А мы? На «ИЛах»? Миллерово прошлый раз штурманули, механик докладывает: товарищ командир, гондолы шасси забиты конским волосом… вот какая высота!.. Немцы в небе господствуют, навели «мессеробоязнь» – как быть? Ходить «клином»? Бомбить залпом?.. Думать надо, самим что-то изыскивать.
– Опытные летчики нужны, – стоит на своем Авдыш. – Их умело использовать, привлекать… Когда в строю один горох, – и косится в сторону Баранова, ища поддержки или понимания.
– Уж не знаю, какая причина, – говорит Баранов, не слыша Авдыша, – только московский генерал сбавил тон, вроде как решил со мной посоветоваться… Да. Я заявил прямо: «Отменять водку летному составу нельзя!» – «Почему так считаете?» – это генерал. «Условия боевой работы, – говорю. – Питание летчиков поставлено плохо…» – «Калорийность пищи соответствует норме! Я проверял!» – «Калорийность, может, и соответствует, а в глотку ничего не лезет. В обед первого никто не ест, на второе каша да макароны. Один компот идет. Оно и понятно: жара плюс нагрузка. Очень большая нервная нагрузка… Когда на твоих глазах живая душа в светлую сторону отлетает, товарищ генерал, аппетит, – говорю, – не очень. Три-четыре боя подряд в таких условиях быка свалят. Поэтому нужна разрядка. Боевой день кончился, летчик остался жив, нагрузку надо снять. И подкрепиться… Сто грамм с устатку – отдай и не греши… Он и поест, и развеется, и поспит лучше…» – «А для кого ваш командир дивизии затребовал двойную норму спиртного?.. Каков радетель! Это же, слушайте, спаивание! Мы так воздушных бойцов превратим в алкоголиков!» – «Командир дивизии, – говорю, – просил двойную норму для меня…» Генерал – тигром: лицо красное, волосы рыжие: «Собутыльник, что ли?» Я опешил. Кто собутыльник? Кому? «Никак нет, товарищ генерал, двойную норму – за сбитые мной самолеты…» – «Цистерну вам лакать за сбитые?» – «По приказу наркома… Сегодня провел три боя, вчера четыре… За два дня убрал троих. Триста грамм…» – «Каким нарядом сбили?» Так спросил: «Каким нарядом?» Это у конников, возможно, наряды, в авиации нарядов нет. «Один; товарищ генерал». – «И как вы их? На мушку?» Такие понятия: «наряд», «на мушку»… «Навскидку, – говорю, – товарищ генерал, навскидку. Глаз-то прищуривать некогда, такое дело».
Летчики заулыбались: молодец, Баранов, хорошо отбрил!
– Он слушает. Руки за спину, голову склонил… тигр! Потом: «Патриарх Алексий о Боге – спрашивал? Божественная тема – обсуждалась?..» – «Нет. Спросил бы, я б ответил. У меня, товарищ генерал, своя религия…»
Оживление за столом сменилось тишиной: раскрасневшиеся труженические лица посерьезнели; двое новичков, из тех, что побойчее, топчутся в дверях, не сводят глаз с Баранова, с его товарищей; изба красна пирогами, а сходка – головами: летчики внемлют Баранову.
– «Братолюб я, – говорил Баранов, будто бы не замечая отшельника Лубка, к нему обращаясь тоже. – В братскую поддержку верю, взаимопомощь – вот моя религия. Как сам ты поступил с другим, так, будь уверен, поступят и с тобой… Друг друга понимаем, друг за друга бьемся, – значит, победим». Генерал слушает… Потом: «Я с вами согласен!» – и пошел…
– По такому случаю, товарищ старший лейтенант, – подхватывает Пинавт…
– Я свое принял!
– Хлебнем ликера «Шасси»?
– Этиленгликоль с амортизационных стоек не сливать! – с шутливой строгостью предупредил Баранов. – Я, говорю, свое выбрал, разве вот адъютант расщедрится» Как, адъютант?
Адъютант склонился над плечом Баранова.
– Тем более, – отозвался старший лейтенант. – Где он? Не каждый день, надо отметить. Штурмовик-сержант, как? Гранищев?.. Гранищев? – дважды переспросил Баранов, всматриваясь в ту сторону, куда показывал адъютант. – Да мы знакомы… Встренулись, как говорится… Сержант Гранищев на «ИЛ-втором» сбил «сто девятого» – новость, которую не мешало бы проверить, – так прозвучали его слова. – Давай-ка из тьмы на свет, сержант Гранищев! Как «ИЛ» кабину «ЯКа» сечет, я знаю, интересно послушать, как иловцы управляются с «мессерами».
– Управляются, управляются, – подтвердил Авдыш, наконец-то услышанный Барановым: старший лейтенант глянул на бритоголового незнакомца, решая, стоит ли его слушать…
«Не мешкай, сержант, не мешкай, тебя!» – подтолкнул Авдыш Гранищева.
– Вообще-то я истребитель, – улыбнулся Павел, подходя к столу.
– Правду говорит, – пояснил капитан. – Формировались в спешке, хватали, что под руку попадет, ну, и замели сержанта… А так он – истребитель.
– Даже из одного училища с вами, товарищ старший лейтенант.
– Чугуевец? На чем кончал?
– На «И-шестнадцатом»… В ЗАПе переучился на «ЯК», да пришлось сесть на «горбатого»…
– Я говорю, хватали без разбора. – Адвокатствуя при сержанте, капитан все больше привлекал внимание Баранова. – Немец думал взять тебя голыми руками… Поделись, поделись опытом!
– Какой опыт… Я его первым увидел.
– Вот! – подхватил Баранов так, чтобы все его слышали. – Первым увидеть – все. Первым увидел, первым и ударил, если голова на плечах, а не кочан капусты.
– Он думал, я «змейку» начну…
– А ты? – Баранов живо, всем корпусом повернулся к сержанту – так важен был ему его ответ.
– «Змейка», конечно, сподручней, – не в первый раз толкуя пережитое, Гранищев сейчас держал в уме подсказку, полученную на конференции. – Но к «змейке», надо думать, он пристрелялся… Короче, я первое свое желание подавил. Пересилил себя. Подскользнул, подскользнул, – показал он руками, – усыпил его бдительность. Он и выставился под мои стволы…
– Обрел сержант свободу! – Баранов значительно и строго оглядел стол. – Человек до свободы жаден. Обрести в бою свободу – все равно что заново родиться. Я первого сбил – ничего не понял. То есть сам себе не поверил. Капитан кричит: «Баранов, поздравляю!» Я молчу… слепцом был. Думал, капитан так, наобум кричит, на арапа… А сейчас чем больше фрицев, тем даже лучше. В каком отношении? Они меня в общей кутерьме скорей всего прошляпят, а уж я своего дурака не упущу…
«Вот она, тайна: обрел в бою свободу», – думал Авдыш подавленно, презирая себя, сознавая свое ничтожество перед истребителем.
– Я люблю, когда мы в большинстве, – сказал Пинавт.
– Кто не любит! – отозвался Баранов. – Нет, против «роя» возражать не приходится.
– Можно подумать, тридцать или сорок машин вертятся в одном клубке, – с тонким пониманием дела вставил Авдыш.
– Действительно! А на практике? Дай Бог пять «ЯКов» наскребем. Да пару «ишаков». Да завалящий «ЛАГГ»… И вся свадьба. Вот тебе и «рой»… Дружно – не грузно, другой-то опоры нет…
– Плюс мастерство, конечно, – добавил Авдыш, думая о Конной.
Сколько он себя ни понукает, сколько ни подстегивает, – не откроется он Баранову, не выскажет ему своих чувств… всего, что думает о нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
– Опытные летчики нужны, – стоит на своем Авдыш. – Их умело использовать, привлекать… Когда в строю один горох, – и косится в сторону Баранова, ища поддержки или понимания.
– Уж не знаю, какая причина, – говорит Баранов, не слыша Авдыша, – только московский генерал сбавил тон, вроде как решил со мной посоветоваться… Да. Я заявил прямо: «Отменять водку летному составу нельзя!» – «Почему так считаете?» – это генерал. «Условия боевой работы, – говорю. – Питание летчиков поставлено плохо…» – «Калорийность пищи соответствует норме! Я проверял!» – «Калорийность, может, и соответствует, а в глотку ничего не лезет. В обед первого никто не ест, на второе каша да макароны. Один компот идет. Оно и понятно: жара плюс нагрузка. Очень большая нервная нагрузка… Когда на твоих глазах живая душа в светлую сторону отлетает, товарищ генерал, аппетит, – говорю, – не очень. Три-четыре боя подряд в таких условиях быка свалят. Поэтому нужна разрядка. Боевой день кончился, летчик остался жив, нагрузку надо снять. И подкрепиться… Сто грамм с устатку – отдай и не греши… Он и поест, и развеется, и поспит лучше…» – «А для кого ваш командир дивизии затребовал двойную норму спиртного?.. Каков радетель! Это же, слушайте, спаивание! Мы так воздушных бойцов превратим в алкоголиков!» – «Командир дивизии, – говорю, – просил двойную норму для меня…» Генерал – тигром: лицо красное, волосы рыжие: «Собутыльник, что ли?» Я опешил. Кто собутыльник? Кому? «Никак нет, товарищ генерал, двойную норму – за сбитые мной самолеты…» – «Цистерну вам лакать за сбитые?» – «По приказу наркома… Сегодня провел три боя, вчера четыре… За два дня убрал троих. Триста грамм…» – «Каким нарядом сбили?» Так спросил: «Каким нарядом?» Это у конников, возможно, наряды, в авиации нарядов нет. «Один; товарищ генерал». – «И как вы их? На мушку?» Такие понятия: «наряд», «на мушку»… «Навскидку, – говорю, – товарищ генерал, навскидку. Глаз-то прищуривать некогда, такое дело».
Летчики заулыбались: молодец, Баранов, хорошо отбрил!
– Он слушает. Руки за спину, голову склонил… тигр! Потом: «Патриарх Алексий о Боге – спрашивал? Божественная тема – обсуждалась?..» – «Нет. Спросил бы, я б ответил. У меня, товарищ генерал, своя религия…»
Оживление за столом сменилось тишиной: раскрасневшиеся труженические лица посерьезнели; двое новичков, из тех, что побойчее, топчутся в дверях, не сводят глаз с Баранова, с его товарищей; изба красна пирогами, а сходка – головами: летчики внемлют Баранову.
– «Братолюб я, – говорил Баранов, будто бы не замечая отшельника Лубка, к нему обращаясь тоже. – В братскую поддержку верю, взаимопомощь – вот моя религия. Как сам ты поступил с другим, так, будь уверен, поступят и с тобой… Друг друга понимаем, друг за друга бьемся, – значит, победим». Генерал слушает… Потом: «Я с вами согласен!» – и пошел…
– По такому случаю, товарищ старший лейтенант, – подхватывает Пинавт…
– Я свое принял!
– Хлебнем ликера «Шасси»?
– Этиленгликоль с амортизационных стоек не сливать! – с шутливой строгостью предупредил Баранов. – Я, говорю, свое выбрал, разве вот адъютант расщедрится» Как, адъютант?
Адъютант склонился над плечом Баранова.
– Тем более, – отозвался старший лейтенант. – Где он? Не каждый день, надо отметить. Штурмовик-сержант, как? Гранищев?.. Гранищев? – дважды переспросил Баранов, всматриваясь в ту сторону, куда показывал адъютант. – Да мы знакомы… Встренулись, как говорится… Сержант Гранищев на «ИЛ-втором» сбил «сто девятого» – новость, которую не мешало бы проверить, – так прозвучали его слова. – Давай-ка из тьмы на свет, сержант Гранищев! Как «ИЛ» кабину «ЯКа» сечет, я знаю, интересно послушать, как иловцы управляются с «мессерами».
– Управляются, управляются, – подтвердил Авдыш, наконец-то услышанный Барановым: старший лейтенант глянул на бритоголового незнакомца, решая, стоит ли его слушать…
«Не мешкай, сержант, не мешкай, тебя!» – подтолкнул Авдыш Гранищева.
– Вообще-то я истребитель, – улыбнулся Павел, подходя к столу.
– Правду говорит, – пояснил капитан. – Формировались в спешке, хватали, что под руку попадет, ну, и замели сержанта… А так он – истребитель.
– Даже из одного училища с вами, товарищ старший лейтенант.
– Чугуевец? На чем кончал?
– На «И-шестнадцатом»… В ЗАПе переучился на «ЯК», да пришлось сесть на «горбатого»…
– Я говорю, хватали без разбора. – Адвокатствуя при сержанте, капитан все больше привлекал внимание Баранова. – Немец думал взять тебя голыми руками… Поделись, поделись опытом!
– Какой опыт… Я его первым увидел.
– Вот! – подхватил Баранов так, чтобы все его слышали. – Первым увидеть – все. Первым увидел, первым и ударил, если голова на плечах, а не кочан капусты.
– Он думал, я «змейку» начну…
– А ты? – Баранов живо, всем корпусом повернулся к сержанту – так важен был ему его ответ.
– «Змейка», конечно, сподручней, – не в первый раз толкуя пережитое, Гранищев сейчас держал в уме подсказку, полученную на конференции. – Но к «змейке», надо думать, он пристрелялся… Короче, я первое свое желание подавил. Пересилил себя. Подскользнул, подскользнул, – показал он руками, – усыпил его бдительность. Он и выставился под мои стволы…
– Обрел сержант свободу! – Баранов значительно и строго оглядел стол. – Человек до свободы жаден. Обрести в бою свободу – все равно что заново родиться. Я первого сбил – ничего не понял. То есть сам себе не поверил. Капитан кричит: «Баранов, поздравляю!» Я молчу… слепцом был. Думал, капитан так, наобум кричит, на арапа… А сейчас чем больше фрицев, тем даже лучше. В каком отношении? Они меня в общей кутерьме скорей всего прошляпят, а уж я своего дурака не упущу…
«Вот она, тайна: обрел в бою свободу», – думал Авдыш подавленно, презирая себя, сознавая свое ничтожество перед истребителем.
– Я люблю, когда мы в большинстве, – сказал Пинавт.
– Кто не любит! – отозвался Баранов. – Нет, против «роя» возражать не приходится.
– Можно подумать, тридцать или сорок машин вертятся в одном клубке, – с тонким пониманием дела вставил Авдыш.
– Действительно! А на практике? Дай Бог пять «ЯКов» наскребем. Да пару «ишаков». Да завалящий «ЛАГГ»… И вся свадьба. Вот тебе и «рой»… Дружно – не грузно, другой-то опоры нет…
– Плюс мастерство, конечно, – добавил Авдыш, думая о Конной.
Сколько он себя ни понукает, сколько ни подстегивает, – не откроется он Баранову, не выскажет ему своих чувств… всего, что думает о нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111