– как собаке погрозил коню пальцем Алешка и чинно, придерживая левой рукой шашку, а правую картинно заложив за спину, направился к Ульяне. Восхищенная девушка порхнула ему в руки, отвечая поцелуем на поцелуй.
– Ой, Алешенька, какой ты теперь франт! Тебя за подвиги наградили? Мы все слышали от Женьки, как ты со студентами оборону спасал. Ты здоров? Может, тебе чаю горячего? Я сейчас, пойдем!
– Подожди! – Алексей высвободил правую руку. – Это тебе, Уленька… Говорят, он скоро зацветет.
На ладони стоял небольшой горшочек с кактусом.
Кактус Алешка сменял у беженки на полкаравая черного хлеба. Тетка, не веря своему счастью, долго рассказывала про уход и заодно про свою ботаническую таганрогскую жизнь и покойного мужа – капитана торгового судна.
Уля ожидала чего угодно – тюльпанов и даже пришельцев из другой, забытой, невероятной жизни, роз, – но только не милого «ежика», посланца дальних экзотических стран. Она бросилась показывать кактус Анюте и другим сестрам милосердия, собрав вокруг себя весь медперсонал и даже ходячих раненых. Все хотели его потрогать, тянули пальцы к маленьким иголочкам. Только приход доктора Захарова развел персонал по своим местам.
Мельников ботанической новости значения не придал.
– Алешка, – в Серегиных серых глазах отражалась тревога, – от Походного люди в штаб приехали, так-разэтак! Степной отряд уже в Константиновской!
Лиходедов резко поднялся со стула, продолжая держать Улины ладони в своих.
– А Походный атаман?
– Федорин – начальник штаба Походного, прислал своих людей, в тряпки их душу.
– Ну, вот и случилось. Серега, как думаешь, может, к Ивану Александровичу сейчас пойти?
– Я думаю, что ни к чему лишний раз дергать полковника. Да и нам перед федоринскими мелькать нечего. Лучше давай через Пичугу записку подсунем.
– Идет.
Друзья подошли к станичному правлению с тыла, и Мельников постучал в окошко четыре раза. Через минуту Шурка стоял перед ними.
– Вы чего?
– Да так, прогуляться вышли! – съязвил Серега – Те, что из Степного отряда, тяни их налево, в штабе?
– Со всем командованием сидят, чай пьют. Я слышал, завтра наши в Константиновскую собираются, к Походному атаману.
– А Иван Александрович едет? Узнай у него, что делать. Или записку подсунь.
– Ладно, попробую. Я скоро бумаги ему понесу.
Вскоре Пичугин сам нашел Алексея. Конные ординарцы базировались в соседнем со штабом дворе. Мельникова к тому времени уже услали в Раздорский полк.
– Смоляков велел передать, что вечером, когда визитеры уедут, ждет нас у себя на квартире.
Вечер девятого апреля выдался ясный и прохладный. По степи гулял легкий ветерок, гоняя запахи оживающей в предчувствии грядущего сева земли. Заместитель начальника штаба Донской армии квартировал неподалеку от станичного правления, в просторном доме уважаемого старейшины-казака.
В комнате на втором этаже, где собрались все члены «тайного общества», горел медными боками принесенный хозяйкой самовар, предвещая скорое чаепитие. Винтовки стояли в углу, а ходики с размалеванной кукушкой отсчитывали драгоценные минуты мирных, как думали хозяева, посиделок. Иван Александрович сказал им, что у его племянника нынче день ангела, и он ждет его с друзьями в гости. Роль племянника выпало исполнять Журавлеву, как самому удаленному от штаба члену конспиративной группы.
– Итак, что мы на сегодняшний день имеем? – начал полковник, когда дверь за принесшей связку баранок казачкой закрылась. – Первое: одиннадцать ящиков из того, что было в Новочеркасском казначействе. Пока что умозрительно.
– Одиннадцать ящиков золотых слитков, – волнуясь, поправил Лиходедов. – Мы все знаем.
Он говорил от имени всех участников операции, накануне постановивших раскрыть перед начальником штаба свои карты. По мнению друзей, обстановка складывалась так, что больше играть в неведение становилось непозволительно.
– Господи, так вы уже в курсе?! – Иван Александрович опешил. Его лицо сначала изобразило неподдельное удивление, а потом на щеках выступил румянец смущения. Опытный офицер, полковник, не знал куда девать глаза.
– Простите меня, ребята, – тихо сказал он. – Я давал слово. Поклялся не разглашать… В то время для вас это было благо. Поверьте, я мучался и собирался вам рассказать. Вы имели полное право знать, за что рискуете жизнями.
– Да не переживайте вы так, господин полковник, – успокоил Барашков. – Мы вас понимаем. Да и замок цифровой случайно открылся… Давайте лучше посмотрим, что нам сдала злодейка-судьба.
Смоляков помолчал, выпил залпом стакан воды и продолжил прерванный ход рассуждений:
– Ладно, второе: Ступичев, увезенный неизвестными, сначала работал на красных по немецкому заказу. Для чего? Тут, на мой взгляд, все ясно: красные платят немцам за оружие и возвращают долги. Потом подъесаул решил разбогатеть. Третье: полковник Федорин, по приказу которого увезли золото, завтра встречает нашу делегацию в Константиновской. Вопрос: где теперь Ступичев? Если у Федорина, то мне завтра устроят очную ставку и потребуют объяснений. Если подъесаула у них нет, меня должны арестовать сразу.
– Можно вопрос? – по-школьному поднял руку Барашков. – А если Ступичев у них и даст показания против вас? Этот гад способен на все. Выходит, вас попытаются арестовать без разговоров в любом случае.
– Вероятно. Федорину выгодно обвинить меня, даже если часть золота у Походного атамана. Хотя бы для того, чтобы ослабить руководство Заплавской группы. По вызывающему поведению его посланцев, Гущина и Семилетова, я понял, о чем завтра пойдет разговор, – о переподчинении наших частей Походному атаману Войска Донского. Наличие созданного нами Временного Донского правительства никак не вписывается в представления Попова и его окружения о верховной власти на Дону. И помяните мое слово, господа партизаны, большая часть наших казаков их поддержит.
Лиходедов, насилу оторвав глаза от связки румяных бубликов, необъяснимым образом оказавшихся у хозяйки, спросил:
– Подождите, господин полковник, а если вы скажете, что мы нашли украденное золото?
– Ей-богу, ты наивный человек, Алешка, – Мельников постукал себя по лбу ладошкой. – Они скажут: хотел украсть, а теперь шкуру спасает. У Ступичева теперь золота нет, в тряпки его душу, и он сделает все, что скажет Федорин, чтобы шкуру спасти.
Пичугин долго переводил удивленный взгляд с одного на другого, поправлял очки, и уж было открыл рот, но Мельников, всегда точно знающий, что хочет сказать Шурка, вкратце пояснил:
– Он про суд офицерской чести, лжесвидетельство и все такое.
– Александр, – обратился к Пичугину полковник, – вы, несомненно, правы, но суд чести, остающийся последним средством, хорош только в присутствии третьей, незаинтересованной, стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82