Но в действительности, насколько я осведомлен, это не совсем так.
— Здесь пахотной земли на всех хватит, — усмехнулся Костромитинов. — И не туземцам же за нами следить. Из Монтерея же чиновники редко бывают. У них есть дела поважнее, чем контролировать, как ведут себя в Калифорнии русские колонисты.
— Нет уж, — возразил Врангель — не согласен. Они о нас помнят.
Говорить Костромитинову о содержании письма, полученного от губернатора Хосе Фигероа, он счел излишним: не купеческие это заботы. Но с ответным посланием тянуть не стоило, и, не откладывая в долгий ящик, Врангель направил депешу в Монтерей на имя Фигероа, составленную в самом осторожном, дипломатическом тоне, выразив надежду, что «дружественные сношения кои между Российско-Американскими колониями и Верхней Калифорнией существуют, к обоюдным пользам утверждаться и расширяться будут».
Что же касалось до вопроса о признании Россией независимости Мексиканской Республики, то это, тонко дал понять Врангель, не его компетенция. От себя же может добавить, что польские события и война с Турцией отклонили на некоторое время внимание санкт-петербургского кабинета от республик Южной Америки.
Для начала хватит и этого, а позже, если переписка продолжится, можно затронуть в ней и вопросы, более актуальные для калифорнийской колонии России.
В последующие дни Врангель в сопровождении Костромитинова совершил несколько поездок по окрестностям, в те районы, где были заложены новые зерновые плантации. Он наслаждался великолепной солнечной погодой и щедрой природой Калифорнии: дубовые и сосновые рощи, величественные секвойи сменялись тучными пастбищами с множеством луговых цветов.
Баронессе и малышу Вилли тоже полюбились эти места. Малыш даже пытался с помощью мамы отловить сачком во время прогулок стрекоз, кузнечиков и бабочек, гонялся за собиравшими нектар пчелками. С целью обезопасить такие прогулки Елизавету Васильевну с сыном опекали, по указанию Врангеля, на лошадях два вооруженных служащих из персонала крепости.
Предосторожности не были излишними. По словам Костромитинова, с прошлого года, когда индейцы, содержавшиеся в миссии Сан-Рафаэль в районе залива Сан-Франциско, восстали против своих хозяев и устроили в миссии погром, осмелели и местные индейцы, работавшие при Россе, и уже вынашивают планы нападения на все миссии по северному побережью залива. Грозятся свести счеты и с русскими.
— За что же сводить им счеты? — сурово спросил Врангель. — Или обхождение с ними неласковое?
— Да уж поласковее, чем у гишпанцев, — уверил Костромитинов. — А вся штука в том, что они нашу кротость и незлобивость к ним за проявление слабости и трусости принимают. Такая вот у них испорченная жестокостями натура.
Но в Россе далеко не все в отношениях с туземцами обстояло гладко. Случалось, индейцы пропадали с полей, на которых работали, и более в селение не возвращались. Однажды Врангель в отсутствие Костромитинова, уехавшего по делам в порт Румянцева, стал свидетелем картины, возмутившей его до глубины души. В селение пригнали, как скот, партию связанных индейцев с женами и детьми под охраной нескольких конных промышленников. В партии насчитывалось более семидесяти человек. Выйдя из дома, он резко спросил, откуда пригнаны эти люди и кто о том распорядился.
— Пришлось, ваше благородие, на стойбище их отловить, у кряжа гор. Распоряжение о поимке отдал Петр Степанович, потому как самая страдная пора наступает, а работников мало, — с сознанием выполненного долга ответил загорелый, средних лет старший «отловочной партии», из старожилов Росса.
По возвращении Костромитинова Врангель прочел ему суровую проповедь о пагубных последствиях, к коим неизбежно приведут подобные насильственные действия.
— Это таково-то ваше «ласковое» обращение с туземцами? — негодующе говорил Врангель. — И надеетесь, что после этого они друзей и покровителей будут в нас видеть? Да чем же мы в их глазах лучше притесняющих те же племена католических миссионеров? Не пора ли, задумаются, и против русских бунтовать?
— Работники нам нужны, а добровольно не идут, — хмуро оправдывался Костромитинов.
— Силой многого не добьетесь, лишь озлобите диких. Надо менять систему оплаты труда, вводить иные поощрения. Особливо для сезонных рабочих. Кормить нормально. Не только похлебку жидкую, но и мясную пищу давать. И соответствующие мои распоряжения, дабы не запамятовать, вы получите в письменной форме.
— Дороговато это нам, Фердинанд Петрович, обойдется, — высказал сомнение Костромитинов.
— Разорение селения в случае бунта обойдется куда дороже! — поставил точку на неприятном для него разговоре Врангель.
Уже наступил сентябрь, и скоро подойдет шлюп «Уруп» из Сан-Франциско с грузом закупленного зерна. В Россе тоже урожай зерновых собран и даже обмолочен. Не дожидаясь прибытия судна, Врангель намерился вместе с Костромитиновым исследовать долину реки Славянки, чтобы подыскать места, удобные для разбивки в будущем новых плантаций.
Четвертые сутки выехавший из Росса отряд в двадцать человек путешествовал на лошадях по лугам и рощам вдоль течения реки Славянки. В него были включены не только служащие компании, русские и алеуты, но и работавшие при крепости индейские пастухи-бакеры и два переводчика. Из-за жаркого лета река местами пересохла, даже устье ее затянуло песком, и всадники без труда переезжали через водный поток.
В сравнении с суровым, скупым на краски пейзажем окрестностей Ново-Архангельска здешняя природа пленяла истинно южной щедростью всего живого. Тучность пестревших цветами черноземных лугов соперничала с пышностью рощ, в которых преобладали дуб, лавр и земляничное дерево. Иногда встречали пугливо скрывавшихся от опасности диких коз и мохнатых хищников росомах. Ночной лагерь устраивали обычно на лесной поляне, вблизи впадающего в Славянку ручья. Покой расположившихся у костра путников нарушали лишь крики филинов да тоскливый вой изливающих печаль изголодавшихся шакалов. Иногда эти трусливые создания пытались подобраться к свободно пасущимся лошадям, и тогда тишину ночи взрывали резкий окрик охранника и подобный выстрелу звук щелкнувшего кнута. В одной из рощ встретили группу диких индейцев. Врангель, чтобы расположить туземцев к себе, приказал одарить их табаком, сухарями и бисером и попросил проводить в селение, где живут сородичи. Наутро просьба была исполнена. Индейцы пригласили следовать за ними и устремились вперед с таким проворством, что Врангелю с Костромитиновым и сопровождавшими их двумя промышленниками пришлось пустить лошадей вскачь.
Летний лагерь туземцев представлял из себя сплетенные из ивовых и тальниковых прутьев хижины, крытые листвой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— Здесь пахотной земли на всех хватит, — усмехнулся Костромитинов. — И не туземцам же за нами следить. Из Монтерея же чиновники редко бывают. У них есть дела поважнее, чем контролировать, как ведут себя в Калифорнии русские колонисты.
— Нет уж, — возразил Врангель — не согласен. Они о нас помнят.
Говорить Костромитинову о содержании письма, полученного от губернатора Хосе Фигероа, он счел излишним: не купеческие это заботы. Но с ответным посланием тянуть не стоило, и, не откладывая в долгий ящик, Врангель направил депешу в Монтерей на имя Фигероа, составленную в самом осторожном, дипломатическом тоне, выразив надежду, что «дружественные сношения кои между Российско-Американскими колониями и Верхней Калифорнией существуют, к обоюдным пользам утверждаться и расширяться будут».
Что же касалось до вопроса о признании Россией независимости Мексиканской Республики, то это, тонко дал понять Врангель, не его компетенция. От себя же может добавить, что польские события и война с Турцией отклонили на некоторое время внимание санкт-петербургского кабинета от республик Южной Америки.
Для начала хватит и этого, а позже, если переписка продолжится, можно затронуть в ней и вопросы, более актуальные для калифорнийской колонии России.
В последующие дни Врангель в сопровождении Костромитинова совершил несколько поездок по окрестностям, в те районы, где были заложены новые зерновые плантации. Он наслаждался великолепной солнечной погодой и щедрой природой Калифорнии: дубовые и сосновые рощи, величественные секвойи сменялись тучными пастбищами с множеством луговых цветов.
Баронессе и малышу Вилли тоже полюбились эти места. Малыш даже пытался с помощью мамы отловить сачком во время прогулок стрекоз, кузнечиков и бабочек, гонялся за собиравшими нектар пчелками. С целью обезопасить такие прогулки Елизавету Васильевну с сыном опекали, по указанию Врангеля, на лошадях два вооруженных служащих из персонала крепости.
Предосторожности не были излишними. По словам Костромитинова, с прошлого года, когда индейцы, содержавшиеся в миссии Сан-Рафаэль в районе залива Сан-Франциско, восстали против своих хозяев и устроили в миссии погром, осмелели и местные индейцы, работавшие при Россе, и уже вынашивают планы нападения на все миссии по северному побережью залива. Грозятся свести счеты и с русскими.
— За что же сводить им счеты? — сурово спросил Врангель. — Или обхождение с ними неласковое?
— Да уж поласковее, чем у гишпанцев, — уверил Костромитинов. — А вся штука в том, что они нашу кротость и незлобивость к ним за проявление слабости и трусости принимают. Такая вот у них испорченная жестокостями натура.
Но в Россе далеко не все в отношениях с туземцами обстояло гладко. Случалось, индейцы пропадали с полей, на которых работали, и более в селение не возвращались. Однажды Врангель в отсутствие Костромитинова, уехавшего по делам в порт Румянцева, стал свидетелем картины, возмутившей его до глубины души. В селение пригнали, как скот, партию связанных индейцев с женами и детьми под охраной нескольких конных промышленников. В партии насчитывалось более семидесяти человек. Выйдя из дома, он резко спросил, откуда пригнаны эти люди и кто о том распорядился.
— Пришлось, ваше благородие, на стойбище их отловить, у кряжа гор. Распоряжение о поимке отдал Петр Степанович, потому как самая страдная пора наступает, а работников мало, — с сознанием выполненного долга ответил загорелый, средних лет старший «отловочной партии», из старожилов Росса.
По возвращении Костромитинова Врангель прочел ему суровую проповедь о пагубных последствиях, к коим неизбежно приведут подобные насильственные действия.
— Это таково-то ваше «ласковое» обращение с туземцами? — негодующе говорил Врангель. — И надеетесь, что после этого они друзей и покровителей будут в нас видеть? Да чем же мы в их глазах лучше притесняющих те же племена католических миссионеров? Не пора ли, задумаются, и против русских бунтовать?
— Работники нам нужны, а добровольно не идут, — хмуро оправдывался Костромитинов.
— Силой многого не добьетесь, лишь озлобите диких. Надо менять систему оплаты труда, вводить иные поощрения. Особливо для сезонных рабочих. Кормить нормально. Не только похлебку жидкую, но и мясную пищу давать. И соответствующие мои распоряжения, дабы не запамятовать, вы получите в письменной форме.
— Дороговато это нам, Фердинанд Петрович, обойдется, — высказал сомнение Костромитинов.
— Разорение селения в случае бунта обойдется куда дороже! — поставил точку на неприятном для него разговоре Врангель.
Уже наступил сентябрь, и скоро подойдет шлюп «Уруп» из Сан-Франциско с грузом закупленного зерна. В Россе тоже урожай зерновых собран и даже обмолочен. Не дожидаясь прибытия судна, Врангель намерился вместе с Костромитиновым исследовать долину реки Славянки, чтобы подыскать места, удобные для разбивки в будущем новых плантаций.
Четвертые сутки выехавший из Росса отряд в двадцать человек путешествовал на лошадях по лугам и рощам вдоль течения реки Славянки. В него были включены не только служащие компании, русские и алеуты, но и работавшие при крепости индейские пастухи-бакеры и два переводчика. Из-за жаркого лета река местами пересохла, даже устье ее затянуло песком, и всадники без труда переезжали через водный поток.
В сравнении с суровым, скупым на краски пейзажем окрестностей Ново-Архангельска здешняя природа пленяла истинно южной щедростью всего живого. Тучность пестревших цветами черноземных лугов соперничала с пышностью рощ, в которых преобладали дуб, лавр и земляничное дерево. Иногда встречали пугливо скрывавшихся от опасности диких коз и мохнатых хищников росомах. Ночной лагерь устраивали обычно на лесной поляне, вблизи впадающего в Славянку ручья. Покой расположившихся у костра путников нарушали лишь крики филинов да тоскливый вой изливающих печаль изголодавшихся шакалов. Иногда эти трусливые создания пытались подобраться к свободно пасущимся лошадям, и тогда тишину ночи взрывали резкий окрик охранника и подобный выстрелу звук щелкнувшего кнута. В одной из рощ встретили группу диких индейцев. Врангель, чтобы расположить туземцев к себе, приказал одарить их табаком, сухарями и бисером и попросил проводить в селение, где живут сородичи. Наутро просьба была исполнена. Индейцы пригласили следовать за ними и устремились вперед с таким проворством, что Врангелю с Костромитиновым и сопровождавшими их двумя промышленниками пришлось пустить лошадей вскачь.
Летний лагерь туземцев представлял из себя сплетенные из ивовых и тальниковых прутьев хижины, крытые листвой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119