.. Пущина взяли, будто бы, по связям с одним из главных заговорщиков — Рылеевым. Я прекрасно знаю обоих. Это благороднейшие люди, они никому не могли желать зла. Но их могла воодушевить идея социальной справедливости. Были, без сомнения, серьезные мотивы, почему они пошли на это.
— Ты, что же, оправдываешь их? — холодно спросил Врангель.
— Да, — с вызовом крикнул Матюшкин, — я их оправдываю и защищаю! Значит, они видели гниль там, где мы ее проглядели. Убежден, мои друзья не могли быть причастны к неправому делу.
— Покушение на самодержавие — это считаешь ты правым делом? — стараясь сохранить самообладание, сурово спросил Врангель и уже совершенно официальным тоном добавил: — Чем вести политические беседы, лучше займитесь, лейтенант Матюшкин, тем делом, которое вам поручено. Ваша команда слишком медленно заготовляет дрова. Надо бы поторопиться.
Круто повернувшись, Врангель пошел в свою каюту. Он еще не сознавал, что в этот момент навсегда потерял верного друга, делившего с ним все тяготы четырехлетнего северного странствия.
Череда канувших в Лету картин теснилась в памяти Врангеля, пока бриг приближался при попутном ветре к берегам Сандвичевых островов. В их прежнем походе капитан Головнин сначала привел шлюп к самому крупному острову архипелага — Гавайи, чтобы повидаться там с местным властителем, королем Камеамеа. Но прежде чем они увиделись с королем, кое-что интересное о Камеамеа рассказал его министр иностранных дел, невысокий португалец Элиот де Кастро.
Элиот свозил капитана Головнина и группу офицеров шлюпа на место гибели Джеймса Кука, и Врангель, стоя на берегу, где был убит прославленный мореплаватель, не удержался от соблазна подобрать с земли отполированный волнами голыш на память о случившейся здесь трагедии. То же сделали, по его примеру, и другие офицеры. Элиот, глядя на них, с улыбкой заметил, что и он когда-то подобрал здесь такой же сувенир, но в присутствии показавшего ему это место Камеамеа. Португалец живо повествовал: «Зачем вы взяли этот камень? — строго спросил меня Камеамеа. — Что собираетесь сделать с ним?» Мой ответ, что я хочу послать его друзьям в Англию, буквально разъярил короля. Камеамеа, а он очень силен и грозен, вырвал драгоценную реликвию из моих рук и, кинув в море, прочел мне гневную проповедь: «Ты хочешь напомнить этой посылкой, какие мы плохие люди, что убили их соотечественника, знаменитого капитана? Но этот прискорбный случай лучше забыть: добрые люди не должны вспоминать былые раздоры».
Элиот де Кастро рассказывал тогда и другие истории, свидетельствующие о мудрости и оригинальном складе ума Камеамеа, о том, как остроумно ответил король капитану Ванкуверу, когда посетивший остров англичанин пытался убедить его в превосходстве христианской веры над языческой. «Вообразите, господа, — восторг сиял в глазах Элиота де Кастро, — выслушав поучения Ванкувера, король велел позвать своего верховного жреца, а потом повел всю группу на край высокого утеса и предложил Ванкуверу броситься вместе со жрецом вниз. Это было бы, конечно, чистое самоубийство, но король сказал: „Если ваш бог действительно велик и всемогущ, он спасет вас“. Но Ванкувер, не испытывая судьбу, от опасного эксперимента отказался».
Этими рассказами Элиот изрядно подогрел интерес русских моряков к Камеамеа. Не без щегольства одетый, уже преклонного возраста, король принимал гостей в своей по-европейски обставленной деревянной хижине и во время аудиенции вдруг ошарашил Головнина вопросом, не привезли ли русские моряки ему медных болтов, потребных островитянам для постройки собственных судов. Увы, болтов на «Камчатке» не оказалось, о чем сообщил изрядно смущенный неожиданной просьбой Головнин. «В следующий раз непременно привезите болты», посоветовал Камеамеа.
При всей его мудрости, во владыке Сандвичевых островов проявлялась непосредственность большого наивного ребенка. В наряде русских посетителей ему более всего понравилась шляпа с ремешками, и король тут же выпросил ремешки и для своей шляпы, а потом попросил капитана Головнина подарить ему большие, отличной кожи, английские башмаки, в которых капитан съехал на берег. Пришлось Головнину уступить любимые башмаки.
Во время же короткой прогулки вместе с русскими офицерами по острову Камеамеа обратил свое высочайшее внимание на клетчатый платок, которым небрежно обмахивался мичман Врангель, попросил его и, осмотрев, уже хотел сунуть в карман своих панталон, но тут вмешался Элиот де Кастро и, переговорив с королем на его языке, должно быть, убедил, что на такую безделицу и покушаться не стоит. Хмуро выслушав министра, Камеамеа вытащил платок и с недовольным видом протянул его мичману.
В памяти остался не только колоритный король Камеамеа, многое: визит на корабль пышнотелых жен короля, яркие мантии из перьев тропических птиц, в которых появлялись вожди острова, темпераментное исполнение сандвичанками чувственно завораживающей хулы, рассказы встреченных на острове английских и американских капитанов купеческих кораблей об успехах Камеамеа в строительстве собственного флота и их хвала королю за благожелательное отношение к заморским торговцам. Тогда же услышали русские моряки удивительную историю о том, как служивший в Российско-Американской компании доктор Шеффер поднял над одним из Сандвичевых островов русский флаг, убедив его владельца присягнуть со всеми жителями на верность России, что вызвало ярость и возмущение не только английских и американских купцов, но и гнев самого Камеамеа.
Теперь же, по словам бывавшего на островах Этолина, многое на Сандвичевых изменилось. Великий Камеамеа, так много сделавший для укрепления Гавайского королевства, умер — в тот же как будто год, когда скончался и Баранов. Его сын и преемник на троне Лиолио не унаследовал мудрости отца, начал бездарно разбазаривать его наследство, совершил поездку в Лондон и, заболев, там же, по слухам, и скончался. Потом на остров прибыли американские миссионеры и понемногу переломили образ жизни сандвичан. Пользуясь влиянием на королеву Каахуману, они сумели подорвать основы языческой веры и не без успеха обращали жителей в христианство.
«Вас многое удивит там, Фердинанд Петрович», — напутствовал Врангеля в Ново-Архангельске Адольф Этолин. Что же, тем интереснее взглянуть на перемены своими глазами.
После смерти Камеамеа остров Гавайи утратил свое значение как резиденция короля. Она переместилась на другой остров, Оаху, в порт Гонолулу. Туда и привел Врангель бриг «Кроткий».
В знакомой гавани стояли около двух дюжин американских торговых кораблей, одно китобойное судно под британским флагом и 24-пушечный военный корвет Соединенных Штатов «Пикок».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— Ты, что же, оправдываешь их? — холодно спросил Врангель.
— Да, — с вызовом крикнул Матюшкин, — я их оправдываю и защищаю! Значит, они видели гниль там, где мы ее проглядели. Убежден, мои друзья не могли быть причастны к неправому делу.
— Покушение на самодержавие — это считаешь ты правым делом? — стараясь сохранить самообладание, сурово спросил Врангель и уже совершенно официальным тоном добавил: — Чем вести политические беседы, лучше займитесь, лейтенант Матюшкин, тем делом, которое вам поручено. Ваша команда слишком медленно заготовляет дрова. Надо бы поторопиться.
Круто повернувшись, Врангель пошел в свою каюту. Он еще не сознавал, что в этот момент навсегда потерял верного друга, делившего с ним все тяготы четырехлетнего северного странствия.
Череда канувших в Лету картин теснилась в памяти Врангеля, пока бриг приближался при попутном ветре к берегам Сандвичевых островов. В их прежнем походе капитан Головнин сначала привел шлюп к самому крупному острову архипелага — Гавайи, чтобы повидаться там с местным властителем, королем Камеамеа. Но прежде чем они увиделись с королем, кое-что интересное о Камеамеа рассказал его министр иностранных дел, невысокий португалец Элиот де Кастро.
Элиот свозил капитана Головнина и группу офицеров шлюпа на место гибели Джеймса Кука, и Врангель, стоя на берегу, где был убит прославленный мореплаватель, не удержался от соблазна подобрать с земли отполированный волнами голыш на память о случившейся здесь трагедии. То же сделали, по его примеру, и другие офицеры. Элиот, глядя на них, с улыбкой заметил, что и он когда-то подобрал здесь такой же сувенир, но в присутствии показавшего ему это место Камеамеа. Португалец живо повествовал: «Зачем вы взяли этот камень? — строго спросил меня Камеамеа. — Что собираетесь сделать с ним?» Мой ответ, что я хочу послать его друзьям в Англию, буквально разъярил короля. Камеамеа, а он очень силен и грозен, вырвал драгоценную реликвию из моих рук и, кинув в море, прочел мне гневную проповедь: «Ты хочешь напомнить этой посылкой, какие мы плохие люди, что убили их соотечественника, знаменитого капитана? Но этот прискорбный случай лучше забыть: добрые люди не должны вспоминать былые раздоры».
Элиот де Кастро рассказывал тогда и другие истории, свидетельствующие о мудрости и оригинальном складе ума Камеамеа, о том, как остроумно ответил король капитану Ванкуверу, когда посетивший остров англичанин пытался убедить его в превосходстве христианской веры над языческой. «Вообразите, господа, — восторг сиял в глазах Элиота де Кастро, — выслушав поучения Ванкувера, король велел позвать своего верховного жреца, а потом повел всю группу на край высокого утеса и предложил Ванкуверу броситься вместе со жрецом вниз. Это было бы, конечно, чистое самоубийство, но король сказал: „Если ваш бог действительно велик и всемогущ, он спасет вас“. Но Ванкувер, не испытывая судьбу, от опасного эксперимента отказался».
Этими рассказами Элиот изрядно подогрел интерес русских моряков к Камеамеа. Не без щегольства одетый, уже преклонного возраста, король принимал гостей в своей по-европейски обставленной деревянной хижине и во время аудиенции вдруг ошарашил Головнина вопросом, не привезли ли русские моряки ему медных болтов, потребных островитянам для постройки собственных судов. Увы, болтов на «Камчатке» не оказалось, о чем сообщил изрядно смущенный неожиданной просьбой Головнин. «В следующий раз непременно привезите болты», посоветовал Камеамеа.
При всей его мудрости, во владыке Сандвичевых островов проявлялась непосредственность большого наивного ребенка. В наряде русских посетителей ему более всего понравилась шляпа с ремешками, и король тут же выпросил ремешки и для своей шляпы, а потом попросил капитана Головнина подарить ему большие, отличной кожи, английские башмаки, в которых капитан съехал на берег. Пришлось Головнину уступить любимые башмаки.
Во время же короткой прогулки вместе с русскими офицерами по острову Камеамеа обратил свое высочайшее внимание на клетчатый платок, которым небрежно обмахивался мичман Врангель, попросил его и, осмотрев, уже хотел сунуть в карман своих панталон, но тут вмешался Элиот де Кастро и, переговорив с королем на его языке, должно быть, убедил, что на такую безделицу и покушаться не стоит. Хмуро выслушав министра, Камеамеа вытащил платок и с недовольным видом протянул его мичману.
В памяти остался не только колоритный король Камеамеа, многое: визит на корабль пышнотелых жен короля, яркие мантии из перьев тропических птиц, в которых появлялись вожди острова, темпераментное исполнение сандвичанками чувственно завораживающей хулы, рассказы встреченных на острове английских и американских капитанов купеческих кораблей об успехах Камеамеа в строительстве собственного флота и их хвала королю за благожелательное отношение к заморским торговцам. Тогда же услышали русские моряки удивительную историю о том, как служивший в Российско-Американской компании доктор Шеффер поднял над одним из Сандвичевых островов русский флаг, убедив его владельца присягнуть со всеми жителями на верность России, что вызвало ярость и возмущение не только английских и американских купцов, но и гнев самого Камеамеа.
Теперь же, по словам бывавшего на островах Этолина, многое на Сандвичевых изменилось. Великий Камеамеа, так много сделавший для укрепления Гавайского королевства, умер — в тот же как будто год, когда скончался и Баранов. Его сын и преемник на троне Лиолио не унаследовал мудрости отца, начал бездарно разбазаривать его наследство, совершил поездку в Лондон и, заболев, там же, по слухам, и скончался. Потом на остров прибыли американские миссионеры и понемногу переломили образ жизни сандвичан. Пользуясь влиянием на королеву Каахуману, они сумели подорвать основы языческой веры и не без успеха обращали жителей в христианство.
«Вас многое удивит там, Фердинанд Петрович», — напутствовал Врангеля в Ново-Архангельске Адольф Этолин. Что же, тем интереснее взглянуть на перемены своими глазами.
После смерти Камеамеа остров Гавайи утратил свое значение как резиденция короля. Она переместилась на другой остров, Оаху, в порт Гонолулу. Туда и привел Врангель бриг «Кроткий».
В знакомой гавани стояли около двух дюжин американских торговых кораблей, одно китобойное судно под британским флагом и 24-пушечный военный корвет Соединенных Штатов «Пикок».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119