старухи и выли в голос, многие подносили к глазам платки, кто-то нараспев читал: "Со святыми упокой..."
- Господи... - одними губами сказала Вера, с хриплым криком срываясь с места. Неслась к дому дикими прыжками, словно волчица, которую приготовились забить егеря.
Красовский повернул к Барщевскому побелевшее лицо.
- Вы ведь правы оказались, теперь евреев ничто не спасет...
- Да что случилось?! - завопил Барщевский, теряя самообладание.
- Вы сидите здесь - от греха... А я сейчас узнаю... - спрыгнул на дорогу, быстрым шагом направился к дому.
Толпа молчаливо пропускала, один раз кто-то сказал в спину:
- Раньше надобно было меры принимать, ваше благородие...
Оглянулся, увидел непримиримое лицо, зло сжатые губы.
- Какие, какие меры, мать вашу так! Вы все молчите, я ничего не могу узнать, полиция изолирована - из-за таких, как вы! Чего молчишь?
Но непримиримый отозвался:
- Вас всех евреи купили, а мы теперь плоды вашей продажности пожинаем...
Влетел, уже плохо соображая, на второй этаж, здесь вой и всхлипывания звучали особенно громко и безысходно, с трудом протиснулся сквозь плотную людскую стену. Комната, в которой оказался, была спальня. На широкой кровати лежали рядом Женя Чеберяков и его сестра Людя или Люда (так было правильнее, но все называли ее почему-то на "я"). С белыми лицами, синими кругами вокруг глаз, руки по-покойницки сложены на груди. У кровати на коленях, положив голову на край, стоял отец Василий Чеберяков и, давясь рыданиями, рассказывал (наверное уже не в первый раз), как все случилось. Жены он пока не замечал, та вдавилась в стену и, стиснув руки, бесслезно подвывала.
- Вчерашний день рано заявился мущина, - вещал Василий. - Я сразу подумал - что-то не так... Улыбчивый, в руках коробка с тортом - ну, это потом ясно стало... Говорит: это, мол, от Сыскной полиции подарок.
Красовский почувствовал, как уходит из-под ног пол. Впервые за долгие годы службы стало по-настоящему страшно... Василий между тем повышал и повышал голос, он уже не столько кричал, сколько безнадежно и страшно хрипел. Но слова понятны были.
- Это, говорит, торт из лучшей кондитерской, от Франсуа. Я как бы и обалдел, - бедные мы, по недостатку денег такого сроду не едали, а он покрутил с улыбкой и велел строго, чтобы ели только дети, они, мол, так честно, так достойно вели себя во время следствия... Мне бы, дураку, сообразить, чт о никто их еще и не допрашивал ни разу, да я так обалдел, что дар речи потерял! - Василий разрыдался и, пытаясь справиться с вдруг нахлынувшим отчаянием, молча приложился лбом к лицу мертвого сына. Ну... - давился слезами, из носа текло, не замечал, - пришли с прогулки Женя и Людя, обрадовались так... О-о-оу-у-ууу... - взвыл, колотя себя по лицу, по голове. - Поели... Через час колики и... все... Умерли бедные детки мои...
На этих словах Красовский стал протискиваться в обратном направлении, моля Бога, чтобы не опознали и не убили. Но - не тут-то было...
Кто-то крикнул визгливо:
- Вот он, убийца! Бей его! Бей!
Толпа развернулась и поперла. Здесь, в доме, мало что можно было сделать - слишком кучно стояли, но в мгновение ока поток вынес Красовского во двор и на улицу, швырнули, удары посыпались градом. Извивался, стараясь защитить голову, грудь и живот... Сквозь толпу протискивался священник в рясе, с крестом. Остановился около самых буйных (лупили пристава ногами изо всех сил), сказал негромко:
- Православные, опомнитесь! Это русский человек, и не туда направлен гнев ваш... Следствие разберется - если он виновен. Остановитесь, пусть идет с миром...
Красовский поднялся с трудом. Вид у него был плачевный: одежда порвана, лицо разбито, весь в грязи, сверху припорошен желтой пылью. Больше был похож на пьяного драчуна, получившего сполна, нежели на пристава Сыскной полиции. Когда вернулся к пролетке - догнал батюшка:
- Я только хотел сказать: оставьте это дело... Господь разберет - кто прав, кто виноват.
- А пока людей убивать будут? Нет, отче, уж извините. Сыскная полиция для того и поставлена, чтоб разбираться в земных делах, если в них кровью пахнет. Впрочем, за помощь спасибо, я ваш должник.
- На все воля Господа. Вы прислушайтесь к моему совету...
- А вы что же, верите, что я детям отраву прислал?
- Вы не понимаете. Столкнулись высшие, так сказать, интересы. Я не знаю ничего, но чутье патриота и православного подсказывает: идет Армагеддон1, понимаете? Иоттого, кто выиграет битву - зависит судьба народа нашего, России...
Красовский нехорошо усмехнулся.
- Да ведь вы, батюшка, лучше моего знаете, что последнюю битву Христа и Антихриста Господь выиграет, а кто же еще? Я правильно вас понял?
- Правильно.
- И оттого не надобно мешаться?
- Оттого. - Отец Феодор поклонился едва заметным кивком и тихо поплыл в обратную сторону, метя длинной рясой пыль.
Красовский смотрел ему вслед со странным чувством: с одной стороны, батюшка вроде бы и спас от смерти. Сдругой - было в его невнятно-туманных словах нечто такое, отчего холодная струйка ползла за шиворотом. Странные слова. И страшные. Неведомая глубина, черная, непримиримая проглядывала в них...
Сразу же поехал к Евдокимову, в гостиницу, надеясь застать. И вправду, Евгений Анатольевич был дома, вышагивал нервно из угла в угол, увидев Красовского, подскочил, молча развел руками, схватился за голову.
- Черт знает, что такое... Дети, дети, вы представляе те? А священник этот? Он с мальчиком говорил, он знает- что и как, я предлагаю взять его в оборот!
- Священника... - недоуменно проговорил Красовский. - Вы не понимаете, о чем говорите. Требуется разрешение митрополита, ясно вам? Ведь никаких преступлений отец Феодор не совершил, не так ли? А разговаривать добровольно, и тем более откровенно, он не станет. Я только что имел с ним беседу. Вот что... Найдем Катю, встретимся с Мищуком и Зинаидой - это дело пора сворачивать. Мы ничего не добились и не добьемся. Они все равно устроят суд над Бейлисом. И поверьте, оправдают его. Он им не нужен. Они и не станут доказывать его вину. Так и будет записано: группа неустановленных следствием лиц заманила Ющинского в печь кирпичного завода при еврейской больнице и с обрядовыми целями выцедила кровь... Им еврейство обвинить надобно, все еврейство, понимаете? И они обвинят. Кто их остановит? И как?
- Я остановлю, - негромко сказал Евдокимов. - И я чувствую - как. Помогите мне.
Катю дома не застали. Красовский провел пальцем по полу крыльца и показал Евдокимову.
- Она не была здесь дня четыре. Вы что же, не виделись?
- Я пытался... - смущенно сказал Евдокимов, - но тоже не застал. Неужели и ее...
Красовский покачал головой.
- А вам не пришла в голову мысль, что слишком уж легко все у нас получилось? В особняк проникли, с Мищуком увиделись... Вы Ананию все же очень напрасно доверяете, очень напрасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74