Думаю, вам полезно будет встретиться и поговорить с вашим предшественником по исследованиям в тех краях, бывшим верхнеудинским исправником титулярным советником Геденштромом.
Сперанский сделал короткую паузу и голосом холодно-отстраненным заключил:
— К моему глубокому сожалению, сей чиновник оказался причастным к допущенным здесь злоупотреблениям и находится под следствием. Тем не менее я обязал его оказать помощь экспедиции, и советами его пренебрегать не стоит.
Сперанский встал с кресла, заставив подняться и Врангеля.
— С Геденштромом вам лучше связаться через сотрудника моей канцелярии Гаврилу Степановича Батенькова. Они, кажется, в довольно близких отношениях. И отдохните, барон, с дороги, — чисто выбритое лицо Сперанского тронула легкая светская улыбка. — У вас несколько утомленный вид.
Прощальное пожатие руки генерал-губернатора было, как и при встрече, безжизненно-вялым.
Задержавшийся по пути в Томске Федор Матюшкин прибыл через несколько дней. Через Кутыгина Врангель заблаговременно подыскал для него наемную квартиру, но Федор с веселой улыбкой сказал, что уже превосходно устроился и, между прочим, не без помощи местных полицейских.
— Представь, Фердинанд, — блестя темными живыми глазами, рассказывал Матюшкин, — въезжаю на извозчике в город, стучусь в первый приличный дом: «Нельзя ли у вас остановиться?» Отвечают — увы, нет, на постой не берем. Едем дальше, стучусь во второй дом, в третий, и везде вежливый отказ. В сердцах приказываю кучеру: «Вези меня в полицию!» — «Как, ваше благородие?» «Да вот так, пора и отдохнуть». Привез, а там сидят в мундирах такие плутовские рожи, один другого краше. Спрашивают: «Чего угодно-с?» — «Да я, господа, просто хочу у вас отдохнуть». Опешили, переглядываются, понять, естественно, ничего не могут, бормочут в том духе, что, мол, все камеры заняты. «Да поймите, мил государь, я ничего не натворил, но с дороги, от Петербурга, устал как собака. Мне бы комнатку в приличном доме». Опомнились: «Извольте-с. Тотчас. Вот рядом, превосходная семья, мы вас устроим». Проводили, познакомили. Там действительно милые люди, под окном цветник, и какие ароматы!
Федора Матюшкина, как и другого своего спутника по плаванию на «Камчатке» штурмана Прокопия Кузьмина, Врангель сам попросил включить в состав его отряда. Капитан Головнин поддержал это предложение.
Склонный к самоанализу и критической оценке окружающих, Врангель сознавал, что в отличие от него Матюшкин из тех людей, у кого чувство главенствует над рассудком, а действие — над мыслью. Романтический настрой сочетался в нем с открытостью сердца. С попиравшей светские условности прямотой он часто, не таясь, выкладывал все, что думает. Эти свойства его души одних озадачивали, других подкупали.
Привыкший в Морском корпусе к обуздыванию своих эмоций, Врангель относил особенности характера Матюшкина к несравненно более либеральной системе воспитания, господствовавшей в Царскосельском лицее, который окончил Матюшкин.
— Что-то застрял ты в Томске, — мягко укорил Федора Врангель. — Или дружок твой все окрестности решил показать?
— О, там такое было! — мечтательно вздохнул Матюшкин. — Насилу вырвался.
Лицейский друг Матюшкина, Алексей Илличевский, был сыном томского губернатора. В губернаторском доме и останавливался Матюшкин, и рассказ о томских впечатлениях он начал с того, как болезненно воспринимают там чистку рядов сибирского чиновничества, устроенную Сперанским. Жесткие меры его считают чрезмерными, и даже сам томский губернатор, когда-то учившийся в одной семинарии со Сперанским, ныне избегает встречи с ним и в страхе ждет, что вот-вот, по примеру Трескина, полетит и его голова.
— Но не думай, Фердинанд, — с жаром переключился Матюшкин на более волнующую его тему, — что такие-то разговоры задержали меня в Томске.
— Уж наверное было что-то поважнее. Скажем, дела сердечные, — Врангель лукаво усмехнулся.
— Вот теперь в точку попал! — радостно ответил Матюшкин. — Ты сам понимаешь, молодой, в цвете лет офицер, пока неженатый, гостит в губернаторском доме, едет, по слухам, черт знает куда — то ли в Америку, то ли в Китай, то ли на Северный полюс. Толком-то никто ничего не знает, но достоверно, по всем углам шепчутся, особливо маменьки с невестами на выданье, что миссия государственной важности и совершенно секретная. Тут, видя такой ко мне чрезвычайный интерес, друг мой Алешка решил мне подыграть и из озорства шептал то одной дамочке, то другой, что этот самый Матюшкин богат чрезвычайно, с обширнейшими связями в петербургском высшем свете и, даже если что с ним в сей тайной экспедиции приключится, молодая вдова на судьбу жаловаться не будет. Это уж он потом мне рассказал, а я никак не пойму, почему на балу в губернаторском доме оказываюсь вдруг в центре всеобщего внимания. Каждая солидная дама норовит локтем другую оттолкнуть, чтоб свою дочку мне представить. И у меня, понятно, голова кругом. Одна мамзель очаровала с первого взгляда. И вот роман — бурный, скоропалительный. Признание в чувствах. Потом — вечерний сад, ее окно, приставленная к стене лестница, тайное прощание... Но кто ж знал, что у меня окажется соперник и очень опасный. Меня предупреждают: либо слуги отделают дубинками до инвалидного состояния, либо вызов на дуэль, и мне все одно несдобровать. Спас Алексей, добрый друг: «Федя, срочно уезжай к своим якутам и чукчам — иначе пропадешь!» Прощальный поцелуй, ее слезы — и уж пыль столбом позади моего экипажа!
Выслушав пылкий рассказ, Врангель осуждающе заметил:
— Даже не подозревал, что у тебя такие таланты, но так, дружище, можно и экспедицию сорвать!
— Никогда! — страстно опроверг Матюшкин. — Наше общее дело для меня на первом месте.
Перед тем как представить Матюшкина Сперанскому, Врангель напутствовал его:
— Держись с ним поосторожнее, не распускай язык. Помни: от воли этого человека зависит будущее нашей экспедиции, ее успех.
К дому Сперанского подъехали в экипаже Кутыгина. Тот же секретарь встретил их и пригласил в гостиную. Врангель представил коллегу:
— Мичман Федор Матюшкин. Едет вместе со мной. Ему пришлось задержаться в Томске, приболел.
— Весьма рад вашему благополучному прибытию.
Сперанский, пожимая руку Матюшкина, усмехнулся улыбкой царедворца, который, если и знает что-то дополнительное о визитере, не торопится объявлять об этом.
— У меня, ваше превосходительство, есть рекомендательное письмо, — полез в карман Матюшкин, — от вашего знакомого, директора Царскосельского лицея Егора Антоновича Энгельгардта.
Сперанский тут же распечатал и прочитал письмо. Взяв под руку Матюшкина, сказал:
— Мы немного погуляем по саду. Если у вас, Фердинанд Петрович, есть дела, я вас не задерживаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Сперанский сделал короткую паузу и голосом холодно-отстраненным заключил:
— К моему глубокому сожалению, сей чиновник оказался причастным к допущенным здесь злоупотреблениям и находится под следствием. Тем не менее я обязал его оказать помощь экспедиции, и советами его пренебрегать не стоит.
Сперанский встал с кресла, заставив подняться и Врангеля.
— С Геденштромом вам лучше связаться через сотрудника моей канцелярии Гаврилу Степановича Батенькова. Они, кажется, в довольно близких отношениях. И отдохните, барон, с дороги, — чисто выбритое лицо Сперанского тронула легкая светская улыбка. — У вас несколько утомленный вид.
Прощальное пожатие руки генерал-губернатора было, как и при встрече, безжизненно-вялым.
Задержавшийся по пути в Томске Федор Матюшкин прибыл через несколько дней. Через Кутыгина Врангель заблаговременно подыскал для него наемную квартиру, но Федор с веселой улыбкой сказал, что уже превосходно устроился и, между прочим, не без помощи местных полицейских.
— Представь, Фердинанд, — блестя темными живыми глазами, рассказывал Матюшкин, — въезжаю на извозчике в город, стучусь в первый приличный дом: «Нельзя ли у вас остановиться?» Отвечают — увы, нет, на постой не берем. Едем дальше, стучусь во второй дом, в третий, и везде вежливый отказ. В сердцах приказываю кучеру: «Вези меня в полицию!» — «Как, ваше благородие?» «Да вот так, пора и отдохнуть». Привез, а там сидят в мундирах такие плутовские рожи, один другого краше. Спрашивают: «Чего угодно-с?» — «Да я, господа, просто хочу у вас отдохнуть». Опешили, переглядываются, понять, естественно, ничего не могут, бормочут в том духе, что, мол, все камеры заняты. «Да поймите, мил государь, я ничего не натворил, но с дороги, от Петербурга, устал как собака. Мне бы комнатку в приличном доме». Опомнились: «Извольте-с. Тотчас. Вот рядом, превосходная семья, мы вас устроим». Проводили, познакомили. Там действительно милые люди, под окном цветник, и какие ароматы!
Федора Матюшкина, как и другого своего спутника по плаванию на «Камчатке» штурмана Прокопия Кузьмина, Врангель сам попросил включить в состав его отряда. Капитан Головнин поддержал это предложение.
Склонный к самоанализу и критической оценке окружающих, Врангель сознавал, что в отличие от него Матюшкин из тех людей, у кого чувство главенствует над рассудком, а действие — над мыслью. Романтический настрой сочетался в нем с открытостью сердца. С попиравшей светские условности прямотой он часто, не таясь, выкладывал все, что думает. Эти свойства его души одних озадачивали, других подкупали.
Привыкший в Морском корпусе к обуздыванию своих эмоций, Врангель относил особенности характера Матюшкина к несравненно более либеральной системе воспитания, господствовавшей в Царскосельском лицее, который окончил Матюшкин.
— Что-то застрял ты в Томске, — мягко укорил Федора Врангель. — Или дружок твой все окрестности решил показать?
— О, там такое было! — мечтательно вздохнул Матюшкин. — Насилу вырвался.
Лицейский друг Матюшкина, Алексей Илличевский, был сыном томского губернатора. В губернаторском доме и останавливался Матюшкин, и рассказ о томских впечатлениях он начал с того, как болезненно воспринимают там чистку рядов сибирского чиновничества, устроенную Сперанским. Жесткие меры его считают чрезмерными, и даже сам томский губернатор, когда-то учившийся в одной семинарии со Сперанским, ныне избегает встречи с ним и в страхе ждет, что вот-вот, по примеру Трескина, полетит и его голова.
— Но не думай, Фердинанд, — с жаром переключился Матюшкин на более волнующую его тему, — что такие-то разговоры задержали меня в Томске.
— Уж наверное было что-то поважнее. Скажем, дела сердечные, — Врангель лукаво усмехнулся.
— Вот теперь в точку попал! — радостно ответил Матюшкин. — Ты сам понимаешь, молодой, в цвете лет офицер, пока неженатый, гостит в губернаторском доме, едет, по слухам, черт знает куда — то ли в Америку, то ли в Китай, то ли на Северный полюс. Толком-то никто ничего не знает, но достоверно, по всем углам шепчутся, особливо маменьки с невестами на выданье, что миссия государственной важности и совершенно секретная. Тут, видя такой ко мне чрезвычайный интерес, друг мой Алешка решил мне подыграть и из озорства шептал то одной дамочке, то другой, что этот самый Матюшкин богат чрезвычайно, с обширнейшими связями в петербургском высшем свете и, даже если что с ним в сей тайной экспедиции приключится, молодая вдова на судьбу жаловаться не будет. Это уж он потом мне рассказал, а я никак не пойму, почему на балу в губернаторском доме оказываюсь вдруг в центре всеобщего внимания. Каждая солидная дама норовит локтем другую оттолкнуть, чтоб свою дочку мне представить. И у меня, понятно, голова кругом. Одна мамзель очаровала с первого взгляда. И вот роман — бурный, скоропалительный. Признание в чувствах. Потом — вечерний сад, ее окно, приставленная к стене лестница, тайное прощание... Но кто ж знал, что у меня окажется соперник и очень опасный. Меня предупреждают: либо слуги отделают дубинками до инвалидного состояния, либо вызов на дуэль, и мне все одно несдобровать. Спас Алексей, добрый друг: «Федя, срочно уезжай к своим якутам и чукчам — иначе пропадешь!» Прощальный поцелуй, ее слезы — и уж пыль столбом позади моего экипажа!
Выслушав пылкий рассказ, Врангель осуждающе заметил:
— Даже не подозревал, что у тебя такие таланты, но так, дружище, можно и экспедицию сорвать!
— Никогда! — страстно опроверг Матюшкин. — Наше общее дело для меня на первом месте.
Перед тем как представить Матюшкина Сперанскому, Врангель напутствовал его:
— Держись с ним поосторожнее, не распускай язык. Помни: от воли этого человека зависит будущее нашей экспедиции, ее успех.
К дому Сперанского подъехали в экипаже Кутыгина. Тот же секретарь встретил их и пригласил в гостиную. Врангель представил коллегу:
— Мичман Федор Матюшкин. Едет вместе со мной. Ему пришлось задержаться в Томске, приболел.
— Весьма рад вашему благополучному прибытию.
Сперанский, пожимая руку Матюшкина, усмехнулся улыбкой царедворца, который, если и знает что-то дополнительное о визитере, не торопится объявлять об этом.
— У меня, ваше превосходительство, есть рекомендательное письмо, — полез в карман Матюшкин, — от вашего знакомого, директора Царскосельского лицея Егора Антоновича Энгельгардта.
Сперанский тут же распечатал и прочитал письмо. Взяв под руку Матюшкина, сказал:
— Мы немного погуляем по саду. Если у вас, Фердинанд Петрович, есть дела, я вас не задерживаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119