Со времени своего авиационного крещения в заволжском поселке он в тонком деле организации взаимодействия, как говорится, поднаторел. Первый, чаще всего задававшийся истребителями вопрос, был: «Порядок сбора?» Инструктор политотдела догадывался, что беглый, на ходу, обмен между представителями сторон ничего нового в себе не содержит, однако же незнакомые друг другу летчики крайне дорожат возможностью такого обсуждения, и наперед известный, канонический маневр сбора обговаривается ими, как будто вопрос поставлен впервые. Дело, видимо, в том, что профессиональный диалог, при всей его быстроте и краткости, способствует узнаванию партнера. Одно словцо, улыбка, взгляд, бывает, создают представление о человеке… Голоса звучат отрывисто, нетерпеливо: профиль полета? Особые случаи (отказ мотора, вынужденная посадка лидера)?
Новые полевые погоны капитана, посаженные на китовый ус, отчего один погон прогибался ладьей, а другой выступал коромыслом, выдавали в нем штатского человека; общение с людьми фронтовой авиации оттачивало в ученом чувство хрониста: для историка иногда важно попасть в обстоятельства, сходные с отошедшими в прошлое. Он делал записи, сберегал черновики корреспонденции, отправляемых в газеты прямо с боевых аэродромов. «Летопись стойкости», «Летопись мужества» – такое напрашивалось название задуманной им монографии… если суждено ему выжить, если соберется с духом. Деловито, сухо, в стиле документа, составленного очевидцем, он ярчайшими фактами подтвердит пронесенные русской летописью через века глухие свидетельства о «крылатых всадниках», укреплявших русское войско всякий раз, когда над Отечеством нависала смертельная опасность. Советские летчики на фронтах Отечественной войны представали как новая могучая поросль «крылатых всадников», от века живущих в сознании народа. Достанет ли знаний, опыта, сил?..
Недавно, на Северо-Западном фронте, в «предбаннике» армейского штаба, капитан повстречал рослого мужчину, одетого с импозантностью, какой ни прежде, ни потом в полевых условиях видеть ему не приходилось: в бобровой шапке с бархатным верхом, в шубе на рысьем меху с кисточками. «Знакомлюсь с командованием, собираю материал», – ронял гость, рассеянно скользя взглядом по тесной комнатке, где стучала машинка, велась телефонная ругань, кто-то кочегарил штыком в печке, кто-то посапывал на короткой лавке, с головой укрывшись шинелью. «Вам и карты в руки, Николай Николаевич, – почтительно внимал гостю темнолицый офицер в солдатской шинели, торчащей колом. – Авиация – ваша тема…» – «Да, я – старый аэропланщик… с двадцатых годов!» Историк понял, кто здесь находится в ожидании приема: «знаток авиации», автор нашумевшего перед войной опуса на оборонную тему. Хиромант за счет казны, составитель прогнозов, не несущий за них никакой ответственности. Хроника первого дня надвигавшейся войны, по его представлениям, должна была сложиться так: в 17.00 самолеты гитлеровской Германии пересекают границу СССР, в 19.29 последний германский самолет выдворяется за пределы нашего воздушного пространства, а к концу дня 55 процентов «мессершмиттов» и 96,5 процента бомбардировщиков «хеншель» уже уничтожены… «И хоть бы что ему, – подумал капитан, видя холеное, излучавшее бодрость и спокойствие лицо. – Глядит в глаза людям, встретившим 22 июня на границе, не боится, что его отсюда выставят взашей…» «Аэропланщик с двадцатых годов!» – громко повторил гость, обращаясь к полковнику, появившемуся в дверях, чтобы сопроводить товарища из Москвы к начальству. Прикрытый бобром и рысью, сопровождаемый полковником, он с теми же словами: «Аэропланщик!..» – раскинув руки для дружеских приветствий, вступил в комнату, где его ждали, зная, быть может, полномочия, каковыми москвич наделен. «Всеми, кроме полномочий совести», – вслед ему подумал капитан.
А может быть, искал он сейчас название монографии, «Летопись военного неба»? Или шире: «Военное небо России»? С первого дня войны до последнего. Факты, факты, одни факты… Раскрытые так, чтобы выступил и вызвал мороз по коже и восхищение безмерный труд народа, чтобы стало видно всем, какой ценой оплачен перелом в ходе войны, перелом судьбы России к лучшему… И – память. Короткая память свойственна благодушию, а выгоды из нее извлекает бессовестность. Красной нитью: память не должна быть короткой…
Встреча в «предбаннике» укрепила историка в том, что замысел его важен и нужен.
Выступая сейчас в роли посредника между лидерами-бомбардировщиками и летчиками-истребителями, инструктор политотдела намеренно обходил такую специальную сторону дела, как боевые строи и порядки. Он полагал свое назначение в другом. Когда собираются на аэродромах разномастные группы молодого летающего народа, дух состязания, коренящийся в недрах авиационной жизни, рвется наружу, смущая пылкие души желанием отличиться, блеснуть мастерством, удивить товарищей. Этого следовало избежать. Скромность своих профессиональных познаний инструктор политотдела старался покрыть деликатностью обращения, пониманием интересов представленных сторон. Лидеры в гордыне как будто не заносились, истребители, чего особенно опасался «сват-капитан», против флагмана не задирались. Как и должно в серьезном деле, летчики не чинились, все шло складно. Инструктор, осмелев, спросил сержанта-истребителя: «Ваша задача?» – «Дойти до Ростова!» – «Способ контроля пути?» – «Контроль – пальчиком по карте», – несколько смешливо, как показалось инструктору, к удовольствию товарищей ответствовал сержант. Во всяком случае, все заулыбались, а сержант для пущей наглядности показал, как он, сантиметр за сантиметром, будет вместе с движением самолета продвигать свой
ноготок с отросшими заусеницами по линии пути, нанесенной на карту. Инструктор ждал такого ответа, не раз слышанного от летчиков-сталинградцев, но остался им недоволен. Сержант мог бы высказаться серьезней и развернутой.
Капитан Горов, отправленный со своими летчиками «на выселки», то есть в дальний конец аэродрома, очереди дальневосточников не знал, но все шло к тому, что вспомнят о них не скоро. «Как бы нас вообще не позабыли», – думал Алексей.
Места в первом эшелоне, отбывавшем на Ростов, были по справедливости отданы истребителям-фронтовикам. В их порывистом старте проглянуло озорство. Поначалу, будто страшась покинуть оазис весенней пыли, «маленькие» кружили над ним, как на привязи, смиренно ожидая, пока лидер, согласно принятому здесь порядку, поднимется и впряжется в лямку. Кротость и послушание олицетворяли собою «маленькие». Но потом, выманив провожатого в небо, заручившись надежным поводырем, они вели себя, по мнению Горова, бесцеремонно и нахраписто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111