Мне надобно было спастись!
- Да от кого, черт возьми! - возмутился Евдокимов.- От этого, что ли? Какая чепуха! Сейчас мы его обратаем...- И, бросив на чаровницу победный взгляд, направился к маске. Тот стоял недвижимо, гадкая улыбка ползла под черным срезом. - Сударь! - крикнул Евгений Анатольевич.- Если вы изволите забавляться - это совсем не значит, что вы имеете право пугать честных людей! Я требую...
- Заткнись, дурак... - прошелестело в ответ. - Ты не понимаешь...
- Чего, чего я, собственно, "не понимаю"? - задорно продолжал Евдокимов. - А вот снимите-ка свое украшение, - протянул руку и сразу же ощутил такой могучий удар в зубы, что закричал от боли и распластался лягушкой на полу, больно скользнув лицом под ближайший стол.
- Женя! - донесся голосок Кати. - Женечка, что же вы...
"И в самом деле - что же я... - меланхолически подумал Евгений Анатольевич. - Однако надобно отсюда выбираться..."
Напрягшись, вылез из-под низко опущенной скатерти и замотал головой, словно въехавшая в столб лошадь. Обидчик нависал, словно скала, он даже не потрудился убежать.
- Вот что, ваше высокородие... - хрипло проговорил. - Я знаю, что случилось и как, и если не станете валять дурака - открою. В сумерки меня можно найти на Кадетском шоссе, там тихо, нам никто не помешает.
- А что... что, собственно, случилось? - забормотал Евгений Анатольевич. - Сон какой-то... Неправдоподобно...
- Я и есть сон... - засмеялся незнакомец, проваливаясь во входные двери, будто бильярдный шар.
- Вам больно? - подбежала Катя. - Я боялась, я тряслась! Он преследует меня уже несколько дней... Со мною даже рта не открыл!
- А что произошло? - захлопал ресницами. - Он... о чем?
Лицо девицы сделалось серьезным и мрачным.
- Я живу в Лукьяновке, там есть улица такая, Дорогожицкая, понимаете?
- Пока нет, - честно признался Евгений Анатольевич.
- Большая Дорогожицкая, - уточнила, - я живу в той ее части, где теперь ходит вагон городской электрической дороги...
- Трамвай?
- Можно и так назвать, - Катя пожала плечами. - Так вот: у нас там еще Верхне-Юрковская есть. Там мальчик как бы пропал...
- Мальчик... - словно во сне повторил Евдокимов.- Ка... кой мальчик?
- Ющинский Андрей, - вздохнула Катя. - Никто не знает, где он и что с ним. Он раньше жил у нас, а недавно переехал в Подмостную слободку и вот пропал.
Сердце в груди Евгения Анатольевича застучало так громко, что пришлось обе ладони вдавить в грудь - как бы не выскочило. Все, все сходилось, что называется вмертвую...
- Катя... - произнес, едва ворочая языком. - Так он... об этом... мальчике? Ющинском то есть?
- О нем, о нем! - закричала Катя нервно. - Вы, пожалуйста, расплатитесь за обед и пойдем, Христа ради, а то неровен час...
- Господи... - только и сказал, швыряя мятые ассигнации на скатерть. Чего еще "неровен"?
Усмехнулась значительно:
- Вы не понимаете... нас всех закрутило одной струей. Это очень страшно, я знаю, о чем говорю. Идемте...- схватила за руку, потащила, - это наверняка воры, их целая шайка, я близко стою к этой компании и помогу вам.
Перевел дух.
- Катя... С чего вы взяли... Помилуйте, наша случайная встреча... И зачем, собственно, я? Мое-то какое дело? А?
Улыбнулась странно:
- Меня не ищите. Я вас сама найду. Станете искать- делу навредите. - И исчезла - показалось Евдокимову, что растаяла в мокром городском воздухе.
Ночь прошла беспокойно, Евгений Анатольевич вскакивал, жадно пил воду из графина и снова пытался уснуть, но - не спалось. Томило странное предчувствие, но если бы спросил себя и попробовал объяснить - вряд ли смог бы... Что-то внутри, глубоко, никак, впрочем, не соприкасаясь с естеством, нарастает и нарастает, и возникает ощущение водоворота, который уносит неизвестно куда, в холодную синь или зелень, заполненную одним туманом. И становится так неуютно и страшно даже: кончено все, исчезает граница бытия и небытия, и мечется душа, не находя пристанища...
За окном слабо горели фонари и таяла неверная ночь, и вдруг понял Евгений Анатольевич, что не может более ждать: надобно что-то делать, немедленно. Телефонный номер Мищука нашел в записной книжке, почему-то на букву "С". Долго смотрел на матовую страничку, силясь понять - почему так записал. Может быть, от слова "Сыскная"? Ну, да черт с ним, оказался бы Евгений Францевич на месте. Набрал короткий номер, трубку сняли сразу, низкий, рокочущий голос осведомился бодро, без малейшей сонливости:
- Кто?
- Здесь ваш знакомый, по поезду... - отозвался конспиративно. Работаете?
- Здесь Мищук, узнал вас. - Он не конспирировал, ему зачем?
- Надобно встретиться. Немедленно.
- Хорошо, - не удивился, как будто такие ночные встречи происходили часто. - Большая Житомирская, здесь Городская полиция, временное пристанище, мой кабинет в Сыскном ремонтируют, работы невпроворот. Вы легко найдете, - сказал, словно догадался, что Евдокимов сейчас об этом спросит. - Выйдете на Львовскую площадь - по Рейтарской, тут, вначале, Городское училище - забавная постройка, не ошибетесь, и белая Сретенская церковь, ну, и мы - в доме три. Городового на входе я предупрежу...
"Образцовые знания... - в который уже раз подумал Евгений Анатольевич с некоторой профессиональной завистью. - Основательный человек этот Мищук... - Между тем он уже выходил на площадь и сразу увидел церковь. Сретение... - подумал равнодушно, - по Закону Божьему, в корпусе проходили. Да: "Ныне отпущаеши, Владыко, раба Твоего по глаголу Твоему".
Пронзительный смысл слов старца Симеона1 дошел не сраз у. Подумал: "Я не уеду из этого города. Я останусь. Исчезну. Смысл в этом..." Грустные озарения прервались воспоминанием: вычурное здание возвышалось слева от церкви - балкончики, русты, аркады и фронтоны - безумная фантазия бездарного архитектора, уловившего смысл предыдущих эпох, но так и не понявшего свою... "Да ведь здесь эта е... интеллигенция держала свою скабрезную продукцию..." - взъярился так, что дыхание перехватило. "Союз борьбы за освобождение рабочего класса", суть та же: отнять и разделить поровну. Что ж... Может, и несовершенен существующий порядок вещей, но то, что хотят учинить в России, соединив "социализм с рабочим движением", - это верная гибель... Года три назад вызвал товарищ министра, - ужимки, улыбки странные, разговор вокруг да около, наконец: "В Москве, в Бутырке как бы скончался Николай Шмит, фабрикант. Да вы, я думаю, в курсе дела..." Еще бы, весь департамент был "в курсе" - революционеришка, снабжавший своих рабочих (еще и фабрикантом мебельным был, сволочь) оружием для баррикадных боев, естественным образом оказался в тюрьме... "И что же?" - осведомился, почтительно заглядывая в глаза начальству (оно любит заглядывания, таков уж его, начальства, удел). "Деньги- и не малые - завещаны государственным преступником "партии". Вам надобно срочно отправиться в Женеву, "партийным курьером".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
- Да от кого, черт возьми! - возмутился Евдокимов.- От этого, что ли? Какая чепуха! Сейчас мы его обратаем...- И, бросив на чаровницу победный взгляд, направился к маске. Тот стоял недвижимо, гадкая улыбка ползла под черным срезом. - Сударь! - крикнул Евгений Анатольевич.- Если вы изволите забавляться - это совсем не значит, что вы имеете право пугать честных людей! Я требую...
- Заткнись, дурак... - прошелестело в ответ. - Ты не понимаешь...
- Чего, чего я, собственно, "не понимаю"? - задорно продолжал Евдокимов. - А вот снимите-ка свое украшение, - протянул руку и сразу же ощутил такой могучий удар в зубы, что закричал от боли и распластался лягушкой на полу, больно скользнув лицом под ближайший стол.
- Женя! - донесся голосок Кати. - Женечка, что же вы...
"И в самом деле - что же я... - меланхолически подумал Евгений Анатольевич. - Однако надобно отсюда выбираться..."
Напрягшись, вылез из-под низко опущенной скатерти и замотал головой, словно въехавшая в столб лошадь. Обидчик нависал, словно скала, он даже не потрудился убежать.
- Вот что, ваше высокородие... - хрипло проговорил. - Я знаю, что случилось и как, и если не станете валять дурака - открою. В сумерки меня можно найти на Кадетском шоссе, там тихо, нам никто не помешает.
- А что... что, собственно, случилось? - забормотал Евгений Анатольевич. - Сон какой-то... Неправдоподобно...
- Я и есть сон... - засмеялся незнакомец, проваливаясь во входные двери, будто бильярдный шар.
- Вам больно? - подбежала Катя. - Я боялась, я тряслась! Он преследует меня уже несколько дней... Со мною даже рта не открыл!
- А что произошло? - захлопал ресницами. - Он... о чем?
Лицо девицы сделалось серьезным и мрачным.
- Я живу в Лукьяновке, там есть улица такая, Дорогожицкая, понимаете?
- Пока нет, - честно признался Евгений Анатольевич.
- Большая Дорогожицкая, - уточнила, - я живу в той ее части, где теперь ходит вагон городской электрической дороги...
- Трамвай?
- Можно и так назвать, - Катя пожала плечами. - Так вот: у нас там еще Верхне-Юрковская есть. Там мальчик как бы пропал...
- Мальчик... - словно во сне повторил Евдокимов.- Ка... кой мальчик?
- Ющинский Андрей, - вздохнула Катя. - Никто не знает, где он и что с ним. Он раньше жил у нас, а недавно переехал в Подмостную слободку и вот пропал.
Сердце в груди Евгения Анатольевича застучало так громко, что пришлось обе ладони вдавить в грудь - как бы не выскочило. Все, все сходилось, что называется вмертвую...
- Катя... - произнес, едва ворочая языком. - Так он... об этом... мальчике? Ющинском то есть?
- О нем, о нем! - закричала Катя нервно. - Вы, пожалуйста, расплатитесь за обед и пойдем, Христа ради, а то неровен час...
- Господи... - только и сказал, швыряя мятые ассигнации на скатерть. Чего еще "неровен"?
Усмехнулась значительно:
- Вы не понимаете... нас всех закрутило одной струей. Это очень страшно, я знаю, о чем говорю. Идемте...- схватила за руку, потащила, - это наверняка воры, их целая шайка, я близко стою к этой компании и помогу вам.
Перевел дух.
- Катя... С чего вы взяли... Помилуйте, наша случайная встреча... И зачем, собственно, я? Мое-то какое дело? А?
Улыбнулась странно:
- Меня не ищите. Я вас сама найду. Станете искать- делу навредите. - И исчезла - показалось Евдокимову, что растаяла в мокром городском воздухе.
Ночь прошла беспокойно, Евгений Анатольевич вскакивал, жадно пил воду из графина и снова пытался уснуть, но - не спалось. Томило странное предчувствие, но если бы спросил себя и попробовал объяснить - вряд ли смог бы... Что-то внутри, глубоко, никак, впрочем, не соприкасаясь с естеством, нарастает и нарастает, и возникает ощущение водоворота, который уносит неизвестно куда, в холодную синь или зелень, заполненную одним туманом. И становится так неуютно и страшно даже: кончено все, исчезает граница бытия и небытия, и мечется душа, не находя пристанища...
За окном слабо горели фонари и таяла неверная ночь, и вдруг понял Евгений Анатольевич, что не может более ждать: надобно что-то делать, немедленно. Телефонный номер Мищука нашел в записной книжке, почему-то на букву "С". Долго смотрел на матовую страничку, силясь понять - почему так записал. Может быть, от слова "Сыскная"? Ну, да черт с ним, оказался бы Евгений Францевич на месте. Набрал короткий номер, трубку сняли сразу, низкий, рокочущий голос осведомился бодро, без малейшей сонливости:
- Кто?
- Здесь ваш знакомый, по поезду... - отозвался конспиративно. Работаете?
- Здесь Мищук, узнал вас. - Он не конспирировал, ему зачем?
- Надобно встретиться. Немедленно.
- Хорошо, - не удивился, как будто такие ночные встречи происходили часто. - Большая Житомирская, здесь Городская полиция, временное пристанище, мой кабинет в Сыскном ремонтируют, работы невпроворот. Вы легко найдете, - сказал, словно догадался, что Евдокимов сейчас об этом спросит. - Выйдете на Львовскую площадь - по Рейтарской, тут, вначале, Городское училище - забавная постройка, не ошибетесь, и белая Сретенская церковь, ну, и мы - в доме три. Городового на входе я предупрежу...
"Образцовые знания... - в который уже раз подумал Евгений Анатольевич с некоторой профессиональной завистью. - Основательный человек этот Мищук... - Между тем он уже выходил на площадь и сразу увидел церковь. Сретение... - подумал равнодушно, - по Закону Божьему, в корпусе проходили. Да: "Ныне отпущаеши, Владыко, раба Твоего по глаголу Твоему".
Пронзительный смысл слов старца Симеона1 дошел не сраз у. Подумал: "Я не уеду из этого города. Я останусь. Исчезну. Смысл в этом..." Грустные озарения прервались воспоминанием: вычурное здание возвышалось слева от церкви - балкончики, русты, аркады и фронтоны - безумная фантазия бездарного архитектора, уловившего смысл предыдущих эпох, но так и не понявшего свою... "Да ведь здесь эта е... интеллигенция держала свою скабрезную продукцию..." - взъярился так, что дыхание перехватило. "Союз борьбы за освобождение рабочего класса", суть та же: отнять и разделить поровну. Что ж... Может, и несовершенен существующий порядок вещей, но то, что хотят учинить в России, соединив "социализм с рабочим движением", - это верная гибель... Года три назад вызвал товарищ министра, - ужимки, улыбки странные, разговор вокруг да около, наконец: "В Москве, в Бутырке как бы скончался Николай Шмит, фабрикант. Да вы, я думаю, в курсе дела..." Еще бы, весь департамент был "в курсе" - революционеришка, снабжавший своих рабочих (еще и фабрикантом мебельным был, сволочь) оружием для баррикадных боев, естественным образом оказался в тюрьме... "И что же?" - осведомился, почтительно заглядывая в глаза начальству (оно любит заглядывания, таков уж его, начальства, удел). "Деньги- и не малые - завещаны государственным преступником "партии". Вам надобно срочно отправиться в Женеву, "партийным курьером".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74