будто сидит он в третьем ряду партера, в цирке "Чинизелли" на Фонтанке, идет представление, любимое, с медведями. Двое подручных держат доску, на которой стоит на передних лапах мишка с клочковатой шкурой, в наморднике, оркестр наверху радостно выдувает народный мотивчик, и по команде дрессировщика подбрасывают медведя вверх, он переворачивается и встает на лапы - ловко встает, за что и суют ему в пасть, перехваченную намордником, угощение, конфетку должно быть. Они ведь любят сладкое...
В рядах вопят, аплодируют, ревут - в особо удачных местах, девки в коротких юбках с ярко намазанными ртами выкручивают розовыми попками (как будто это они скачут через голову!), а мишка смотрит черными затравленными глазами и тихо прискуливает. И вот - сорвался, грохнулся на спину, побежал - куда там... Улыбнувшись зале, дрессировщик снял цилиндр, вытащил револьвер и - в ухо несчастному зверю.
- Значит, которые не могут - устраняются за ненадобностью!
Тяжкий сон... Вымотал душу. Господи, а если - пророческий? Вот не удастся выполнить поручение начальства - и на тебе, получи подарочек в ухо. А?
К Мищуку явился затемно, городовой при входе узнал, пустил.
- Самого, значит, нету, но, если желаете, тамо допрашивают...
- Кого же? Да неужто же нашел? ("Крепкий и цепкий, этот Мищук", подумал уважительно.)
- Так родных этого... Зарезанного, - сообщил городовой в спину.
И вправду допрос шел полным ходом. Офицер бросил косой взгляд, но ни слова не сказал, наверное, его тоже предупредил Мищук.
- Евгений Францевич теперь на встрече с человеком1...- произнес устало, присаживаясь на угол стола и закуривая. - Не желаете? - протянул портсигар.
Евдокимов узнал отчима погибшего, Луку Приходько. Тот сидел согбенно, с опущенной головой.
- Подозреваете? - прикурил от протянутой спички, выпустил дымок. Прессу здесь, конечно, не любят, но видели рядом с начальством, так что терпят. А Мищук, значит, с агентом встречается. Ладно...
- Не виноват... - схватился за голову Приходько. - Он мне как родной был! Вы это понять можете?
- Мы все понять можем, - кивнул офицер. - Однако факты, понимаешь?
- Чего "факты"? "Факты" - это жиды, а я русской! Не трогал я!
- Понимаете, - повернул голову офицер. - Мы провели обыск на его рабочем месте. И вот что мы нашли...- Взял со стола и протянул листок глянцевитой бумаги с цветным рисунком. Это была картинка из анатомического учебника: препарированная голова и отдельно - крупно - височная ее часть. Ты ведь ничего не можешь объяснить по данному факту, не так ли?
Приходько застонал:
- Да поймите вы: переплетчик я! Переплетчик, мать вашу... Что дают исполнять - то и делаем. Нам все едино - учебник, требник или Царский указ! Это мусор, вникните!
- А раны на виске у мальчика? Тоже мусор? - не без сарказма осведомился дознаватель. - Мы про тебя все знаем...
- А... мотив? - вдруг спросил Евгений Анатольевич. Спросил так, будто разговор происходил на службе, в кабинете на Гороховой.
Офицер взглянул удивленно:
- Как? Впрочем... Вы же с полицией общаетесь. Есть, есть мотив, не считайте нас лохами, сударь. Вот пусть он откажется, если сможет: отец этого Ющинского - мать его, Александру, ну, понятно - свою жену, бросил, когда покойнику совсем мало лет было. Но в ознаменование отцовства, родственных, представьте себе, чувств, положил сыну до совершеннолетия капитал, три или четыре сотни, под проценты. Рассудите сами: зачем отчиму ожидать совершеннолетия? Капиталец-то - тю-тю! Вот они с матерью, то есть с женой, то есть с брошенной этой Александрой, и составляют преступный сговор: пасынка-сынка угробить, денежки - поиметь. Ведь, кроме матери, некому их получить после смерти сынка? Ну, Приходько, опровергни, если сможешь!
Тот смотрел загнанно, исподлобья, но - без зла. ("Глаза как у медведя, - мелькнуло у Евгения Анатольевича.- Вот она, часть сна...")
- Ты лучше не молчи, - напирал мучитель. - Женка твоя давно созналась! Сейчас мы проведем вам очную ставку и - пожалуйте на каторгу! - радовался, как будто сахарную голову принесли и поставили перед носом.
- Хороший мотив... - согласился Евгений Анатольевич. - Если она и вправду созналась - тогда, милый, только чистосердечное признание облегчит твою участь на суде. Суд войдет в твое чистое и открытое сердце!
- Да оставьте вы! - завопил Приходько дурным голосом. - Да ко мне еще третьего дня, да куда - пять дней тому подходил на улице человек и вещал: твоего, мол, пасынка евреи присмотрели! Они его возьмут и исколят, чтобы ритуал учинить!
- Что же ты мальчика не оградил? Не охранил? - завелся Евдокимов. Что же он у тебя безнадзорно ушел из дома? И не вернулся? А вы с матерью его прохлаждались и в полицию обратились только через несколько дней? Ладно. Приметы человека, сообщившего тебе угрозу от евреев?
- Значит... - Лука тяжело заворочался. - Здоровый... Широкое лицо... Голос - как у дьякона в храме. Хриплый к тому же... Роста большого, огромного даже...
"Да ведь, он, пожалуй, мою "маску" описывает... - с некоторым испугом подумал Евдокимов. - Точно, ее... Черт те что..." Но вслух ничего не сказал: кто ж поверит в такую чепуху? Встречи дурацкие, разговоры невозможные... Лучше промолчать.
Офицер хмыкнул.
- И ты думаешь убедить полицейскую власть в достоверности твоего рассказа? - засмеялся искренне. - Это ты когда-нибудь на ночь своим детям расскажешь - чтобы боялись.
В дверях показался Мищук и поманил Евгения Анатольевича пальцем.
- Значит, так... - взглянул с сомнением - стоит ли говорить, но, видимо, радость открытия переполняла. - Такое дело... Агент сообщил: на Нижней Юрковице зарыты предметы. Приходько и матерью. Одежда, еще кое-что... Возможны отпечатки пальцев. Если так - их вина установлена. Поздравьте.
- Сумма невелика... - засомневался Евдокимов. - Чтобы убивать...
- Русский человек за копейку удавится, - зло сказал Мищук. Бросьте... Русская идея, доброта... Это все для святочных рассказов оставьте. Гоголя читали? Страшное свиное рыло - помните? Одна гнусь в нас, вот и все...
- Не любите русских... - грустно произнес Евдокимов. - Это странно. Вы же русский...
- Оттого и не люблю-с! Что знаю собственные пороки-с!
- Знаете... - Евдокимов вспомнил приказ "маски". Защемило, кольнуло, стало вдруг искренне жаль этого хорошего, честного, в общем, человека. Поедет он сейчас и...
- Не ходите на эту гору, - сказал горячо, с искренним сочувствием. Не ходите! Ничего хорошего не выйдет...
- Это предчувствие? - насмешливо улыбнулся Мищук. - Не трудитесь, я все равно поеду. Небось сон видели?
Стало все равно. Ниточки свяжутся, веревочка завьется, канат этот никто не перетянет. Пускай едет, у всякого своя судьба.
- Сон... - кивнул грустно. - Медведя в цирке видел. Упал медведь, его и пристрелили...
- Ништяк1, как выражаются мои подопечные. Мы еще обмоем успех Сыскной полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
В рядах вопят, аплодируют, ревут - в особо удачных местах, девки в коротких юбках с ярко намазанными ртами выкручивают розовыми попками (как будто это они скачут через голову!), а мишка смотрит черными затравленными глазами и тихо прискуливает. И вот - сорвался, грохнулся на спину, побежал - куда там... Улыбнувшись зале, дрессировщик снял цилиндр, вытащил револьвер и - в ухо несчастному зверю.
- Значит, которые не могут - устраняются за ненадобностью!
Тяжкий сон... Вымотал душу. Господи, а если - пророческий? Вот не удастся выполнить поручение начальства - и на тебе, получи подарочек в ухо. А?
К Мищуку явился затемно, городовой при входе узнал, пустил.
- Самого, значит, нету, но, если желаете, тамо допрашивают...
- Кого же? Да неужто же нашел? ("Крепкий и цепкий, этот Мищук", подумал уважительно.)
- Так родных этого... Зарезанного, - сообщил городовой в спину.
И вправду допрос шел полным ходом. Офицер бросил косой взгляд, но ни слова не сказал, наверное, его тоже предупредил Мищук.
- Евгений Францевич теперь на встрече с человеком1...- произнес устало, присаживаясь на угол стола и закуривая. - Не желаете? - протянул портсигар.
Евдокимов узнал отчима погибшего, Луку Приходько. Тот сидел согбенно, с опущенной головой.
- Подозреваете? - прикурил от протянутой спички, выпустил дымок. Прессу здесь, конечно, не любят, но видели рядом с начальством, так что терпят. А Мищук, значит, с агентом встречается. Ладно...
- Не виноват... - схватился за голову Приходько. - Он мне как родной был! Вы это понять можете?
- Мы все понять можем, - кивнул офицер. - Однако факты, понимаешь?
- Чего "факты"? "Факты" - это жиды, а я русской! Не трогал я!
- Понимаете, - повернул голову офицер. - Мы провели обыск на его рабочем месте. И вот что мы нашли...- Взял со стола и протянул листок глянцевитой бумаги с цветным рисунком. Это была картинка из анатомического учебника: препарированная голова и отдельно - крупно - височная ее часть. Ты ведь ничего не можешь объяснить по данному факту, не так ли?
Приходько застонал:
- Да поймите вы: переплетчик я! Переплетчик, мать вашу... Что дают исполнять - то и делаем. Нам все едино - учебник, требник или Царский указ! Это мусор, вникните!
- А раны на виске у мальчика? Тоже мусор? - не без сарказма осведомился дознаватель. - Мы про тебя все знаем...
- А... мотив? - вдруг спросил Евгений Анатольевич. Спросил так, будто разговор происходил на службе, в кабинете на Гороховой.
Офицер взглянул удивленно:
- Как? Впрочем... Вы же с полицией общаетесь. Есть, есть мотив, не считайте нас лохами, сударь. Вот пусть он откажется, если сможет: отец этого Ющинского - мать его, Александру, ну, понятно - свою жену, бросил, когда покойнику совсем мало лет было. Но в ознаменование отцовства, родственных, представьте себе, чувств, положил сыну до совершеннолетия капитал, три или четыре сотни, под проценты. Рассудите сами: зачем отчиму ожидать совершеннолетия? Капиталец-то - тю-тю! Вот они с матерью, то есть с женой, то есть с брошенной этой Александрой, и составляют преступный сговор: пасынка-сынка угробить, денежки - поиметь. Ведь, кроме матери, некому их получить после смерти сынка? Ну, Приходько, опровергни, если сможешь!
Тот смотрел загнанно, исподлобья, но - без зла. ("Глаза как у медведя, - мелькнуло у Евгения Анатольевича.- Вот она, часть сна...")
- Ты лучше не молчи, - напирал мучитель. - Женка твоя давно созналась! Сейчас мы проведем вам очную ставку и - пожалуйте на каторгу! - радовался, как будто сахарную голову принесли и поставили перед носом.
- Хороший мотив... - согласился Евгений Анатольевич. - Если она и вправду созналась - тогда, милый, только чистосердечное признание облегчит твою участь на суде. Суд войдет в твое чистое и открытое сердце!
- Да оставьте вы! - завопил Приходько дурным голосом. - Да ко мне еще третьего дня, да куда - пять дней тому подходил на улице человек и вещал: твоего, мол, пасынка евреи присмотрели! Они его возьмут и исколят, чтобы ритуал учинить!
- Что же ты мальчика не оградил? Не охранил? - завелся Евдокимов. Что же он у тебя безнадзорно ушел из дома? И не вернулся? А вы с матерью его прохлаждались и в полицию обратились только через несколько дней? Ладно. Приметы человека, сообщившего тебе угрозу от евреев?
- Значит... - Лука тяжело заворочался. - Здоровый... Широкое лицо... Голос - как у дьякона в храме. Хриплый к тому же... Роста большого, огромного даже...
"Да ведь, он, пожалуй, мою "маску" описывает... - с некоторым испугом подумал Евдокимов. - Точно, ее... Черт те что..." Но вслух ничего не сказал: кто ж поверит в такую чепуху? Встречи дурацкие, разговоры невозможные... Лучше промолчать.
Офицер хмыкнул.
- И ты думаешь убедить полицейскую власть в достоверности твоего рассказа? - засмеялся искренне. - Это ты когда-нибудь на ночь своим детям расскажешь - чтобы боялись.
В дверях показался Мищук и поманил Евгения Анатольевича пальцем.
- Значит, так... - взглянул с сомнением - стоит ли говорить, но, видимо, радость открытия переполняла. - Такое дело... Агент сообщил: на Нижней Юрковице зарыты предметы. Приходько и матерью. Одежда, еще кое-что... Возможны отпечатки пальцев. Если так - их вина установлена. Поздравьте.
- Сумма невелика... - засомневался Евдокимов. - Чтобы убивать...
- Русский человек за копейку удавится, - зло сказал Мищук. Бросьте... Русская идея, доброта... Это все для святочных рассказов оставьте. Гоголя читали? Страшное свиное рыло - помните? Одна гнусь в нас, вот и все...
- Не любите русских... - грустно произнес Евдокимов. - Это странно. Вы же русский...
- Оттого и не люблю-с! Что знаю собственные пороки-с!
- Знаете... - Евдокимов вспомнил приказ "маски". Защемило, кольнуло, стало вдруг искренне жаль этого хорошего, честного, в общем, человека. Поедет он сейчас и...
- Не ходите на эту гору, - сказал горячо, с искренним сочувствием. Не ходите! Ничего хорошего не выйдет...
- Это предчувствие? - насмешливо улыбнулся Мищук. - Не трудитесь, я все равно поеду. Небось сон видели?
Стало все равно. Ниточки свяжутся, веревочка завьется, канат этот никто не перетянет. Пускай едет, у всякого своя судьба.
- Сон... - кивнул грустно. - Медведя в цирке видел. Упал медведь, его и пристрелили...
- Ништяк1, как выражаются мои подопечные. Мы еще обмоем успех Сыскной полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74