Я должна была проследить, узнать... - и схватила за руку и нежно гладила, преданно заглядывая в глаза.
- Катя, вы зачем меня привели сюда?
- Вы не понимаете... - всплеснула ручками. - Вы ничегошеньки не поняли! Это такие могущественные люди! Я была уверена, что вы сделаете все, чтобы понравиться им...
- А я не понравилась, - крикнула зло, - и что теперь?!
Катя улыбнулась странно.
- Теперь ничего-с... И вы сами во всем виноваты. Они держат Мищука. И если бы уверились в вас - дали бы вам свидание. А так... Господи, я так старалась... - и зарыдала, размазывая слезы по щекам.
- Значит, вы их знаете?
- Ну... Как бы.
- Тогда представьте меня.
- Вы не поняли: этого надобно заслужить. Хорошо... Идемте домой, я все объясню...
Дома ждал сюрприз: недавние знакомцы чинно сидели за столом под люстрой. Встретили молча, Зинаида Петровна тихо вскрикнула, и тогда тот, что носил очки, сухо сказал:
- Мадемуазель, вы можете удалиться... - Катя сразу же ушла. Позвольте рекомендоваться, сударыня: Георгий Георгиевич Замысловский, член Государственной думы. Это... - вежливо повел головой в сторону усатого, мой добрый товарищ, Алексей Семенович Шмаков, присяжный поверенный. Чтобы у вас не сложилось вполне неверное впечатление...
- О чем? - сухо перебила Зинаида.
- Вы торопитесь... О нашей с Алексеем Семеновичем заинтересованности в деле...
- В каком? Извольте выражать свои мысли точнее.
Замысловский взглянул удивленно, бросил взгляд на потолок и, как бы справившись с вдруг нахлынувшими чувствами, продолжал:
- Теперь в России... Да и в мире, уж поверьте мне, - одно-единственное дело: об умучании мальчика Ющинского. Так вот: нас вызвала мать умученного, Александра Ющинская, она же - Приходько.
- В самом деле? - насмешливо улыбнулась. - Она так богата?
- Неумный ход... - поморщился Замысловский. - Вы - русская и должны понимать, что мы в трудные минуты помогаем друг другу вполне бескорыстно.
- Мне не хочется говорить гадости, господа, но вы "пущаете пропаганду" - как говорят мои знакомые из Охраны.
- Оставим это, - вмешался Шмаков. - Бог с нею, Охраной этой, взаимопомощью, подозрениями и колкостями. Все просто: сударыня, нам нужен Мищук.
- Но я не знаю, где он.
- Мы знаем. Он нужен нам в том смысле, что он талант! Мы желали бы работать с талантом, но не с посредственностями. На суде мы будем представлять потерпевших, нам бы хотелось быть во всеоружии. С помощью Евгения Францевича, разумеется.
- Вы так уверены, что будет суд... Да ведь дело это не стоит выеденного яйца! Не евреи убили мальчика!
- Кто же?
- Воры, бандиты, родственники - вы это знаете не хуже меня!
- Все перечисленные вами не имеют к убийству ни малейшего отношения, сказал Замысловский. - Вот Евангелие... - взял с полки, положил на стол и коснулся пальцами. - Я говорю правду, я православный человек... Оставим это. Вы согласны?
- Мищук не станет вам помогать.
- Жаль, мы рассчитывали на вас: смысл в том, что вы убедите вашего друга в нашей правоте...
- Никогда!
- Вы снова торопитесь... - укоризненно произнес Шмаков. - Если вы поступите так, как просим мы (о, ради бога! Если наша версия окажется тупиковой - мы же здравомыслящие люди!), тогда, отслужив, вы получите любую сумму (мы располагаем любыми суммами) и сможете уехать с Мищуком, куда пожелаете. Если же нет...- поморгал, пожевал губами и разгладил усы. Тогда мне жаль вас обоих...
- Где Мищук? Где?!
- Если вы согласны - ваша встреча состоится незамедлительно.
Показалось, что на голову вылили ушат кипятка.
- Но... он ведь в бегах?
- Вы согласны?
- Я должна... Должна подумать, господа.
- Хорошо. Вы останетесь здесь до вечера, под присмотром. Вечером вы дадите ответ. В любом случае хотел бы предварить... Ну, скажем так разного рода неудобства... Вы, конечно, можете обратиться к властям. Вы, конечно, можете описать нашу внешность, одежду... Не советую... - покачал головой. - Наши портреты широко известны - в разной одежде, мы весьма известные общественные деятели. Вам все равно никто и никогда не поверит. И вообще: люди возбуждены, они требуют справедливого возмездия, вряд ли стоит становиться на пути у целого народа...
- Где Мищук?
- С ним все в порядке. Честь имею, сударыня, - чинно поклонившись, оба вышли из комнаты.
Влетела Катя:
- Ну? Как? И что? Я сгораю от любопытства!
- Катя... Кто написал письмо? Кто пригласил приехать в Киев? Значит, все было подстроено?
- Вы только успокойтесь, душенька... Я вас так полюбила... Вы успокойтесь, до вечера время есть. Ладно?
- А этот... Богров? Он что же... Тоже участвует?
Катя отвернулась к окну и молчала красноречиво. Что ж... До вечера время действительно есть. Но решение уже принято: увидеть Евгения. Непременно увидеть. Как бы строго они ни охраняли его - он что-нибудь придумает. Он умный. И, главное, теперь их будет двое. "Мы их обыграем... стучало в голове, - "тук-тук-тук", мячик прыгает и мы упрыгаем, зайчиками..."
Весь день просидела на кухне - не хотела разговаривать с Катей. Та обиделась и лежала на диване с красными заплаканными глазами. "Странное существо... - думала Зинаида Петровна. - Вроде бы и совсем не злая, а в то же время..." Что "в то же время" - об этом думать не хотелось. Сколь ни была далека от практики политического или уголовного розыска - догадалась (не трудно ведь...): Катя - участница заговора, сделки какой-то... В этой сделке она, Зинаида Петровна, имеет свою, немаловажную видимо, роль. Мищук, вот в чем дело. Он непримирим, упрям, честен до умопомрачения и, главное, никогда не страдал - не то чтобы религией антиеврейской, юдофобией (имеющей ученые труды, адептов и почитателей) - легковесным антисемитизмом не страдал, а ведь им в России девяносто пять процентов русских задеты- в той или иной форме. Произнесена фраза: "Да ведь это- еврей!" - и все становится на свои места, все объяснено. И никому невдомек, что нанесено увечье, обида, может быть... "Ничего, они все живучие и приспособленные, пролетела мысль, и краска стыда покрыла щеки: - Значит, и я такая же? О, Господи, как это грустно, в конце концов..." Незаметно наступил вечер, в синеющем небе зачернели крыши и трубы на них, прошел фонарщик, зажигая керосиновые фонари. Катя остановилась на пороге.
- Так вы идете?
- Иду... А куда?
- Одевайтесь... Экипаж уже подан... - и ушла.
"Торопится... - Зинаида Петровна заметалась по комнате, нужно было сделать что-то очень важное... - Чего она так торопится? Да ведь высокое начальство, поди, ожидает..." А беспокойство нарастало, вон - занавеска слегка отогнулась, осторожно глянула, Катя уже усаживалась, и лошадь непрерывно била копытом, и тогда, подчиняясь неведомому зову или чувству, может быть,- вытащила из внутреннего, тщательно запрятанного кармана заветное письмо из города Киева - крик о помощи и сунула под загнутый угол занавески.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74