Его люди, те, кого ему удалось заставить поклясться в верности, ожидали его в лесу с женщиной, готовой принять младенца. Здесь же Фриггида ждала новая лошадь. Вернувшись, он первым делом пристрелил свою клячу.
Фриггид откинул голову, и в лесу зазвенел его холодящий кровь смех.
Эрин напевала, медленно выходя из залы. День начался так прекрасно, так кристально ясно. Она чувствовала себя чудесно с тех пор, как встала. Лейту исполнилось уже три недели, и она была вынуждена приступить к своим обязанностям. Надо было много всего сделать, так как Олаф провозгласил, что католики в Дублине могут отметить Рождество по всем правилам. Наиболее верные викинги ожидали этого дня с интересом, так как Эрин сказала им, что будет грандиозный пир, что всегда приводило их в хорошее расположение духа.
Для Эрин это особенное Рождество. В этот день исполнится шесть недель, как она родила, и она намеревалась обольстить своего мужа и потребовать, чтобы он поверил в ее преданность. И хотя они все еще не говорили о том, что было у них на сердце, они многое испытали, и перед тем как Лейт появился на свет, она твердо знала, что Олаф любит ее.
Она не была Гренилде, но теперь, потеряв брата и дорогого друга, понимала, что и женщина, и мужчина могут погоревать, но все же найти уголок в своем сердце для новой любви. Вероятно, могучий Волк должен понять это сейчас.
По-прежнему улыбаясь и напевая при мысли, что она сейчас увидит спящего сына, Эрин вошла в комнату и подошла к прекрасной колыбельке. Когда она не увидела там младенца, ее мгновенно охватила паника. Волна холода, от которой задрожало тело, и застыла кровь, захлестнула ее. Она заставила себя успокоиться, так как наотрез отказывалась верить, что что-то произошло. Наверное, Олаф или Мойра пришли и взяли его. Но это было не так, Олаф охотился с группой мужчин в западном лесу, а она только что покинула Мойру в солнечной комнате, где они обсуждали блюда для рождественского пиршества.
Может быть, Мергвин, который все еще наслаждался гостеприимством города… нет, Мергвин, хотя он и полюбил горячо дитя, не прикоснулся бы к юному наследнику, не спросив разрешения у нее или у Олафа. Риг? Мэгин? Вряд ли, подумала она быстро.
Мучительный вопль, который сдавил горло Эрин, вырвался у нее с такой силой, что, казалось, задрожали стены. Она вылетела из комнаты и побежала к зале, где на ее крик собрались в тревоге все, кто находился в замке.
— Ребенок… Лейт… его нет, — задыхаясь, быстро произнесла Эрин, ее взволнованные глаза обежали воинов и женщин из солнечной комнаты, которые прибежали на крик, и умоляюще обратилась к Ригу:
— Риг, где мой ребенок? Олаф приказывал, чтобы его куда-нибудь унесли? Мэгин… Он проснулся и закричал? О, пожалуйста! Кто-нибудь скажет мне, куда его отнесли?
Ей отвечали только изумленные печальные взгляды. Эрин повалилась на пол, страшный вопль снова вырвался из ее горла. Мойра шагнула вперед, стараясь успокоить Эрин.
— Мы найдем его, Эрин. Вероятно, есть какое-то объяснение.
Один из дюжих викингов из команды Эрика заговорил:
— Успокойся, моя леди. Я поеду и найду Волка.
Он бросился бежать вниз по лестнице. Остальные стали высказывать предположения, где можно поискать, и разбежались, пытаясь найти младенца и облегчить страдания матери. Эрин уткнулась в плечо Мойры и отчаянно рыдала:
— Ему только три недели, Мойра. Он не мог уйти или даже уползти куда-нибудь. Он слишком мал и не выживет без меня. О Боже, где мой сын?
Дом был обыскан сверху донизу; ни одна щель, ни один угол не был обойден. Люди в тревоге обегали весь город, но нигде не было обнаружено следов обожаемого принца. Эрин уже мало, что сознавала к тому моменту, когда в большую залу вошел Олаф. Он прижал дрожащее тело Эрин к себе.
Все были в смятении, и каждый пытался рассказать о своих поисках и высказать догадки.
Мергвин, отправившийся на охоту с Волком, которым он восхищался все больше и больше, наблюдал происходившую сцену со страхом. Он знал, что тьма опустилась. Он думал, что с опасностью столкнется Эрин, и не подозревал, что это коснется младенца.
Он пробрался сквозь толпу воинов, ремесленников и женщин, норвежских и ирландских, и обратился к светловолосому гиганту, лицо которого было искажено от горя, и который все еще прижимал к груди свою рыдающую жену.
— Спроси, лорд Волк, — сказал Мергвин с болью в голосе, — какие незнакомые лица входили в залу сегодня. Зная это, мы сможем выяснить приблизительно, где находится юный принц.
Синие глаза, искаженные болью, устремились на Мергвина, и Олаф осознал мудрость его слов. Голос Волка резко прозвучал в зале:
— Кто заходил сюда сегодня? Какие странники искали здесь приюта?
— Монах! — последовал ответ после секундного молчания.
Мергвин почувствовал, что его плечи опустились. Викинг, который нашел Олафа и привел его домой, выступил вперед и заговорил:
— Он был единственный, неизвестный нам. Страх охватил Олафа и молотом прошелся по его сердцу.
— Опиши мне этого монаха.
— Он был в рваной коричневой рясе с капюшоном, но я плохо рассмотрел его лицо, так как оно было в тени. Олаф нахмурился, мучительно размышляя.
— Кажется, он ходит странно, как будто он сидит на лошади.
— Это Фриггид Кривоногий… — тихо и изумленно прошептал Эрик, который стоял с краю. Эрин подняла голову с плеча Олафа и встретилась с испуганным взглядом деверя.
— Датчанин? — спросила она, тяжело дыша, хорошо зная ответ. Это был тот самый человек, который устроил кровавую резню, в результате которой поля у Карлингфордского озера были полны трупов.
Она начала пронзительно кричать, и никто не мог успокоить ее. В истерике, колотя своего мужа в грудь, она забрасывала его страшными проклятиями и обвинениями, говорила, что ирландцы никогда не вовлекали в воину младенцев; только викинги все как один захватчики, независимо от того, откуда они пришли, могут сделать такое. Как мог Олаф допустить, чтобы эта собака, с которой он сражался, пришла в их дом, как он мог подвергнуть опасности ее ребенка. Она требовала, чтобы Олаф нашел его, чтобы викинг нашел викинга. Она визжала, едва не потеряв сознание.
Олаф терпел ее отчаянные удары, пока Эрин не ослабела, сжав губы от ее диких обвинений. Его взгляд устремился на Мергвина, который подошел к Эрин и повел ее, убитую горем и рыдающую, вверх по лестнице, где принудил выпить зелье, которое притупляло сознание, принося облегчение.
Олаф послал воинов осмотреть местность за стенами и позвал Эрика и Сигурда в свой покои на совет.
Эрик коснулся плеча брата.
— Она не сознает, что говорит, Олаф, — сказал он мягко.
Арктический холод затуманил глаза брата.
— Нет, Эрик, она точно понимает, что говорит. Но не в этом дело. Сначала я найду своего сына, а потом разберусь со своей женой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Фриггид откинул голову, и в лесу зазвенел его холодящий кровь смех.
Эрин напевала, медленно выходя из залы. День начался так прекрасно, так кристально ясно. Она чувствовала себя чудесно с тех пор, как встала. Лейту исполнилось уже три недели, и она была вынуждена приступить к своим обязанностям. Надо было много всего сделать, так как Олаф провозгласил, что католики в Дублине могут отметить Рождество по всем правилам. Наиболее верные викинги ожидали этого дня с интересом, так как Эрин сказала им, что будет грандиозный пир, что всегда приводило их в хорошее расположение духа.
Для Эрин это особенное Рождество. В этот день исполнится шесть недель, как она родила, и она намеревалась обольстить своего мужа и потребовать, чтобы он поверил в ее преданность. И хотя они все еще не говорили о том, что было у них на сердце, они многое испытали, и перед тем как Лейт появился на свет, она твердо знала, что Олаф любит ее.
Она не была Гренилде, но теперь, потеряв брата и дорогого друга, понимала, что и женщина, и мужчина могут погоревать, но все же найти уголок в своем сердце для новой любви. Вероятно, могучий Волк должен понять это сейчас.
По-прежнему улыбаясь и напевая при мысли, что она сейчас увидит спящего сына, Эрин вошла в комнату и подошла к прекрасной колыбельке. Когда она не увидела там младенца, ее мгновенно охватила паника. Волна холода, от которой задрожало тело, и застыла кровь, захлестнула ее. Она заставила себя успокоиться, так как наотрез отказывалась верить, что что-то произошло. Наверное, Олаф или Мойра пришли и взяли его. Но это было не так, Олаф охотился с группой мужчин в западном лесу, а она только что покинула Мойру в солнечной комнате, где они обсуждали блюда для рождественского пиршества.
Может быть, Мергвин, который все еще наслаждался гостеприимством города… нет, Мергвин, хотя он и полюбил горячо дитя, не прикоснулся бы к юному наследнику, не спросив разрешения у нее или у Олафа. Риг? Мэгин? Вряд ли, подумала она быстро.
Мучительный вопль, который сдавил горло Эрин, вырвался у нее с такой силой, что, казалось, задрожали стены. Она вылетела из комнаты и побежала к зале, где на ее крик собрались в тревоге все, кто находился в замке.
— Ребенок… Лейт… его нет, — задыхаясь, быстро произнесла Эрин, ее взволнованные глаза обежали воинов и женщин из солнечной комнаты, которые прибежали на крик, и умоляюще обратилась к Ригу:
— Риг, где мой ребенок? Олаф приказывал, чтобы его куда-нибудь унесли? Мэгин… Он проснулся и закричал? О, пожалуйста! Кто-нибудь скажет мне, куда его отнесли?
Ей отвечали только изумленные печальные взгляды. Эрин повалилась на пол, страшный вопль снова вырвался из ее горла. Мойра шагнула вперед, стараясь успокоить Эрин.
— Мы найдем его, Эрин. Вероятно, есть какое-то объяснение.
Один из дюжих викингов из команды Эрика заговорил:
— Успокойся, моя леди. Я поеду и найду Волка.
Он бросился бежать вниз по лестнице. Остальные стали высказывать предположения, где можно поискать, и разбежались, пытаясь найти младенца и облегчить страдания матери. Эрин уткнулась в плечо Мойры и отчаянно рыдала:
— Ему только три недели, Мойра. Он не мог уйти или даже уползти куда-нибудь. Он слишком мал и не выживет без меня. О Боже, где мой сын?
Дом был обыскан сверху донизу; ни одна щель, ни один угол не был обойден. Люди в тревоге обегали весь город, но нигде не было обнаружено следов обожаемого принца. Эрин уже мало, что сознавала к тому моменту, когда в большую залу вошел Олаф. Он прижал дрожащее тело Эрин к себе.
Все были в смятении, и каждый пытался рассказать о своих поисках и высказать догадки.
Мергвин, отправившийся на охоту с Волком, которым он восхищался все больше и больше, наблюдал происходившую сцену со страхом. Он знал, что тьма опустилась. Он думал, что с опасностью столкнется Эрин, и не подозревал, что это коснется младенца.
Он пробрался сквозь толпу воинов, ремесленников и женщин, норвежских и ирландских, и обратился к светловолосому гиганту, лицо которого было искажено от горя, и который все еще прижимал к груди свою рыдающую жену.
— Спроси, лорд Волк, — сказал Мергвин с болью в голосе, — какие незнакомые лица входили в залу сегодня. Зная это, мы сможем выяснить приблизительно, где находится юный принц.
Синие глаза, искаженные болью, устремились на Мергвина, и Олаф осознал мудрость его слов. Голос Волка резко прозвучал в зале:
— Кто заходил сюда сегодня? Какие странники искали здесь приюта?
— Монах! — последовал ответ после секундного молчания.
Мергвин почувствовал, что его плечи опустились. Викинг, который нашел Олафа и привел его домой, выступил вперед и заговорил:
— Он был единственный, неизвестный нам. Страх охватил Олафа и молотом прошелся по его сердцу.
— Опиши мне этого монаха.
— Он был в рваной коричневой рясе с капюшоном, но я плохо рассмотрел его лицо, так как оно было в тени. Олаф нахмурился, мучительно размышляя.
— Кажется, он ходит странно, как будто он сидит на лошади.
— Это Фриггид Кривоногий… — тихо и изумленно прошептал Эрик, который стоял с краю. Эрин подняла голову с плеча Олафа и встретилась с испуганным взглядом деверя.
— Датчанин? — спросила она, тяжело дыша, хорошо зная ответ. Это был тот самый человек, который устроил кровавую резню, в результате которой поля у Карлингфордского озера были полны трупов.
Она начала пронзительно кричать, и никто не мог успокоить ее. В истерике, колотя своего мужа в грудь, она забрасывала его страшными проклятиями и обвинениями, говорила, что ирландцы никогда не вовлекали в воину младенцев; только викинги все как один захватчики, независимо от того, откуда они пришли, могут сделать такое. Как мог Олаф допустить, чтобы эта собака, с которой он сражался, пришла в их дом, как он мог подвергнуть опасности ее ребенка. Она требовала, чтобы Олаф нашел его, чтобы викинг нашел викинга. Она визжала, едва не потеряв сознание.
Олаф терпел ее отчаянные удары, пока Эрин не ослабела, сжав губы от ее диких обвинений. Его взгляд устремился на Мергвина, который подошел к Эрин и повел ее, убитую горем и рыдающую, вверх по лестнице, где принудил выпить зелье, которое притупляло сознание, принося облегчение.
Олаф послал воинов осмотреть местность за стенами и позвал Эрика и Сигурда в свой покои на совет.
Эрик коснулся плеча брата.
— Она не сознает, что говорит, Олаф, — сказал он мягко.
Арктический холод затуманил глаза брата.
— Нет, Эрик, она точно понимает, что говорит. Но не в этом дело. Сначала я найду своего сына, а потом разберусь со своей женой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94