А в то время как в Вест-Энде разыгрывались такие сцены на раутах, маскарадах и партиях в «кадрил», из окрестностей Лондона по направлению к Сити медленно катились с грохотом тяжелые почтовые кареты и не менее тяжелые фургоны; кучер, кондуктор и пассажиры – все были вооружены до зубов, и если карета опаздывала на день-другой, это считалось вполне естественным, ибо она часто подвергалась ограблению разбойниками, которые не боялись нападать и в одиночку на целые обозы, иногда убивали одного-двух пассажиров, иногда сами погибали – смотря по обстоятельствам. Назавтра весть о новом дерзком нападении на дилижанс облетала город и на несколько часов давала пищу для разговоров, а там – публичное шествие к Тайберну какого-нибудь представительного и одетого по последней моде джентльмена (полупьяного), который с неописуемой изобретательностью и виртуозностью осыпал бранью сопровождавшего его тюремного священника, служило для черни и приятно возбуждающим развлечением и глубоко поучительным примером.
Среди опасных субъектов, которые при таких порядках легко укрывались в столице и по ночам рыскали в поисках добычи, был один, которого с невольным ужасом сторонились многие, даже не менее его одичавшие и свирепые разбойники. «Кто он и откуда взялся?» – часто спрашивали люди, но на этот вопрос никто не мог дать ответа. Имя его тоже оставалось неизвестным; он впервые появился в Лондоне с неделю назад, и его не знали ни старые головорезы, чьи излюбленные притоны он бесстрашно посещал, ни «новички». Сыщиком этот человек вряд ли был – он сидел всегда, надвинув широкополую шляпу на глаза, и не обращал внимания ни на что вокруг, ни с кем не заговаривал, не прислушивался к разговорам, ни во что не вмешивался и не смотрел на входивших и выходивших. Но каждую ночь он неизменно появлялся среди бесшабашной компании в одном из ночных кабаков, где сходились отверженные всех сортов и рангов, и просиживал здесь до самого утра.
И не только на этих разгульных сборищах он казался призраком и видом своим леденил кровь и отрезвлял людей в разгаре угарного веселья – то же самое было и на улице. Как только стемнеет, он появлялся, всегда один никогда не встречали его в обществе других; он не похож был на праздношатающегося, шел быстро, не останавливаясь, только (как уверяли те, кто встречал его) по временам оглядывался через плечо и затем еще ускорял шаг. В поле, на проселках и больших дорогах, во всех частях Лондона – западной, восточной, северной и южной – везде видели этого человека, скользившего неслышно, как тень. Он всегда куда-то спешил. Встретив кого-нибудь, торопливо, словно крадучись, проходил мимо и, оглянувшись, исчезал в темноте.
Это его всегдашнее беспокойство и вечные скитания давали пишу странным слухам и фантастическим предположениям. Его видывали будто бы одновременно в различных местах, настолько отдаленных друг от друга, что люди уже начинали сомневаться, один это человек, или их два, а то и больше. Иные даже склонны были думать, что он перелетает с места на место каким-то сверхъестественным образом. Разбойник из своей засады в канаве видел, как он тенью проносился мимо, бродяга встречал его в темноте на большой дороге, нищий видел, как он, остановившись на мосту, смотрел в воду и потом мчался дальше, а те, кто добывал трупы для анатомов, готовы были поклясться, что он ночует на кладбищах, и утверждали, будто он бродит там среди могил и, увидев людей, исчезает. Часто, когда люди толковали об этом, кто-нибудь, оглянувшись, дергал соседа за рукав, потому что в эту минуту тот, о ком они говорили, появлялся вблизи.
В конце концов один из тех, кто промышлял трупами, решился порасспросить таинственного незнакомца, и однажды вечером, когда тот с жадностью пожирал свой скудный ужин (он всегда так набрасывался на еду, точно целый день ничего не ел), этот смельчак подсел к нему.
– Ох, и темная же сегодня ночка, верно?
– Да, темная.
– Темнее, чем вчера, хоть и вчера ни зги было не видать. А не вас ли это я вчера встретил около заставы на Оксфорд-роуд?
– Может, и меня. Не знаю.
– Ну, ну, дружище! – воскликнул гробокопатель, которого товарищи поощряли взглядами, и хлопнул его по плечу. – Развяжите язык! В такой славной компании надо быть разговорчивее и вести себя по-джентльменски. А то про вас и так уже поговаривают, будто вы продали душу черту… и мало ли что еще болтают.
– А разве все мы здесь не продали душу черту? – ответил незнакомец, поднимая глаза. – Было бы меньше охотников, так черт, быть может, платил бы дороже…
– Да-а… Вы-то, видно, на этой сделке не разжились! – заметил его собеседник, глядя на изможденное, грязное лицо и рваные лохмотья. – Ну, да что поделаешь! Развеселитесь, приятель! Затянем-ка хорошую песню…
– Пойте сами, коли вам охота, – отрезал незнакомец, грубо оттолкнув его. – А меня оставьте в покое, если вы человек благоразумный. Я ношу с собой оружие, которое легко может выстрелить, – такие случаи уже бывали, и те, кто, не зная этого, задевают меня, рискуют головой.
– Это как же понимать? Вы мне грозите?
– Да, – ответил незнакомец, вставая и свирепо озираясь кругом, как человек, который ожидает нападения со всех сторон.
Его тон, манеры, выражение лица – все говорило, что он человек бешеного нрава, дошедший до крайности, и это отпугнуло и сразу укротило буйную компанию. Эффект был такой же, как в тот памятный вечер в «Майском Древе», хотя там и люди и обстановка были другие.
– Я – вашего поля ягода и жизнь веду такую же, как вы все, – сурово сказал незнакомец после недолгого молчания. – Скрываюсь, как и другие, и, если нас здесь застигнут, поведу себя, может, не хуже самых смелых из вас. А раз я хочу, чтобы меня оставили в покое, так и оставьте меня в покое. Иначе, – тут он отвратительно выругался, – вам солоно придется, хотя бы вас было двадцать против меня одного.
Глухой ропот, вызванный страхом не то перед этим человеком, не то перед окружавшей его тайной, а может быть, даже искренним убеждением некоторых из этой компании, что неудобно и невыгодно проявлять такое назойливое любопытство к личным делам джентльмена, если он находит нужным их скрывать, предостерег зачинщика этого разговора, что спорить больше не следует. И несколько минут спустя странный незнакомец улегся спать на скамье, а когда другие снова о нем вспомнили, оказалось, что его уже и след простыл.
На другой день, как только смерклось, он снова стал бродить по улицам; несколько раз подходил к дому слесаря Вардена, но вся семья была в отсутствии, и на двери висел замок. В этот вечер незнакомец прошел через Лондонский мост в Саутуорк. В то время, как он брел по одной из боковых уличек, какая-то женщина с корзинной в руке свернула туда же из-за другого угла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
Среди опасных субъектов, которые при таких порядках легко укрывались в столице и по ночам рыскали в поисках добычи, был один, которого с невольным ужасом сторонились многие, даже не менее его одичавшие и свирепые разбойники. «Кто он и откуда взялся?» – часто спрашивали люди, но на этот вопрос никто не мог дать ответа. Имя его тоже оставалось неизвестным; он впервые появился в Лондоне с неделю назад, и его не знали ни старые головорезы, чьи излюбленные притоны он бесстрашно посещал, ни «новички». Сыщиком этот человек вряд ли был – он сидел всегда, надвинув широкополую шляпу на глаза, и не обращал внимания ни на что вокруг, ни с кем не заговаривал, не прислушивался к разговорам, ни во что не вмешивался и не смотрел на входивших и выходивших. Но каждую ночь он неизменно появлялся среди бесшабашной компании в одном из ночных кабаков, где сходились отверженные всех сортов и рангов, и просиживал здесь до самого утра.
И не только на этих разгульных сборищах он казался призраком и видом своим леденил кровь и отрезвлял людей в разгаре угарного веселья – то же самое было и на улице. Как только стемнеет, он появлялся, всегда один никогда не встречали его в обществе других; он не похож был на праздношатающегося, шел быстро, не останавливаясь, только (как уверяли те, кто встречал его) по временам оглядывался через плечо и затем еще ускорял шаг. В поле, на проселках и больших дорогах, во всех частях Лондона – западной, восточной, северной и южной – везде видели этого человека, скользившего неслышно, как тень. Он всегда куда-то спешил. Встретив кого-нибудь, торопливо, словно крадучись, проходил мимо и, оглянувшись, исчезал в темноте.
Это его всегдашнее беспокойство и вечные скитания давали пишу странным слухам и фантастическим предположениям. Его видывали будто бы одновременно в различных местах, настолько отдаленных друг от друга, что люди уже начинали сомневаться, один это человек, или их два, а то и больше. Иные даже склонны были думать, что он перелетает с места на место каким-то сверхъестественным образом. Разбойник из своей засады в канаве видел, как он тенью проносился мимо, бродяга встречал его в темноте на большой дороге, нищий видел, как он, остановившись на мосту, смотрел в воду и потом мчался дальше, а те, кто добывал трупы для анатомов, готовы были поклясться, что он ночует на кладбищах, и утверждали, будто он бродит там среди могил и, увидев людей, исчезает. Часто, когда люди толковали об этом, кто-нибудь, оглянувшись, дергал соседа за рукав, потому что в эту минуту тот, о ком они говорили, появлялся вблизи.
В конце концов один из тех, кто промышлял трупами, решился порасспросить таинственного незнакомца, и однажды вечером, когда тот с жадностью пожирал свой скудный ужин (он всегда так набрасывался на еду, точно целый день ничего не ел), этот смельчак подсел к нему.
– Ох, и темная же сегодня ночка, верно?
– Да, темная.
– Темнее, чем вчера, хоть и вчера ни зги было не видать. А не вас ли это я вчера встретил около заставы на Оксфорд-роуд?
– Может, и меня. Не знаю.
– Ну, ну, дружище! – воскликнул гробокопатель, которого товарищи поощряли взглядами, и хлопнул его по плечу. – Развяжите язык! В такой славной компании надо быть разговорчивее и вести себя по-джентльменски. А то про вас и так уже поговаривают, будто вы продали душу черту… и мало ли что еще болтают.
– А разве все мы здесь не продали душу черту? – ответил незнакомец, поднимая глаза. – Было бы меньше охотников, так черт, быть может, платил бы дороже…
– Да-а… Вы-то, видно, на этой сделке не разжились! – заметил его собеседник, глядя на изможденное, грязное лицо и рваные лохмотья. – Ну, да что поделаешь! Развеселитесь, приятель! Затянем-ка хорошую песню…
– Пойте сами, коли вам охота, – отрезал незнакомец, грубо оттолкнув его. – А меня оставьте в покое, если вы человек благоразумный. Я ношу с собой оружие, которое легко может выстрелить, – такие случаи уже бывали, и те, кто, не зная этого, задевают меня, рискуют головой.
– Это как же понимать? Вы мне грозите?
– Да, – ответил незнакомец, вставая и свирепо озираясь кругом, как человек, который ожидает нападения со всех сторон.
Его тон, манеры, выражение лица – все говорило, что он человек бешеного нрава, дошедший до крайности, и это отпугнуло и сразу укротило буйную компанию. Эффект был такой же, как в тот памятный вечер в «Майском Древе», хотя там и люди и обстановка были другие.
– Я – вашего поля ягода и жизнь веду такую же, как вы все, – сурово сказал незнакомец после недолгого молчания. – Скрываюсь, как и другие, и, если нас здесь застигнут, поведу себя, может, не хуже самых смелых из вас. А раз я хочу, чтобы меня оставили в покое, так и оставьте меня в покое. Иначе, – тут он отвратительно выругался, – вам солоно придется, хотя бы вас было двадцать против меня одного.
Глухой ропот, вызванный страхом не то перед этим человеком, не то перед окружавшей его тайной, а может быть, даже искренним убеждением некоторых из этой компании, что неудобно и невыгодно проявлять такое назойливое любопытство к личным делам джентльмена, если он находит нужным их скрывать, предостерег зачинщика этого разговора, что спорить больше не следует. И несколько минут спустя странный незнакомец улегся спать на скамье, а когда другие снова о нем вспомнили, оказалось, что его уже и след простыл.
На другой день, как только смерклось, он снова стал бродить по улицам; несколько раз подходил к дому слесаря Вардена, но вся семья была в отсутствии, и на двери висел замок. В этот вечер незнакомец прошел через Лондонский мост в Саутуорк. В то время, как он брел по одной из боковых уличек, какая-то женщина с корзинной в руке свернула туда же из-за другого угла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205