Между тем Сигел дал показания на Роберта Фримена, начальника арбитражного отдела непогрешимой Goldman, Sachs; на Ричарда Уайтона, начальника арбитража в Kidder, Peabody; и Тимоти Тейбора, бывшего руководителя арбитражного отдела в Merrill Lynch. Троицу арестовали накануне того, как Сигел признал себя виновным, и обвинили в сговоре с целью нарушения закона о конфиденциальной информации. Однако в мае 1987 года обвинения против трех вышеназванных лиц были отозваны.
20 марта 1987 года Бойд Джеффрис, председатель правления Jefferies Group – брокерской фирмы в Лос-Анджелесе, которая принимала активное участие в целом ряде поглощений, – признал себя виновным по двум пунктам обвинения в нарушении законов о ценных бумагах и подписал мировое соглашение с Комиссией по ценным бумагам и биржам касательно обвинений в рыночных махинациях и противозаконном «резервировании» акций для Боэски.
1 апреля – в день открытия очередного Бала хищников 1987 года – многие сотрудники и клиенты Drexel уже не сомневались, что правительство взялось за дело со всей серьезностью. Фримена, Уайтона и Тейбора арестовали без предупреждения, причем Уайтону надели наручники прямо в офисе. Кое-кто в Drexel предрекал даже, что и Милкена демонстративно арестуют на Балу. Тем не менее конференция собрала рекордное количество участников, причем не столько любопытствующих, сколько сочувствующих.
Фред Джозеф казался больным и внезапно постаревшим. Другие управляющие Drexel тоже выглядели подавленными и удрученными. Особенно изможденный вид был у Кейри Маульташа. Маульташ (он работал в Беьерли-Хиллз, а потом перешел в Нью-Йорк) осуществлял, согласно сведениям Стюарта и Херцберга, технический контроль за операциями Милкена и в конце каждого рабочего дня уничтожал компьютерные распечатки всех сделок. В Зале для поло (где впервые не было девочек от Энгеля) царило мрачное затишье. («Это все из-за Первой поправки к Конституции», – кисло заметил один управляющий Drexel, имея в виду разоблачения прессы.)
Один только Милкен держался молодцом. Он решил не устраивать столько презентаций, как в прошлые годы: Джозеф и другие коллеги настоятельно посоветовали умерить гонор ради блага фирмы, чтобы не потерять все. Но когда Милкен поднялся на сцену «Beverly Hilton» в заключительный вечер, приверженцы, числом более двух тысяч, встретили его овацией, которой, казалось, не будет конца.
Глава 16
Центр прорван
Через полгода после Дня Боэски Drexel стала живым напоминанием старинной мудрости: чем выше поднимешься, тем больнее падать. А фирма взлетела на такие головокружительные высоты и теперь падала столь стремительно, что многие ее управляющие чувствовали себя словно на американских горках.
Многие в Drexel склонны были искать причину на стороне. Первым козлом отпущения они, естественно считали прессу, и прежде всего «The Wall Street Journal», в котором вскоре после Дня Боэски одна за другой появлялись статьи, изобличавшие Милкена, Drexel и созданную ими систему. На роль другого подходило государство в лице Комиссии по ценным бумагам и биржам, генеральной прокуратуры (обе эти инстанции или одну из них можно было заподозрить в передаче информации прессе) и вновь пробудившегося конгресса. Корпоративная элита Америки – члены «клуба избранных», которые боролись с ненавистной Drexel и ее выскочками-клиентами на всех фронтах (в конгрессе, в суде, в Федеральном резервном управлении) и проиграли, но теперь увидели шанс отыграться, – была третьим. Наконец, могли внести свою лепту в травлю Drexel и ее конкуренты на Стрит, некогда возглавившие крестовый поход корпоративной элиты, но потом вынужденные играть по правилам Drexel. Самые проницательные умы в Drexel подозревали даже, что четыре поименованные силы зла объединились в своего рода «дьявольскую лигу».
Через десять дней после Дня Боэски Табби Барнем, 77-летний почетный председатель правления Drexel Burnham, в горьком письме к сотрудникам фирмы написал: «Извращение фактов и даже откровенная ложь в отношении нашей фирмы и некоторых ее представителей приобрели столь вопиющий и целенаправленный характер, что поневоле задумываешься, не заговор ли это с целью погубить нас».
Артур Билгер, партнер отдела корпоративных финансов в Беверли-Хиллз, заявил, выражая мнение многих коллег: «От двадцати до двадцати пяти процентов компаний из списка „Fortune 500" исчезло в 1986 году. Я убежден, что это обстоятельство и, кроме того, наши претензии на крупные нефтяные компании – Gulf, Phillips и Unocal – и стали причиной наших трудностей».
Кое – кто в Drexel считал, что антипатия к фирме имеет более глубокие и давние корни. Они припомнили опасения, которые не раз высказывали евреи, принадлежавшие к влиятельным деловым кругам, когда Drexel только начинала формировать армию своих налетчиков. Пол Леви, главный специалист Drexel по операции 3(а).9 (незарегистрированный обмен), был предельно краток: «Тут все замешано на антисемитизме. Люди воспринимают Drexel как еврейскую компашку, загребающую слишком много денег».
Однако среди жалоб на преследования время от времени проскальзывали самокритичные нотки. Последствия Дня Боэски со всей ясностью показали, что у Drexel нет друзей на Стрит. В начале восьмидесятых годов, когда фирма разворачивала «мусорный» бизнес, титаны Уолл-стрит относились к ней с презрением. Не с ненавистью, а с презрением. Когда Drexel сама превратилась в титана, ей доставляло удовольствие оставаться аутсайдером, пренебрегать правилами братства и при случае отнимать лакомые куски у членов этого братства. Другие фирмы охотно шли на совместные сделки (по выпуску обыкновенных акций и облигаций инвестиционного класса), чтобы не только делить риски, но и коллегиально распределять блага по Стрит. Милкен ненавидел совместные сделки и терпеть не мог соорганизаторов. Он не желал делиться с другими, и что другие сохранили богатство.
А теперь все вышло боком. Член исполнительного комитета Drexel Говард Бреннер, работавший в фирме еще со времен Burnham and Company, откровенно признал: «Кое-кто из наших коллег [в Drexel], особенно молодых, вел себя очень заносчиво, и вот нам за это достается».
«Я думаю, это расследование поучительно, как притча, – заметил другой управляющий. – Мы несем наказание за гордыню – за то, что никогда не шли навстречу ни в сделках, ни в отношениях с людьми. Мы никому не устраивали презентаций в других городах. Никого не допускали размещать бумаги вместе с нами. Мы отнимали сделку у фирмы, которая уже подготовила проспект. Конечно, и с нами иногда так поступали, но у меня большое подозрение, что мы всегда начинали первыми. Пока власти, по всей видимости, не могут обвинить нас в чем-то противозаконном. Но мы уже так страдаем [от публикаций о расследовании], словно платим за все прочие прегрешения».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128