..
Томительно тикали ходики, стрелки не двигались - так казалось. Встали дети, Эстер усадила их за стол и начала кормить. Евгений Анатольевич косил глазом, замечая, как капризничают девочки и чинно, неторопливо, по-взрослому, уминают хлеб с молоком мальчишки. Мендель стоял у тусклого зеркала, что висело на стене, и, высунув от напряжения кончик языка, старательно расчесывал густые жесткие волосы. Заметив взгляд Евдокимова, улыбнулся и развел руками:
- А что делать? У вас - нормальные волосы, а у меня- проволока. Третьего дня был в синагоге, реббе говорит: "Мендель, ты кто?" Я ему отвечаю: как и вы, я- еврей. Он сердится: "У меня, говорит, есть пейсы воспоминание о Едином и избавлении от плена египетского! А что у тебя?" Я говорю: "Бакенбарды, учитель!" Он меня ударил: ты, говорит, не еврей! И вот с тех пор - выращиваю, будто кущи! А толку? Разве из таких волос могут быть пейсы?
Дверь открылась - резко, с грохотом. На пороге стоял Кулябка, за ним переминались четыре жандарма. Сделав шаг, Кулябка раскрыл папку, которую ему услужливо подал унтер-офицер.
- Вы Менахиль-Мендель Бейлис?
- Да... - кивнул Мендель, делая шаг навстречу. - А что?
- Вы не задавайте глупых вопросов, а ждите, пока я вам сообщу, поморщился Кулябка.
- Я и жду! - удивился Бейлис.
- Не пререкайтесь! - прикрикнул полковник. - Итак: вот распоряжение о вашем аресте, который мы производим в порядке охранения общественного порядка и безопасности. Вы понимаете, что это значит?
- В тюрьму повезете?
- Это значит, что вы арестовываетесь не по поручению судебной власти, а в порядке охраны. Есть такой закон.
- Что ж... Раз есть - какой разговор? Вещи взять можно?
- Вы не спрашиваете - за что... Я полагаю - это оттого, что вы понимаете - речь идет о... соответствующем убийстве мальчика Ющинского. Хотите совет опытного человека? Признайтесь сразу. Тогда - формальный обыск, и мы поедем в тюрьму - как вы очень верно заметили. Момент... А вы? - просверлил взглядом Евдокимова. - Вы кто? Вы еврей?
- Я журналист... - безмятежно улыбнулся Евгений Анатольевич. - Я собираю материал о еврейской жизни. Из глубины, так сказать. Вы мне кого-то очень сильно напоминаете, полковник. Мы не встречались? В Петербурге?
Кулябка налился багровым цветом.
- Вы слишком много себе позволяете... Отвечайте: что вы здесь делаете?
- О-о... - Евгений Анатольевич подошел к Бейлису и взял его под руку. - Это мой брат. Во Христе. Разве не так? А помните? "Несть еллин, ни иудей, но все и во всем- Христос"? Господь наш по плоти - от колена Сима, не слыхали? А покровительница святой Руси, дева Мария, - и вовсе. Нет?
- Еще одно слово - и я арестую вас за кощунство, - процедил Кулябка. Жандармы все слышали...
- И подтвердят все, что вы им прикажете! - не удержался Евдокимов. Что будем искать, полковник? Тайную синагогу? Место заклания? Орудие убийства?
Появился унтер-офицер, бесстрастно протянул толстый потрепанный том в кожаном переплете, сказал пустым голосом:
- Там, в одном из помещений, возвышение. Так у них в синагогах бывает. Нечто вроде алтаря. И книга эта... Буквы древние...
- Где это? - Кулябка с трудом скрывал восторг.
- Если господам угодно - я покажу... - Бейлис направился к д верям, жандармы торжественно вышагивали по сторонам, остальные шли следом.
Неподалеку от больницы стояло недостроенное, без отделки, здание, Бейлис подвел к нему. Поднял голову, посмотрел в небо.
- А что, какая будет славная погода нынче! Настоящая весна, лето даже!
- Вы не имеете отвлекаться! - прикрикнул Кулябка.- Этот дом?
- Как бы так точно, - кивнул Бейлис. - Но: пуст. Недостроен потому что.
Кулябка молча вошел в помещение. В глубине его и в самом деле имелось возвышение, нечто вроде эстрады.
- Для чего? - смотрел победно. Приблизился, с опаской провел ладонью.
- Понимаете, сударь, это для бедных евреев строилось...
- Хм, для бедных... Ну?
- Пансион, так сказать - для выздоровления. И чтобы имели молиться решили это сделать, - Бейлис указал на возвышение. - Синагога далеко, а как без молитвы? Вы же каждый день молитесь?
- Это не имеет отношения... Вы пекли... мацу?
- Так точно! По поручению хозяина, господина Зайцева, выезжал в его имение, там пекли. Пудов по десять каждому.
- Еврей Зайцев имеет имение?
- Ну, дом, так назовите, при доме постройки, земля есть...
- У нас не всякий русский землей владеет... А вот еще что, отвечайте без утайки: знатные евреи на пасху вашу у Зайцева были?
- А как же! Друзья, родственники. Вот еще из-за границы Эттингер имел пребывание - знатная семья! Шнеерсон.
- Потомок Любавического раввина? Книжника? Хасида?
- Так точно! А что?
Евдокимов то покрывался краской стыда, то бледнел, мысли в голове летели невероятные. "И это мы, охрана... Революция наступает на Россию, революция наступает, а мы... Господи, чушь какая... Или я, верно, поддался..."
Кулябка раскрыл книгу, в лице отразилось полное удовольствие:
- Иврит... Вы понимаете на иврите?
Мендель покачал головой.
- Для меня и идиш - труден. Какой иврит... Несколько богослужебных слов, которые знает, потому что произносит каждый день, - любой еврей!
Кулябка улыбнулся.
- Швайки сами выдадите?
- Так я не шорник! - словно обрадовался Бейлис. - В конюшне работал Берко Гулько, у него были швайки, я так располагаю, что он их в конюшне и бросил. А вам для чего? Подшить чего?
Полковник кивнул, унтер-офицер убежал. В лице Кулябки сквозила убежденность и скука, дело для него было настолько ясным, что он и не скрывал этого.
- Скажите, - взял книгу, покачал на ладони. - Скажите честно, облегчите душу: когда вы и ваши единомышленники, хасиды, делали... Это. Делали это, - произнес размеренно, почти по складам. - Кто из вас читал эту книгу вслух?
- А... зачем... читать? - одними губами спросил Бейлис. Он понял, на что именно намекает начальник Охранного отделения.
- А затем, милейший, что ри-ту-ал-с. - Кулябка развел руками, давая понять, что сочувствует Бейлису всей душой.- Как русской и как православный, я, конечно, протестую и одобрить не могу-с... Но как человек - я понимаю. И даже сочувствую. Потому у нас, русских, говорят: от сумы да от тюрьмы - не отказывайся. Всякое может случиться. Но если ты, еврей, чистосердечно расскажешь, как все было... Кто где стоял... Кто и как держал жертву... Кто колол... Я обещаю: суд учтет. Скажи, ты - цадик?
Бейлис развел руками и рассмеялся. Среди мрачных жандармов, испуганной жены и пугливо молчащих детей смех этот прозвучал почти насмешкой, издевательством. Эстер взглянула на Евдокимова, в глазах полыхал неприкрытый ужас. "Остановите его! - кричал взгляд. - Остановите! Он убьет нас всех!"
- Полковник, - вступил Евдокимов. - Я уже изучил эту часть вопроса. Давно. Мои предки учили еврейских детей, я поэтому знаю. Цадик - это оракул среди верующих. Он имеет огромную власть над верующей массой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Томительно тикали ходики, стрелки не двигались - так казалось. Встали дети, Эстер усадила их за стол и начала кормить. Евгений Анатольевич косил глазом, замечая, как капризничают девочки и чинно, неторопливо, по-взрослому, уминают хлеб с молоком мальчишки. Мендель стоял у тусклого зеркала, что висело на стене, и, высунув от напряжения кончик языка, старательно расчесывал густые жесткие волосы. Заметив взгляд Евдокимова, улыбнулся и развел руками:
- А что делать? У вас - нормальные волосы, а у меня- проволока. Третьего дня был в синагоге, реббе говорит: "Мендель, ты кто?" Я ему отвечаю: как и вы, я- еврей. Он сердится: "У меня, говорит, есть пейсы воспоминание о Едином и избавлении от плена египетского! А что у тебя?" Я говорю: "Бакенбарды, учитель!" Он меня ударил: ты, говорит, не еврей! И вот с тех пор - выращиваю, будто кущи! А толку? Разве из таких волос могут быть пейсы?
Дверь открылась - резко, с грохотом. На пороге стоял Кулябка, за ним переминались четыре жандарма. Сделав шаг, Кулябка раскрыл папку, которую ему услужливо подал унтер-офицер.
- Вы Менахиль-Мендель Бейлис?
- Да... - кивнул Мендель, делая шаг навстречу. - А что?
- Вы не задавайте глупых вопросов, а ждите, пока я вам сообщу, поморщился Кулябка.
- Я и жду! - удивился Бейлис.
- Не пререкайтесь! - прикрикнул полковник. - Итак: вот распоряжение о вашем аресте, который мы производим в порядке охранения общественного порядка и безопасности. Вы понимаете, что это значит?
- В тюрьму повезете?
- Это значит, что вы арестовываетесь не по поручению судебной власти, а в порядке охраны. Есть такой закон.
- Что ж... Раз есть - какой разговор? Вещи взять можно?
- Вы не спрашиваете - за что... Я полагаю - это оттого, что вы понимаете - речь идет о... соответствующем убийстве мальчика Ющинского. Хотите совет опытного человека? Признайтесь сразу. Тогда - формальный обыск, и мы поедем в тюрьму - как вы очень верно заметили. Момент... А вы? - просверлил взглядом Евдокимова. - Вы кто? Вы еврей?
- Я журналист... - безмятежно улыбнулся Евгений Анатольевич. - Я собираю материал о еврейской жизни. Из глубины, так сказать. Вы мне кого-то очень сильно напоминаете, полковник. Мы не встречались? В Петербурге?
Кулябка налился багровым цветом.
- Вы слишком много себе позволяете... Отвечайте: что вы здесь делаете?
- О-о... - Евгений Анатольевич подошел к Бейлису и взял его под руку. - Это мой брат. Во Христе. Разве не так? А помните? "Несть еллин, ни иудей, но все и во всем- Христос"? Господь наш по плоти - от колена Сима, не слыхали? А покровительница святой Руси, дева Мария, - и вовсе. Нет?
- Еще одно слово - и я арестую вас за кощунство, - процедил Кулябка. Жандармы все слышали...
- И подтвердят все, что вы им прикажете! - не удержался Евдокимов. Что будем искать, полковник? Тайную синагогу? Место заклания? Орудие убийства?
Появился унтер-офицер, бесстрастно протянул толстый потрепанный том в кожаном переплете, сказал пустым голосом:
- Там, в одном из помещений, возвышение. Так у них в синагогах бывает. Нечто вроде алтаря. И книга эта... Буквы древние...
- Где это? - Кулябка с трудом скрывал восторг.
- Если господам угодно - я покажу... - Бейлис направился к д верям, жандармы торжественно вышагивали по сторонам, остальные шли следом.
Неподалеку от больницы стояло недостроенное, без отделки, здание, Бейлис подвел к нему. Поднял голову, посмотрел в небо.
- А что, какая будет славная погода нынче! Настоящая весна, лето даже!
- Вы не имеете отвлекаться! - прикрикнул Кулябка.- Этот дом?
- Как бы так точно, - кивнул Бейлис. - Но: пуст. Недостроен потому что.
Кулябка молча вошел в помещение. В глубине его и в самом деле имелось возвышение, нечто вроде эстрады.
- Для чего? - смотрел победно. Приблизился, с опаской провел ладонью.
- Понимаете, сударь, это для бедных евреев строилось...
- Хм, для бедных... Ну?
- Пансион, так сказать - для выздоровления. И чтобы имели молиться решили это сделать, - Бейлис указал на возвышение. - Синагога далеко, а как без молитвы? Вы же каждый день молитесь?
- Это не имеет отношения... Вы пекли... мацу?
- Так точно! По поручению хозяина, господина Зайцева, выезжал в его имение, там пекли. Пудов по десять каждому.
- Еврей Зайцев имеет имение?
- Ну, дом, так назовите, при доме постройки, земля есть...
- У нас не всякий русский землей владеет... А вот еще что, отвечайте без утайки: знатные евреи на пасху вашу у Зайцева были?
- А как же! Друзья, родственники. Вот еще из-за границы Эттингер имел пребывание - знатная семья! Шнеерсон.
- Потомок Любавического раввина? Книжника? Хасида?
- Так точно! А что?
Евдокимов то покрывался краской стыда, то бледнел, мысли в голове летели невероятные. "И это мы, охрана... Революция наступает на Россию, революция наступает, а мы... Господи, чушь какая... Или я, верно, поддался..."
Кулябка раскрыл книгу, в лице отразилось полное удовольствие:
- Иврит... Вы понимаете на иврите?
Мендель покачал головой.
- Для меня и идиш - труден. Какой иврит... Несколько богослужебных слов, которые знает, потому что произносит каждый день, - любой еврей!
Кулябка улыбнулся.
- Швайки сами выдадите?
- Так я не шорник! - словно обрадовался Бейлис. - В конюшне работал Берко Гулько, у него были швайки, я так располагаю, что он их в конюшне и бросил. А вам для чего? Подшить чего?
Полковник кивнул, унтер-офицер убежал. В лице Кулябки сквозила убежденность и скука, дело для него было настолько ясным, что он и не скрывал этого.
- Скажите, - взял книгу, покачал на ладони. - Скажите честно, облегчите душу: когда вы и ваши единомышленники, хасиды, делали... Это. Делали это, - произнес размеренно, почти по складам. - Кто из вас читал эту книгу вслух?
- А... зачем... читать? - одними губами спросил Бейлис. Он понял, на что именно намекает начальник Охранного отделения.
- А затем, милейший, что ри-ту-ал-с. - Кулябка развел руками, давая понять, что сочувствует Бейлису всей душой.- Как русской и как православный, я, конечно, протестую и одобрить не могу-с... Но как человек - я понимаю. И даже сочувствую. Потому у нас, русских, говорят: от сумы да от тюрьмы - не отказывайся. Всякое может случиться. Но если ты, еврей, чистосердечно расскажешь, как все было... Кто где стоял... Кто и как держал жертву... Кто колол... Я обещаю: суд учтет. Скажи, ты - цадик?
Бейлис развел руками и рассмеялся. Среди мрачных жандармов, испуганной жены и пугливо молчащих детей смех этот прозвучал почти насмешкой, издевательством. Эстер взглянула на Евдокимова, в глазах полыхал неприкрытый ужас. "Остановите его! - кричал взгляд. - Остановите! Он убьет нас всех!"
- Полковник, - вступил Евдокимов. - Я уже изучил эту часть вопроса. Давно. Мои предки учили еврейских детей, я поэтому знаю. Цадик - это оракул среди верующих. Он имеет огромную власть над верующей массой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74