В общем, если не дождетесь – улетайте.
– Я рассвета дождусь, если тихо будет. Ночью лететь – полное самоубийство. По крайней мере я в жизни только один раз пробовал, и больше не хочется. Если что, пулемет для вас припрятать?
– Нет, не надо, – Барашков замотал головой, – он добровольцам нужен, а нам теперь обуза. Там у меня еще две бомбы остались. С ними ничего делать не надо, просто кидаете, и все.
Тайник находился в фундаменте одного из заколоченных домов при выходе на станцию. С тылу дома проходил узкий переулочек, где три идущих в ряд человека помещались с трудом. Один из кирпичей вынимался. Чтобы долго не искать, отсчитывая нужный от угла ряд, Мельников, еще до их ухода в Ростов, испачкал стену смолой на уровне своего роста.
Лунным вечером два обычных паренька, шедших по деревенской улице спокойным прогулочным шагом, нырнули в переулочек. У выхода с другой стороны они остановились, чтобы прикурить. Дул ветерок, и один из спутников прикрыл чиркающего спичкой товарища полой полупальто. На самом деле Алексей, делая вид, что спички отсырели, читал найденную за кирпичом записку. Вынырнув из-под полы с горящей самокруткой, Лиходедов, еле сдерживая шепот, выдохнул клуб дыма в лицо Барашкову:
– Они нашли груз! Он здесь, в Берданосовке!
– Тише! – Вениамин нервно оглянулся. – Теперь куда?
– В буфет!
Алешкин ответ прозвучал столь неожиданно, что Барашков даже переспросил:
– Куда-куда?
– В буфет при станции. Помнишь, куда Журавлев ходил?
В небольшом помещении скопилось довольно много народу. В основном любители выпивки из ближайшей округи. В дальнем углу на сидячих местах расположились четверо пожилых солдат с красными повязками и винтовками – видимо, патруль при станции, двое железнодорожников, да баба с мужиком. Остальные, с виду станичные, кучками стояли вдоль пристенных столиков, неторопливо переговариваясь и пуская махорочный дым. За стойкой среди графинов и грязных пивных кружек пыхтел краснолицый буфетчик Митрофан, попутно что-то объясняя еще одному посетителю, видимо, завсегдатаю, прихлебывавшему пиво прямо у прилавка.
Разговор, по всей видимости, шел о ценах на уголь, взлетевших из-за того, что почти все шахтеры записались в красную гвардию. Митрофан возмущался «форменным беспорядком» и клял проклятую разруху на чем свет стоит, объясняя, что «каждый должен заниматься своим делом». Вредные речи ни у кого, в том числе и у пивших белую красногвардейцев, возражений не вызывали. Буфетное сообщество напоминало скорее клуб, где все заранее соглашались с правом на точку зрения другого.
Стоявший у стойки обернулся. Это был Журавлев.
– Привет рабочему классу! – весело провозгласил бывший студент Донполитеха таким тоном, как будто он не видел вошедших с прошлого вечера.
Лиходедов и Барашков, подыгрывая товарищу, весело поздоровались и тоже взяли по кружке.
– Откуда «Московское»? А тарань найдется? – поинтересовался у буфетчика Вениамин.
На что тот радостно разразился повествованием о добывании двух бочек «живительной влаги» у интенданта с какого-то поезда. Митрофан дал в обмен несколько ведер картошки.
За время их отсутствия у общительного буфетчика потихоньку появилась целая плеяда поставщиков-менял с проходящих составов и эшелонов, кое-как ползающих по занятой красными территории. Все это было только на руку партизанам. Они всерьез задумались над тем, как использовать большевистских начпродов-шкурников в интересах дела.
– Мы скоро у вас оптовую закупку провизии сделаем, для путевых бригад, – подмигнул Митрофану Лиходедов. – Ну там, картошку, сальцо, хлеб, водочку, и еще чего найдется. К тому же вскоре лошади понадобятся – тоже арендуем. Подумайте.
Буфетчик, обрадованный новым, сулящим барыши знакомством, обещал поразмыслить и представить подробный список своих возможностей.
Глава 15
«Искусственная пропасть, созданная большевистской пропагандой между стариками и фронтовиками, а также между офицерами и казачьей массой, стала постепенно уменьшаться. Офицеры в станицах делались предметом особого уважения, и казаки начинали с надеждой смотреть на них, сознавая, что в назревавшей борьбе с большевиками они сыграют первенствующую роль. Видно было, что революционный угар рассеивается. В казачестве росло единение, а вместе с ним недовольство новой властью. Рабочее-крестьянская власть уже ясно сознавала шаткость своего положения в Донской области. Ненависть к большевикам особенно возросла, когда „Областной съезд советов” в Ростове вынес среди прочих постановлений и решение о „национализации” всей области. Казаков на этом „съезде” почти не было. Когда решение „съезда” стало известным на местах, оно всюду вызвало бурю протеста».
Из дневников очевидца
Появление «бурлака» из Аксайской ждали к середине дня. Сереги все не было. Накануне, перед встречей друзей в станционном буфете, Журавлеву и Мельникову удалось выследить подручного Ступичева, а затем определить и дом, в который он захаживал в Аксайской. Правда, самого подъесаула так никто и не видел.
Анатолий с Сергеем вертелись неподалеку несколько дней, но ничего путного не узнали. Они видели, как молодой крепкий парень с кошачьими повадками, какие часто наблюдаются у закоренелых урок, пару раз выходил в станицу. То на базар, то к причалам. С кем-то разговаривал, покупал что-нибудь из еды и питья и отправлялся обратно. Держался он осторожно, часто оглядываясь, но сильно не нервничал. Так делают те, кто не чует за собой слежки, а пытается ее предварить, опасаясь на всякий случай.
– Я думаю, этого молодца Василием зовут, – предположил Алешка. – Помнишь, Веня, в списке моряков, получавших довольствие на складе у Степашечкина, в одной графе значилось только имя. Парень потом приезжал на подводе вместе с одним вожаком из ватаги. Степашечкин тогда для порядка спросил, как фамилия молодого, а тот ответил, что, дескать, нет фамилии – сирота он.
– Да, верно, – кивнул Барашков, – интендант еще говорил, что наших лет парень в морской группе только один был, остальные все постарше. Эти матросы к Федору Ильичу часто захаживали, в основном после буржуйских экспроприации – награбленное сдавать.
Журавлев нервно хихикнул:
– Наши ящики они бы к нему точно не повезли!
Анатолий начинал волноваться, и его беспокойство постепенно передавалось товарищам.
– А что если Серегу сцапали?
– Кто?
– Ну, Ступичев с компанией… Или красные.
– Ты чего, Толик, – успокаивал Барашков, – ты же сам говорил, что с красными станичники замирились, а Ступичева вы не видели. Может, наоборот, Сергей что-то интересное заметил. А мы тебе лучше про наше бомбометание расскажем… Небось Красин уже обратно долетел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
– Я рассвета дождусь, если тихо будет. Ночью лететь – полное самоубийство. По крайней мере я в жизни только один раз пробовал, и больше не хочется. Если что, пулемет для вас припрятать?
– Нет, не надо, – Барашков замотал головой, – он добровольцам нужен, а нам теперь обуза. Там у меня еще две бомбы остались. С ними ничего делать не надо, просто кидаете, и все.
Тайник находился в фундаменте одного из заколоченных домов при выходе на станцию. С тылу дома проходил узкий переулочек, где три идущих в ряд человека помещались с трудом. Один из кирпичей вынимался. Чтобы долго не искать, отсчитывая нужный от угла ряд, Мельников, еще до их ухода в Ростов, испачкал стену смолой на уровне своего роста.
Лунным вечером два обычных паренька, шедших по деревенской улице спокойным прогулочным шагом, нырнули в переулочек. У выхода с другой стороны они остановились, чтобы прикурить. Дул ветерок, и один из спутников прикрыл чиркающего спичкой товарища полой полупальто. На самом деле Алексей, делая вид, что спички отсырели, читал найденную за кирпичом записку. Вынырнув из-под полы с горящей самокруткой, Лиходедов, еле сдерживая шепот, выдохнул клуб дыма в лицо Барашкову:
– Они нашли груз! Он здесь, в Берданосовке!
– Тише! – Вениамин нервно оглянулся. – Теперь куда?
– В буфет!
Алешкин ответ прозвучал столь неожиданно, что Барашков даже переспросил:
– Куда-куда?
– В буфет при станции. Помнишь, куда Журавлев ходил?
В небольшом помещении скопилось довольно много народу. В основном любители выпивки из ближайшей округи. В дальнем углу на сидячих местах расположились четверо пожилых солдат с красными повязками и винтовками – видимо, патруль при станции, двое железнодорожников, да баба с мужиком. Остальные, с виду станичные, кучками стояли вдоль пристенных столиков, неторопливо переговариваясь и пуская махорочный дым. За стойкой среди графинов и грязных пивных кружек пыхтел краснолицый буфетчик Митрофан, попутно что-то объясняя еще одному посетителю, видимо, завсегдатаю, прихлебывавшему пиво прямо у прилавка.
Разговор, по всей видимости, шел о ценах на уголь, взлетевших из-за того, что почти все шахтеры записались в красную гвардию. Митрофан возмущался «форменным беспорядком» и клял проклятую разруху на чем свет стоит, объясняя, что «каждый должен заниматься своим делом». Вредные речи ни у кого, в том числе и у пивших белую красногвардейцев, возражений не вызывали. Буфетное сообщество напоминало скорее клуб, где все заранее соглашались с правом на точку зрения другого.
Стоявший у стойки обернулся. Это был Журавлев.
– Привет рабочему классу! – весело провозгласил бывший студент Донполитеха таким тоном, как будто он не видел вошедших с прошлого вечера.
Лиходедов и Барашков, подыгрывая товарищу, весело поздоровались и тоже взяли по кружке.
– Откуда «Московское»? А тарань найдется? – поинтересовался у буфетчика Вениамин.
На что тот радостно разразился повествованием о добывании двух бочек «живительной влаги» у интенданта с какого-то поезда. Митрофан дал в обмен несколько ведер картошки.
За время их отсутствия у общительного буфетчика потихоньку появилась целая плеяда поставщиков-менял с проходящих составов и эшелонов, кое-как ползающих по занятой красными территории. Все это было только на руку партизанам. Они всерьез задумались над тем, как использовать большевистских начпродов-шкурников в интересах дела.
– Мы скоро у вас оптовую закупку провизии сделаем, для путевых бригад, – подмигнул Митрофану Лиходедов. – Ну там, картошку, сальцо, хлеб, водочку, и еще чего найдется. К тому же вскоре лошади понадобятся – тоже арендуем. Подумайте.
Буфетчик, обрадованный новым, сулящим барыши знакомством, обещал поразмыслить и представить подробный список своих возможностей.
Глава 15
«Искусственная пропасть, созданная большевистской пропагандой между стариками и фронтовиками, а также между офицерами и казачьей массой, стала постепенно уменьшаться. Офицеры в станицах делались предметом особого уважения, и казаки начинали с надеждой смотреть на них, сознавая, что в назревавшей борьбе с большевиками они сыграют первенствующую роль. Видно было, что революционный угар рассеивается. В казачестве росло единение, а вместе с ним недовольство новой властью. Рабочее-крестьянская власть уже ясно сознавала шаткость своего положения в Донской области. Ненависть к большевикам особенно возросла, когда „Областной съезд советов” в Ростове вынес среди прочих постановлений и решение о „национализации” всей области. Казаков на этом „съезде” почти не было. Когда решение „съезда” стало известным на местах, оно всюду вызвало бурю протеста».
Из дневников очевидца
Появление «бурлака» из Аксайской ждали к середине дня. Сереги все не было. Накануне, перед встречей друзей в станционном буфете, Журавлеву и Мельникову удалось выследить подручного Ступичева, а затем определить и дом, в который он захаживал в Аксайской. Правда, самого подъесаула так никто и не видел.
Анатолий с Сергеем вертелись неподалеку несколько дней, но ничего путного не узнали. Они видели, как молодой крепкий парень с кошачьими повадками, какие часто наблюдаются у закоренелых урок, пару раз выходил в станицу. То на базар, то к причалам. С кем-то разговаривал, покупал что-нибудь из еды и питья и отправлялся обратно. Держался он осторожно, часто оглядываясь, но сильно не нервничал. Так делают те, кто не чует за собой слежки, а пытается ее предварить, опасаясь на всякий случай.
– Я думаю, этого молодца Василием зовут, – предположил Алешка. – Помнишь, Веня, в списке моряков, получавших довольствие на складе у Степашечкина, в одной графе значилось только имя. Парень потом приезжал на подводе вместе с одним вожаком из ватаги. Степашечкин тогда для порядка спросил, как фамилия молодого, а тот ответил, что, дескать, нет фамилии – сирота он.
– Да, верно, – кивнул Барашков, – интендант еще говорил, что наших лет парень в морской группе только один был, остальные все постарше. Эти матросы к Федору Ильичу часто захаживали, в основном после буржуйских экспроприации – награбленное сдавать.
Журавлев нервно хихикнул:
– Наши ящики они бы к нему точно не повезли!
Анатолий начинал волноваться, и его беспокойство постепенно передавалось товарищам.
– А что если Серегу сцапали?
– Кто?
– Ну, Ступичев с компанией… Или красные.
– Ты чего, Толик, – успокаивал Барашков, – ты же сам говорил, что с красными станичники замирились, а Ступичева вы не видели. Может, наоборот, Сергей что-то интересное заметил. А мы тебе лучше про наше бомбометание расскажем… Небось Красин уже обратно долетел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82