Спустя несколько дней пленных эсэсовцев выстроили на просторной поляне посреди Чешского леса. Впереди офицеры, сзади солдаты. Все без погон, ремней. В изодранной форме, перевязанные, грязные, небритые, окруженные множеством советских солдат-автоматчиков.
Вывели Манштейна. Следом вышел генерал армии Жуков. Специально приехал, когда ему доложили обстоятельства дела. Рядом переводчик, молодой парень в очках.
Жуков много говорить не стал. Что говорить, все понятно.
– Солдаты немецкой армии! Я знаю про вашу необразованность, поэтому напомню. Есть такой международный договор, Женевская конвенция об обращении с военнопленными. Вы под руководством и с ведома этого генерала, – он указал на Манштейна, – эту конвенцию неоднократно нарушали! Вами были допущены случаи расстрела раненых и военнопленных красноармейцев. Вами были допущены случаи издевательств и убийства женщин-военнослужащих. Вы взяли за правило по приказу этого генерала расстреливать командиров и политработников Красной Армии. В Женевской конвенции предусмотрено принуждение незаконными методами к выполнению ее положений. Поэтому этот генерал сейчас будет расстрелян по приговору военно-полевого трибунала Юго-западного фронта как военный преступник.
Жуков повернулся назад и кому-то что-то сказал. Двое офицеров НКВД подхватили Манштейна под руки и потащили на середину поляны, к месту, где была выкопана продолговатая яма. Нагнули генерала над ней. Сзади подошел еще один энкавэдэшник, достал пистолет, приставил его к затылку Манштейна. У того подогнулись колени, а лицо скривилось в гримасе страха.
– Привести приговор в исполнение!
Грохнул выстрел. Все опустили глаза. Труп Манштейна столкнули вниз.
– Генерал СС Кеплер! – громко сказал Жуков.
Вывели обергруппенфюрера СС Георга Кеплера.
– Тебе, генерал, поручается передать немецкой армии все, что здесь произошло. Ты дал слово офицера, что ничего не исказишь, что все расскажешь, как было. – И, обращаясь к пленным солдатам, добавил: – Его мы отправим за линию фронта. Для вас война уже кончилась, но я не хочу, чтобы другие немцы повторяли преступления и ошибки этой мрази. – Он указал рукой на незасыпанную могилу. – А ты запомни! – он снова обратился к Кеплеру. – Если такое еще повторится, расстрелян будет не только командующий, допустивший такое, но и все офицеры. А в следующий раз все, включая капелланов и поваров… до встречи, генерал.
Ни Гитлер, ни верховные штабы так и не поняли до конца, что же случилось с армейской группой Манштейна. Нет, они не попали в окружение, что было бы понятно, они просто исчезли. Сначала по дороге ушли две элитные эсэсовские дивизии и несколько дивизий попроще. И сразу же оттуда, это по тыловой-то дороге, вышел какой-то мехкорпус русских. Излишне говорить, сколько с таким трудом собранных грузовиков погибло под гусеницами советских танков. Линии обороны, с такими затратами и с таким напряжением созданные, были обойдены. Солдаты, которые должны были их оборонять, ротами сдавались в плен. Чуть ли не строем, с развернутыми знаменами. Оборона Южной Германии рухнула как карточный домик. Была только что, и нет ее. В предместья Берлина, в места постоянной дислокации дивизий «Мертвая голова» и «Рейх», Гитлер отправил Гиммлера, чтобы тот сорвал эсэсовские нарукавные повязки у ни в чем не повинных солдат, несущих гарнизонную службу. У Геббельса, когда он услышал об этом распоряжении, потемнело в глазах. Он даже попытался дважды упасть в обморок, но обошлось… А русские тем временем без боя заняли Штутгарт и Нюрнберг, партийную столицу Германии. На фюрера немецкой нации стало страшно смотреть. Как он сдал, как постарел!
– Стариков. Короче, это… – Коротков замялся, не зная как выразить то, что он хотел сказать своему ротному.
– Что, товарищ майор?
– Ты это. Вот что. Короче, танков у тебя мало. Бери «Эмку», поезжай-ка в Регенсбург. Там в резерве фронта положены на бригаду две Т-34М. Это послезавтра. А завтра найди себе занятие там. Там тот полк ближних бомбардировщиков… Ну, ты понял.
– Понял, товарищ майор! Спасибо!
– И вот еще… Там, на поле, я погорячился…
– О чем вы?
– О чем, о чем! Об ордене!
– Да ладно, я и думать об этом не думал.
– Ты понимаешь, мы тебя ценим и без ордена… Не за орден ценим людей, за их натуру!
– Да ладно, товарищ майор…
– Не ладно! Все дело в том, что не ладно! Всегда так – ладно, ладно, а люди… Все! Без обид!
– Да какие обиды?
– Да, еще. Когда вернешься, готовься к батальону.
– Что?
– А то! Я тебя отстаивал для нашей бригады, но Перерва на тебя глаз положил, а в 13-й много командиров погибло… Все, давай, иди. Вопрос почти решен. Перед отъездом в Регенсбург зайди ко мне.
Бреслау
Паулюс не привык отступать перед трудностями. Только в их преодолении, считал он, закаляется характер. Всякая работа должна быть сделана, и дело здесь не в немецкой пунктуальности, просто любое недоделанное дело настигнет тебя, и в самый неподходящий момент. Это качество ценили в нем его бывшие начальники. Это качество ценил в себе и сам Паулюс.
Что с того, что штабному офицеру поручено дело, которое привычно для любого лейтенанта в полевых войсках, но не знакомо штабисту. Есть методы, с помощью которых можно решить любые, на первый взгляд невыполнимые, задачи. И он этими методами владеет. Уж чему-чему, а думать в Имперском Генштабе учили.
Первое, на что обратил внимание Паулюс, прибыв в Бреслау, это схематичность, с которой русские шли в атаки. Слабенькая артподготовка. Выдвижение KB – кошмара немецкой пехоты. Вскрытие системы ПТО. Удар артиллерии по ней, и на пару дней затишье, прерываемое стуком МГ и ДШК.
Но Паулюса больше смутила не слабость обороны крепости Бреслау, а то, что дивизии, прикрывающие фланги, вообще в военном отношении были «Нулевыми». «Голубой» корпус испанцев. «Нате вам, да отстаньте» – от генерала Франко. Паулюс видел этих вояк в 40-м году. Ржавчина на винтовках весит больше, чем металл. Офицеры бьют солдат. Солдаты – безграмотные крестьяне и, видимо, в немалой степени поражены «красной заразой». Что начнется, когда Сталин по-настоящему врежет? Рядом дивизии Фольксштурма, а по правде сказать – жертвы объявленной Гитлером «тотальной войны». Пожилые дядьки, мальчишки. Вооружены чем попало. Тут и эрзац пистолет-пулеметы, тут и бутылки со смесью бензина с цементом. Форма – кто во что горазд. Если у испанцев есть хоть какой-то боевой опыт, у них его нет, как нет и причины умирать здесь. Поэтому побегут. Для Фольксштурма причина есть – защита Родины. Но нет боевого опыта. Русские танки как раскаленный нож масло прорежут эту оборону, а советская пехота возьмет на штык тех, кто останется в живых после танковой атаки.
Но ни Гитлер, ни штабы не дали власти Паулюсу над этими формированиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93