Павел радовался этому, как будто улетал за тридевять земель; чем дальше оставалась Волга, тем удивительней, неправдоподобней казалось ему все, что с ним происходило в степном междуречье, словно бы не они с Грозовым бомбили километровую колонну танков и не он дрался один на один с «мессером»; он не знал, сумеет ли в другой раз так с ним схватиться и расправиться, хватит ли у него сил… Он мчит туда, где Лена, и готов показать себя, как другие на «ИЛах» не показывали; проходя над поселком Ж., где его могли видеть все, – разумеется, и Лена («Свидание состоится»!), и прославленный Баранов, с которым он почеломкался, – Павел, заваливший «мессера», от избытка чувств провернул свой самолет вдоль продольной оси – крутанул в небе «бочку», фигуру, входившую в тренировочные программы летчиков-истребителей, но пилотажным реестром «ИЛ-2» не предусмотренную…
– Кто?! – поперхнулся полковник Раздаев, наблюдая за шальным «ИЛом» с порога аэродромного КП. Глаза полковника округлились, подбородок отяжелел, но гнева, обычного в нем в такие минуты, Федор Тарасович не испытал. Всю жизнь пролетав на тяжелых машинах, сам он и фантазии не имел крутить на «ИЛе» «бочку». Он даже толком не представлял, как технически она выполняется… Сколько задора и беззаботности должно быть в душе разгильдяя, если в такой момент он сверлит небо, сверкая крыльями, извещая всех и вся: «Я жив и здоров, да возрадуются ваши сердца по этому поводу!..»
– Чей летчик?
– Был звонок из хозяйства Егошина, – доложил дежурный. – На «спарке» вышел сержант Гранищев…
– Сначала Гранищев на земле откалывал номера, теперь… А взыскать не с кого!.. Еду в поселок, в клуб, – сказал Раздаев дежурному, садясь в машину.
Летно-тактическая конференция, на которой так настаивали генерал Хрюкин и его заместитель по политчасти Вихорев (сотоварищ Хрюкина по летной школе), начала свою работу 2 сентября 1942 года в 7 часов 20 минут в помещении поселкового клуба, присмотренного медицинской службой фронта под госпиталь (тес для постройки нар и топчанов, завезенный самолетами, лежал штабелями посреди двора, источая подзабытый запах леса, а задержку с началом плотницких работ дивизионный комиссар, начальник политотдела дивизии, покрыл тем, что помог медслужбе задействовать дополнительные «дугласы» для переброски раненых в тыл).
…Летчики рассаживались молча, высматривая в президиуме своих. За кухонным столиком, вынесенным на сцену, кроме сумрачного полковника Раздаева, главы президиума, уместились только двое: командиры полков – истребительного и штурмового. Остальные приглашенные сидели на табуретках неровными рядами. Из-за кулис выставлялись обмотки, «баллоны» и острые колени политрука, начальника клуба, до войны читавшего университетский курс истории. Сейчас политрук был занят тем, что наскоро обрабатывал «Анкету участника», им же составленную и пущенную по залу. Список представителей открывал полковник Раздаев: «Федор Тарасович, 1906 г. р., русский, член ВКП(б) с 1928 г., командир штурмовой авиационной дивизии, награжден орденом Красной Звезды…» Политрук – из запасных, чуткий к возрасту, – выделил триумвират старейших. В него, кроме Раздаева, вошли: командир истребительной авиационной дивизии полковник Сиднев Б. А. («1908 г. р., с прибытием задерживается, – отметил хронист. – Сбит в возд. бою, врач настаивает на госп.») и полковник Дарьюшкин И. П., также командир авиационной истребительной дивизии («1910 г. р. Вызван команд, ген. Хрюкиным на доклад»). Вывел политрук и средний возраст летного состава – 21 год. Цифра сложилась главным образом за счет выпускников Сталинградского имени «Сталинградского пролетариата», Молотовского и Чугуевского училищ, только что прибывших на фронт и боевой работы еще не начавших. «Почему не учел Баранова? – спросил Раздаев, бегло пробежав список. – Учти обязательно!»
«Слушаюсь!»
Старшего лейтенанта Михаила Баранова в зале не оказалось.
Летчики – без комбинезонов, с планшетами и шлемами на коленях, готовые проследовать из клуба прямо к самолетам, – терпеливо ждали начала, вверяясь полковнику Раздаеву, знавшему, обязанному знать все. Роль секретаря-стенографа сорокалетний политрук исполнял, проникнувшись сознанием момента. Поставив дату «2 сентября 1942 г.», он на полях убористо разместил вставку: «Пошел четвертый год второй мировой войны. 2 сентября 1812 года Наполеон на Поклонной горе ждал ключей от города, „но не пошла Москва моя к нему с повинной головою…“. Навык конспектирования манускриптов-первоисточников помог политруку уловить главное в выступлениях незнакомых авиаторов. Полковник Раздаев Ф. Т. (в тишине, не повышая голоса):
– Товарищи, Сталинград объявлен на осадном положении. Получено обращение Военного совета к гражданам;
чтобы не затягивать, я зачту концовку: «Все, кто способен носить оружие, на баррикады, на защиту родного города, родного дома!» Это относится, конечно, и к летному составу нашей дивизии. Докладываю порядок следования на аэродром по получении сигнала. Первыми отбывают наши гости – истребители, за ними – личный состав майора Чумаченко, третьими – полк Васильева. Майор Егошин возвращается в полк сразу после доклада. Хочу сказать, что неблагоприятные условия немецкого засилья в воздухе, большие потери и недостаток материальной части не сломили нашей воли. Только в период с восьмого августа по первое сентября, невзирая на вынужденные перебазирования, в обстановке отхода войск, летчики нашей дивизии произвели свыше трехсот боевых вылетов. На сегодня положение остается тяжелым. За ночь оно ухудшилось. После выхода к Волге севернее города противник ценой огромных потерь пробил нашу оборону с юга. Линия боевого соприкосновения проходит сейчас по Конной, где мы базировались неделю назад, по Воропонову. В настоящее время немецкие танки прорвались на окраину Воропонова. Пояснить больше нечего. Здесь присутствуют молодые товарищи из пополнения. Выпускники Сталинградского училища знают, где Гумрак, где Воропоново…
– На физподготовке кросс до Воропонова гоняли! – подал реплику кто-то из дальнего угла, где сидели истребители-сержанты. На марафонца зашикали, он оправдывался: – Была дистанция, бегали! У нас в Бекетовке аэродром был!
– С опозданием усадил нас немец учиться, – заметил другой новичок, – сегодня второе сентября…
Поднялся шумок.
Раздаев умел цыкнуть. Зычно, «на нерве».
Новички-сержанты, поднявшие гомон в задних рядах, как он понимал, неспроста, могли схлопотать от полковника запросто.
Но Раздаев, терпеливо склонив голову, переждал «галерку».
Потом, глянув в шумный угол, с кроткой назидательностью произнес:
– Александр Македонский с восемнадцати лет воевал!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111