Уля испугалась, что на пути чекистов встретится ее отец. Тогда он непременно сделает им замечание относительно таскаемой на сапогах грязи. Владимир Васильевич упрямо не желал мириться с антисанитарными наклонностями большей части пациентов, тем самым вызывая опасное раздражение у ненавидящих «буржуйство» маргиналов.
Отец был в шоке от Улиного желания служить в большевистском госпитале.
«Бог с тобой, доченька! Я старый – мне все равно. Я же это от нужды делаю, чтобы мы выжить могли, – ужасался он, – а ты что вытворяешь! Одумайся! Они же опасные мерзавцы, а ты у меня такая… И в эту кровавую блевотину! Ради чего? Человеколюбия?»
Но Ульяна отвечала, что, во-первых, одного докторского пайка на троих мало, а во-вторых, в облачении красной медсестры она хоть по улицам сможет передвигаться относительно безопасно.
Неожиданно мать, Зоя Михайловна, поддержала дочь:
– Нам что, в погребе ее теперь прятать? Пусть помогает, учится – мне так спокойней за вас обоих. Ты кого, Володенька, государя-освободителя ждешь? Повесили небось давно. Тут выжить бы… Господи, ад кругом кромешный!
На счастье, пути доктора Захарова и помощника комиссара не пересеклись. Уля, волнуясь, осторожно пошла следом за кожанками. Визит был загадочный. Обычно большевистские чины такого ранга в госпитальные палаты не заявлялись.
Рябов нашел Шайтенко, сухо поздоровался и сразу же вывел его в общий коридор для разговора. Уля незаметно скользнула в перевязочную, а из нее в моечную. Разговор у красных намечался конфиденциальный. Заглянув в перевязочную и убедившись, что в ней никого нет, красные (как потом оказалось – старые знакомые) начали с обсуждения действий своего командования, мешая русские и украинские слова.
– Ты же знаешь Микола, – сказал Шайтенко, словно продолжая прерванный спор, – что шахтерские комитеты не желают давать людей Сиверсу. Ростов нехай для евойных рабочих остается, а Новочеркасск Донбасскому краю пидчиним. Казаков повыведем, а зараз и столицу тута сделаем.
– А никто покуда не гонит вас на Кубань, там своих товарищей хватает. Революционный момент требует обмена силами. Пусть ваши в Ростове контру шерстят, а ростовские товарищи здеся. Без пощады. Сиверсу, сам разумеешь, местные рабочие комитеты с их выкрутасами как бельмо в глазу – он Совнаркому подчиняется. Нам депеша пришла: немедленно ликвидировать контру в Кривянке. А как мы ее ликвидируем, когда голубовцы, того и гляди, в спину ударят или по куреням тиканут? Сиверс два отряда из полка Титова сюда отправит, ежли шахтеры дыру на Ростовском фронте закроют.
– Не, Федор, легче сюды шахтеров из Макеевки перебросить, чем грушевских в Ростов отправить. Давай я товарищам отпишу, мабуть, макеевский комитет нас поддержит. Тилько швыдче трэба. Казачки могут на город двинуть.
– В том и дело, Микола, шо на город. На Александро-Грушевский они не попрут – силы не те. А вашим-то сюда пешком дуть всего ничего. Ты в своем комитете пошукай верных товарищей, а я в долгу не останусь – каждому за голос по вагону реквизиций дам. Опять же, оружием и провиантом братьям-шахтерам подмогну.
– Добро. Пошукаю, киль так.
– Вот це дило. Поправляйся. Нехай к твоей персоне санитарку пожопастей приставят.
Рябов рассмеялся и чиркнул спичкой, видимо, прикуривая. Вскоре едкий дым наполнил перевязочную и пополз из дверных щелей, проникая в моечную. Горелый дух нискосортного табака затеребил ноздри. Уля, плохо переносившая запах курева, зажала лицо ладонями, сдерживаясь, чтобы не чихнуть.
Она уже не слышала, о чем говорили в соседнем помещении, изо всех сил пытаясь не выдать себя. Но у нее не получилось. Чихая в ладошку, девушка повела локтем, и жестяная шайка, стоявшая рядом на полке, громыхнула, как оркестровые литавры.
– Кто тута? – крикнул помощник комиссара, с револьвером в руке врываясь в моечную.
Увидев обомлевшую от страха Улю, он схватил девушку за косу и пригнул к полу:
– Подслушивала, тварь?! Кто такая? Кто послал? Говори, сука!
От боли у девушки потемнело в глазах.
Намотав косу Ули на руку, Рябов таскал ее, полусогнутую, по моечной, дергая и тыча в спину дулом нагана. Курсистка растерялась, обомлев от животного ужаса. Из горла вырывались только прерывистые всхлипы. Наконец, собрав силы, Ульяна заголосила:
– Не бейте, дяденька комиссар! Я нечаянно тут! Воду носила-а! Я ваших слов не поняла-а! Пожалейте!
Разглядев, что перед ним девчонка-санитарка, Рябов отпустил косу и взяв жертву сзади за шею, повернул лицом к окну.
– Смазливая сучонка!
– Это лекаря дочка, – тронул чекиста за плечо Шайтенко. – Не калечь. Она перевязки справно робит.
В комнату ввалились прибежавшие на крик кожанки.
– Возьмите ее, – приказал Рябов, – после допросим.
– Не трэба, товарищ помкомиссара, – шахтер был настроен более миролюбиво. – Дивчина воду носила – вон и ведро.
Он шагнул вперед и поморщился от кольнувшей в руке боли.
– Отвечай, чего слыхала?
На Улино счастье, у стены стояло только что принесенное кем-то полное ведро с водой. Рябов сунул палец в воду:
– Студеная. Согреться не успела.
Он медленно ощупывал глазами всхлипывающую девушку.
– У тебя товарищ Шайтенко вопрос спросил, – коряво проговорил он.
– Я ничего… ничегошеньки не знаю, – решила играть дурочку Ульяна. – Какие-то шахтеры и вагоны… и Стиверс… Отпустите меня-я, дяденьки! Ради Бога!
– Так, – задумчиво произнес помощник комиссара по борьбе с контрреволюцией, – подойди-ка сюда!
Уля послушно выполнила приказание.
Рябов изучающе тронул ее ладонью пониже спины.
Курсистка вспыхнула, задрожала от возмущения. Первым желанием было ударить обидчика по лицу. Но девушка до крови прикусила губу и сдержалась. Не стерпи она – наверняка прощай, жизнь.
– Думаю, Федор, ты уже нашел себе санитарку, да молоденькую, самый сок! – чекист плотоядно причмокнул губами. Затем он протянул знакомому руку:
– Ладно, бывай. А ты, – он тронул Ульяну за подбородок, – проглоти свой язык, а то и тебя, и папашу – в расход. Завтра вечером найдешь меня, будешь прощение вымаливать.
Но вечером следующего дня комиссарам стало ни до чего. Объединенные дружины станичников пошли на приступ Новочеркасска. Просидев и проплакав в темной кладовке полтора часа, Ульяна Захарова выбралась и побрела, пошатываясь от тошноты и отвращения к себе. Она разыскала Шурку Пичугина и передала ему все услышанное. Казаки, получив от Шурки и Журбы ценные сведения, не стали дожидаться подхода шахтерского подкрепления и ударили на город как можно скорее.
Выскочив на улицу, Алешка чуть не издал боевой индейский клич – так переполняли его чувства. Не чуя под собой ног и сияя как медный пятак, юноша устремился к Платовскому проспекту.
На горизонте как раз показался Пичугин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82