Военным комиссаром Новочеркасска по борьбе с контрреволюцией, иначе говоря, во главе всей административной власти был поставлен товарищ Медведев (бывший каторжанин-матрос), а командующим войсками Донской области – хорунжий Смирнов (вахмистр лейб-гвардии Казачьего полка)».
Из дневников очевидца
Через Берданосовку Васька Компот проехал шагом, не останавливаясь. Гнать – означало привлечь внимание, а так можно было хоть осмотреться.
«Главное, не напороться на красных около станции», – думал Васька, выбираясь на верхние улочки. На них ему попалась лишь старая баба с ведром (Васька суеверно посмотрел – полное) да парень на рыжей кобыле. Парень, видимо, так был занят своими мыслями, что даже не глянул в Васькину сторону.
Компот со Ступичевым обосновались на краю Аксайской, в доме вдовы урядника Семенова. Вдова георгиевского кавалера, сложившего голову на германской, была весьма довольна тихими постояльцами, обещавшими хорошо заплатить за ее молчание.
«Пословицу помнишь: „Меньше знаешь, крепче спишь”? – спросил у нее Васька. – Так вот, не чеши языком, тогда, даст Бог, поросят купишь».
Вдова, не будь дура, и впрямь, молчала как рыба, укрывая от соседей постояльцев. «Свиньи – это уже тяжелая артиллерия, – думала она словами покойного мужа. – Аргумент».
Ступичев во двор не выходил, а Ваське запретил показываться на улице днем.
– Прям как упыри какие, – ехидничал Компот, но условие соблюдал.
На четвертый день Василий засобирался обратно в Новочеркасск.
– Хорошо, поезжай. Надо найти одного человека, передать ему, что понадобятся документы на троих. Если он, конечно, сможет к нам присоединиться. – На слове «сможет» Валерьян сделал ударение. Увидев возмущенную физиономию помощника, Ступичев пригвоздил его тяжелым взглядом.
«Смотрит, что твой квартальный на нищего», – мелькнуло в голове у жигана. Но спорить он благоразумно не стал. Ему вспомнилась поговорка боцмана Бугая: «Мы еще посмотрим, чей галс правее». Перекрестившись, жиган вышел под затянутое облаками ночное небо.
Как впоследствии оказалось, молодой налетчик крестился напрасно. Боцман, которого он почитал за покойника, вопреки всему выжил.
Васька не стал предавать огню труп вожака морской ватаги, создав только видимость. Парень с детства не терпел запаха паленого мяса, предпочитая любому шашлыку пустые щи или кашу. Рыбу он ел, но если бы знал о существовании вегетарианства, то наверняка б стал вегетарианцем. Оттого, собственно, и произошла его фруктовая кличка – Компот.
Бугай очнулся на краю оврага около пепелища. Что с ним произошло, почему его бросили здесь? Он почти ничего не помнил, даже своего имени. Ничего, кроме боя. Наверное, его спасла водка. Скорей всего, она, ставшая за долгие годы почти его кровью, завела остановившееся, истрепанное жизнью бычье сердце. Он уже видел себя умершим, видел, как горит и рушится усадьба, хотя видеть этого, казалось, не мог. Теперь он снова на ногах, снова дышит.
Подобрав почти пустую флягу, боцман, пошатываясь на тяжелых, еще налитых смертельным свинцом ногах, пошел в сторону дороги.
Там он вновь повалился в грязь, упав лицом в тележную колею. Сил хватило только чтобы перевернуться на спину. Он продолжал лежать, не чувствуя своей раны и бездумно наблюдая, как наползает ночь. Наверняка боцман с «Цесаревича» так и умер бы здесь, если б не отряд красных фуражиров, направлявшийся в Ростов. В полевом госпитале на окраине Нахичевани медики откачали потерявшего память моряка, вот только мандат Совнаркома завалившийся за подкладку боцманского бушлата, не нашли. Никто не торопился разыскивать соратников «контуженого анархиста» – отряды Сиверса брали Ростов.
Найти фотографа Ценципера Компоту труда не составило. Очередь из красных начальников у входа в ателье говорила о том, что творчество фотомастера в определенных кругах весьма популярно. Ираклий Зямович творил летопись революции, невзирая на классовые противоречия. Противоречия отступили на задний план, после того как на следующий день после взятия города хозяин фотоателье был чувствительно бит пьяными матросами за нерасторопность.
– Здравствуйте, маэстро! – произнес Васька, дождавшись очереди и входя в студию. – Валерьян Николаевич передавал вам большое «мерси» за фотографии и кланяться велел.
– После, после… Как можно! – Ценципер по-гусиному вытянул шею, выпучил глаза и поднес палец ко рту.
Усаживая нового клиента на табурет, он шепнул:
– Потом. На улице.
Только отойдя метров двадцать от ателье, Ираклий Зямович поперхнулся вопросом:
– А вы, собственно, к-кто?
– Джентельмен удачи. Помогаю подъесаулу стать богатым человеком. Сдается, и вам вскоре понадобятся мои услуги.
– Но мое дело, как видите, процветает. Даже при этой разбойничьей власти, когда кругом сплошной гоп-стоп, оно дает доход и какое-никакое, но положение.
– Ой, не загадывайте, – грустно усмехнулся Васька. – Скоро они совсем деньги отменят, и будете горбатиться за паек. Даже если у вас этих пайков будет десять или пятьдесят – богаче вы вряд ли станете.
Ценципер нервно почесал за ухом:
– Еще немного, и я скажу, что вы правы.
– Конечно, прав, маэстро. Ведь по-ихнему – вы только начали «загнивать». А как хочется «загнить» по-настоящему, где-нибудь в Аргентине…
– Почему вдруг в Аргентине? – уже дружелюбней скосил глаз Ираклий Зямович.
– А мне танго нравится. Вы художник, вы поймете…
– А я бы все-таки предпочел Ниццу, – сам себе удивляясь, вдруг брякнул фотограф, которого давно уже никто не величал художником.
Ценциперу внезапно ясно представилось, как он фотографирует изнеженных аристократок на средиземноморском пляже. Может быть, он даже заведет себе обезьянку. Сердце сладко защемило.
Тонкая, натура Ценципера была подвержена нервным депрессиям. Испытывая душевные потрясения, он безумно страдал. После приснопамятного случая на Новочеркасском кладбище фотограф неделю пил, потому что по ночам ему снились убиенные. Больше всего ему досаждал кладбищенский сторож, который являлся то в образе черта, то в виде собаки, но почему-то со спущенными штанами. «Заплатишь, заплатишь… Отольются слезы-то!» – завывал сторож, пытаясь столкнуть Ираклия Зямовича в свежевырытую могилу.
Водка помогала плохо. Относительное успокоение наступило только тогда, когда фотограф стал пить грузинское вино из своих старых запасов. Видно, при жизни вино сторожу совсем не нравилось.
Германским шпионом Ценципер стал по недоразумению. Лейтенант Шулль познакомился с ним как раз в тот момент, когда сбежавшая с купцом-греком жена Ираклия Зямовича прихватила все его сбережения, предназначенные для выкупа ателье. Бумаги были уже выправлены. Шулль-спаситель легко предложил внести нужную сумму, взамен попросив «сущий пустяк».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82