англии, давно ставший кучкой догнивающих костей, поручил его заботам Энгуса Ока, возвращающего жизнь тем, кто погиб ради любви. Доказав свою готовность умереть ради талисмана, знаменовавшего собой любовь между Деметрой и Джоном Рованвудами, Джеффри кинулся в Первозданную Пропасть. Такой прыжок должен был бы обречь его на вечный полет в никуда, между жизнью и смертью.
И хотя Джеффри дышал, хотя ощущал горячее прикосновение солнечных лучей к своей коже, хотя сердце его сжалось от внезапно нахлынувшей боли, оказалось, что Первозданная Пропасть подтвердила все суеверия. Какая жизнь может теперь быть у такого человека, как он, – у рыцаря, поклявшегося завершить квест, начатый более полутысячи лет тому назад? Какая у него может быть жизнь, когда вся его семья, все друзья, все надежды и мечты исчезли, как уголья, залитые дождем?
Он подвел своего короля. Кельтский талисман, висевший на его шее, вдруг стал невыносимо тяжелым. Перед мысленным взором Джеффри пронеслись терзавшие сердце картины того, какая судьба ждала тех, кто положился на его рыцарские таланты. Он прекрасно мог представить себе, какую нетерпеливую ярость испытывал Эдуард, считавший каждый час до того дня, как Деметра Рованвуд признает его своим сюзереном. И когда известий от нее не придет, Эдуард, конечно же, прикажет казнить ее мужа Джона и направится с войском к замку Рованвуд.
А Дрого Фицболдрик… Джеффри не сомневался в том, что этот негодяй осуществит свою угрозу осадить замок леди Деметры. Удалась ли ему осада? Если да, то предатель использовал нежную даму для утоления своих животных страстей и завоевал сильную крепость на далекой северной границе Англии. И пока Эдуард и Дрого сражались, наступило такое опустошение, от которого вполне могла прерваться царственная линия Плантагенетов, а единая страна непоправимо рассыпаться.
Это была страшная мысль: сама история могла изменить свой ход из-за непредвиденного путешествия Джеффри д'Арбанвиля в будущее.
Лучше бы ему было умереть, нежели испытывать эту нестерпимую боль при мысли о том, что все знакомое и любимое исчезло с лица земли. Лучше было умереть, чем признаться, что не исполнил рыцарского долга, несмотря на то что пошел ради этого на самую серьезную жертву. Будь он мертв, ему не надо было бы страдать от подозрения во взгляде Джульетты, не замечать насмешек, сменивших восхищение, которое он когда-то принимал как должное.
Будь он мертв, он горел бы в вечном огне ада благодаря длившемуся много столетий полету, подаренному ему языческим богом.
Кровь Господня, он оказался в безнадежном положении! И что теперь? Попросить Джульетту, чтобы она послала одну из своих свинцовых пуль в его шестисотлетнюю голову?
Череп кролика, расколовшийся, словно брошенная дыня, намекал на сладкое забвение, которое он получит в этом случае. В глубине тела Джеффри зародилась дрожь, и он постарался ее подавить, с такой силой выдохнув из легких воздух, что коричневато-серая шерстка на холодеющем тельце взъерошилась, а длинные ушки затрепетали поддельной жизнью. Револьвер избавил кролика от его земных горестей, но странному оружию не изменить того факта, что Джеффри держал в руках именно кролика.
Пусть ему уже больше шестисот лет, но он все равно остается рыцарем. Поддаваться отчаянию из-за того, что, похоже, попал в на редкость серьезную переделку, было не в характере Джеффри д'Арбанвиля. Ни один настоящий рыцарь не поставит себя даже под какую-то там пулю, пока не закончит своего квеста. Можно представить себе презрение Господа, если Джеффри осмелится предстать перед Создателем с разнесенным на куски черепом и попробует переложить вину за свои земные неудачи на языческий талисман.
Ему необходимо найти дорогу обратно. Вот и все. Чтобы попасть сюда, он прыгнул в пропасть. Рыцарская логика подсказывала, что ему надо найти дно этой пропасти – горную цепь – и взобраться обратно наверх.
Горы. Ему необходимо найти в этом безнадежно плоском месте поднимающиеся к самому небу горы.
– Ха! – произнес он ругательство тысяча восемьсот пятьдесят девятого года и вскочил на ноги, потянувшись за кинжалом, чтобы выпотрошить этого кролика тысяча восемьсот пятьдесят девятого года, столь ловко доставленного ему пистолетом тысяча восемьсот пятьдесят девятого года. – Ха! Ха! Ха!!!
– Джеффри? Вас что-то насмешило? Мне тоже надо смеяться?
Джульетта приближалась к нему робко, словно юная олениха. Да, ей следовало испытывать робость.
– Если вы сейчас начнете надо мной смеяться, я не поручусь за вашу безопасность, – предостерег ее Джеффри, все еще не свыкшийся со своим положением.
– Вы не причините мне вреда! – воскликнула она, а в следующую секунду лазурные глаза Джульетты затуманило недоумение, словно ее изумили собственные слова.
Она сказала правду: Джеффри скорее отсек бы себе кисти рук, чем причинил ей хотя бы мимолетную боль. А вот ему было больно: его мучила невыразимая боль, которую не смог бы разделить с ним никто на этой земле тысяча восемьсот пятьдесят девятого года. Очень жаль, что он запачкал пальцы кровью кролика, иначе он привлек бы Джульетту к себе и зарылся лицом в ее пахнущие солнцем волосы, наслаждаясь ощущением нежного женского тела, прижавшегося к его крепкому торсу. Какие силы дало бы ему прикосновение к живому, дышащему существу! Смятенные мысли Джеффри успокоились бы, и тогда можно было бы придумать план действий и все уладить.
Но если он обнимет Джульетту, это не поможет ему успокоиться. Скорее в нем поднимется целый рой совершенно неподобающих желаний и чувств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96