Его руки были такими сильными из-за привычки к оружию, а это оружие направлено против ирландцев.
Он снова застонал, и она сжала зубы. В ее сознании происходила невидимая борьба; с одной стороны, он был диким животным и заслужил смерть, с другой, невозможно было смотреть на его страдания. Она пожала плечами. Это был ее пленник, и если он попытается сопротивляться, она поцелует его горло кончиком меча.
Ей надо сдвинуть его, по крайней мере перевернуть, если она собирается вымыть ему лицо, посмотреть, насколько опасны раны, чтобы заставить его двигаться самостоятельно. Добравшись до хижины Мергвина, она попросит его дать «пленнику снотворного зелья: когда этот викинг-гигант придет в себя, он будет очень опасен.
Эрин сперва попыталась перевернуть его, упираясь в одетую в кольчугу грудь, но быстро осознала, что ее попытки тщетны. Что она должна сделать, так это использовать локоть гиганта в качестве рычага, и — если он вообще жив — он обретет равновесие. Она потянула изо всех сил, и тело шевельнулось. Движение сопровождалось протяжным мучительным стоном. Она положила большую мокрую голову себе на колени и начала приглаживать его волосы. Затем ласково произнесла:
— Ш-ш… Все в порядке, я промою твои раны.
Она внезапно замолкла, когда мужчина открыл глаза, такие же холодные и синие, как морозное утро, и настороженно посмотрел на нее. Эрин уставилась на него, и ее глаза в ужасе сузились. Теперь не было никаких сомнений в том, кому принадлежало это грубое, с резкими чертами лицо, как будто высеченное из камня. Даже кровь, грязь и слипшаяся борода не могли скрыть неизменно упрямого выражения на его лице.
Ее интонация мгновенно изменилась, и она пронзительно закричала:
— Ты?!
Его лицо было слишком знакомым. Это его она часто видела в своих кошмарах.
— Ты?!
Ее крики перешли в визг. Олаф мгновенно насторожился, в нем сработал инстинкт воина. Голова звенела, тело ломило от боли, он не знал, где он и что творится вокруг.
Он осознавал только, что лицо, нависшее над ним, искажено ужасом и ненавистью.
— Ты! Волчий выродок с севера…
Он попытался шевельнуться, схватить эту вопящую гарпию, которая издевалась над ним, и обнаружил, что не может этого сделать, так как его руки крепко связаны. К нему вернулись воспоминания прошедшего дня. Сражения… Гренилде… Его глаза снова закрылись.
Когда он опять очнулся и посмотрел на свою мучительницу, его взгляд был пустым, лишенным страха, гнева или чего-либо еще, таким, как если бы он был победителем, а не она, и почти рассеянным, как будто она ничего для него не значила.
Эрин отпрянула назад, и его голова упала на землю с глухим стуком. Он вздрогнул, и его глаза сузились и смотрели теперь гневно. Она отскочила, чтобы взять меч.
— Вставай, Белый Олаф! Норвежский пес!
Он не повиновался. Эрин сжала губы и приставила меч к яремной вене на его шее, получая большое удовольствие, глядя в его изумленные глаза.
Он все еще не шевелился. Эрин улыбнулась. Она была бы поражена, если бы могла видеть искры жестокости в своих собственных глазах.
Она ткнула его мечом, задев кольчугу. Меч скользнул чуть ниже его бедер.
— Ну, вставай же, собака. Ты насильник, вор и убийца, сучий выродок! Я хочу продлить твои муки. О, викинг, что я с тобой сделаю! Ты будешь заложником у моего отца. Так пойдем же к нему. Но я предупреждаю тебя, проклятое отродье севера, одно лишнее движение, и я отрублю тебе то, что делает тебя мужчиной, и поджарю это на твоих же глазах.
И в гневе она сильно ударила его. В его глазах вспыхнул синий огонь, он сжал зубы, но, как ему ни было больно, попытался подняться. Покачиваясь, он встал перед ней. Эрин машинально отступила назад. Она была довольно высокой для женщины, но этот человек возвышался над ней. Все его могучие мускулы напряглись, так как он с трудом удерживался на ногах. Она видела, как под его грязной бородой сжались зубы, когда он с усилием перенес вес на раненую ногу.
— Не вздумай чего-нибудь выкинуть, викинг! прошипела она. — Не то я тебя приласкаю своим мечом. Я не убью тебя сразу. Датчане были бы более милосердными.
Он повернулся. Эрин ткнула мечом в его спину.
— Иди, викинг, и лучше не оборачивайся.
Он зашагал, прихрамывая. Затем споткнулся и упал вновь. Эрин охватило сильное чувство жалости, но она закрыла глаза и вспомнила Клоннтайрт, запах пожарищ, женские крики. Она снова ткнула его мечом.
— У тебя пять секунд, чтобы встать, викинг.
Пленник с трудом поднялся. Они опять двинулись вперед, к деревьям, где ждала их лошадь Эрин. Не спуская с него глаз, девушка взяла поводья. Он был полуживой, изможденный, покрытый коркой крови и грязи. Должно быть, ему сильно мешала кольчуга. Она закусила губу, когда поняла, что не продвинется с ним далеко. Но снова горькие воспоминания вытеснили жалость. Он будет идти, пока не упадет.
Осторожно, не переставая следить за своим едва живым пленником, она срезала левую узду, чтобы использовать ее в качестве веревки. Узда не была особенно крепкой, но, если уж на то пошло, Волк тоже слаб.
— Протяни руки, — потребовала она.
Он отказался повиноваться, пока она, угрожая, не приставила меч к его шее. Олаф зажмурился, но мрачный арктический лед все равно угадывался в его глазах. Он поднял руки.
Было неудобно держать меч одной рукой и привязывать веревку к ремням, стягивающим его руки, другой, ведь, несмотря на его состояние, надо быть настороже и не терять бдительности. Еще труднее взобраться на лошадь, держа и пленника, и меч, но она не осмеливалась что-либо отпустить. Спасибо, что кобыла вела себя смирно, и хотя частенько показывала норов, сейчас стояла кротко, как овечка, пока Эрин не устроилась в седле. Она ударила ногами в бока кобылы и пустила ее рысью.
Сидя на лошади, Эрин наблюдала за пленным. Снова нахлынуло невольное сострадание и восхищение. Он был бледный, как облако, его лицо исказила гримаса боли, и все же он бежал.» Клоннтайрт!» — напомнила она себе и быстро закрыла глаза, восстанавливая в памяти картину пережитого кошмара. Испытывать жалость по отношению к этому опасному зверю — значило предать память тех, кого она любила.
Эрин открыла глаза и столкнулась с синим холодом его глаз. Они были странные, лишенные жизни, и, казалось, смеялись над ней. Его суровое лицо было по-особому красиво и надменно даже теперь. Он тяжело бежал, поглядывая на нее, и веявший от него холод заставлял ее дрожать. В нем было что-то пугающее. Казалось, он не простой человек. Раненый, оборванный, грязный, связанный и погоняемый, он все-таки двигался и продолжал смотреть на нее с презрением и высокомерием своими холодными и… безжизненными глазами. Она вздрогнула, взглянув на него снова. Он был поистине силач:
— мускулистый, высокий, золотистая грива была на одном уровне с ее талией — а она ведь сидела на лошади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Он снова застонал, и она сжала зубы. В ее сознании происходила невидимая борьба; с одной стороны, он был диким животным и заслужил смерть, с другой, невозможно было смотреть на его страдания. Она пожала плечами. Это был ее пленник, и если он попытается сопротивляться, она поцелует его горло кончиком меча.
Ей надо сдвинуть его, по крайней мере перевернуть, если она собирается вымыть ему лицо, посмотреть, насколько опасны раны, чтобы заставить его двигаться самостоятельно. Добравшись до хижины Мергвина, она попросит его дать «пленнику снотворного зелья: когда этот викинг-гигант придет в себя, он будет очень опасен.
Эрин сперва попыталась перевернуть его, упираясь в одетую в кольчугу грудь, но быстро осознала, что ее попытки тщетны. Что она должна сделать, так это использовать локоть гиганта в качестве рычага, и — если он вообще жив — он обретет равновесие. Она потянула изо всех сил, и тело шевельнулось. Движение сопровождалось протяжным мучительным стоном. Она положила большую мокрую голову себе на колени и начала приглаживать его волосы. Затем ласково произнесла:
— Ш-ш… Все в порядке, я промою твои раны.
Она внезапно замолкла, когда мужчина открыл глаза, такие же холодные и синие, как морозное утро, и настороженно посмотрел на нее. Эрин уставилась на него, и ее глаза в ужасе сузились. Теперь не было никаких сомнений в том, кому принадлежало это грубое, с резкими чертами лицо, как будто высеченное из камня. Даже кровь, грязь и слипшаяся борода не могли скрыть неизменно упрямого выражения на его лице.
Ее интонация мгновенно изменилась, и она пронзительно закричала:
— Ты?!
Его лицо было слишком знакомым. Это его она часто видела в своих кошмарах.
— Ты?!
Ее крики перешли в визг. Олаф мгновенно насторожился, в нем сработал инстинкт воина. Голова звенела, тело ломило от боли, он не знал, где он и что творится вокруг.
Он осознавал только, что лицо, нависшее над ним, искажено ужасом и ненавистью.
— Ты! Волчий выродок с севера…
Он попытался шевельнуться, схватить эту вопящую гарпию, которая издевалась над ним, и обнаружил, что не может этого сделать, так как его руки крепко связаны. К нему вернулись воспоминания прошедшего дня. Сражения… Гренилде… Его глаза снова закрылись.
Когда он опять очнулся и посмотрел на свою мучительницу, его взгляд был пустым, лишенным страха, гнева или чего-либо еще, таким, как если бы он был победителем, а не она, и почти рассеянным, как будто она ничего для него не значила.
Эрин отпрянула назад, и его голова упала на землю с глухим стуком. Он вздрогнул, и его глаза сузились и смотрели теперь гневно. Она отскочила, чтобы взять меч.
— Вставай, Белый Олаф! Норвежский пес!
Он не повиновался. Эрин сжала губы и приставила меч к яремной вене на его шее, получая большое удовольствие, глядя в его изумленные глаза.
Он все еще не шевелился. Эрин улыбнулась. Она была бы поражена, если бы могла видеть искры жестокости в своих собственных глазах.
Она ткнула его мечом, задев кольчугу. Меч скользнул чуть ниже его бедер.
— Ну, вставай же, собака. Ты насильник, вор и убийца, сучий выродок! Я хочу продлить твои муки. О, викинг, что я с тобой сделаю! Ты будешь заложником у моего отца. Так пойдем же к нему. Но я предупреждаю тебя, проклятое отродье севера, одно лишнее движение, и я отрублю тебе то, что делает тебя мужчиной, и поджарю это на твоих же глазах.
И в гневе она сильно ударила его. В его глазах вспыхнул синий огонь, он сжал зубы, но, как ему ни было больно, попытался подняться. Покачиваясь, он встал перед ней. Эрин машинально отступила назад. Она была довольно высокой для женщины, но этот человек возвышался над ней. Все его могучие мускулы напряглись, так как он с трудом удерживался на ногах. Она видела, как под его грязной бородой сжались зубы, когда он с усилием перенес вес на раненую ногу.
— Не вздумай чего-нибудь выкинуть, викинг! прошипела она. — Не то я тебя приласкаю своим мечом. Я не убью тебя сразу. Датчане были бы более милосердными.
Он повернулся. Эрин ткнула мечом в его спину.
— Иди, викинг, и лучше не оборачивайся.
Он зашагал, прихрамывая. Затем споткнулся и упал вновь. Эрин охватило сильное чувство жалости, но она закрыла глаза и вспомнила Клоннтайрт, запах пожарищ, женские крики. Она снова ткнула его мечом.
— У тебя пять секунд, чтобы встать, викинг.
Пленник с трудом поднялся. Они опять двинулись вперед, к деревьям, где ждала их лошадь Эрин. Не спуская с него глаз, девушка взяла поводья. Он был полуживой, изможденный, покрытый коркой крови и грязи. Должно быть, ему сильно мешала кольчуга. Она закусила губу, когда поняла, что не продвинется с ним далеко. Но снова горькие воспоминания вытеснили жалость. Он будет идти, пока не упадет.
Осторожно, не переставая следить за своим едва живым пленником, она срезала левую узду, чтобы использовать ее в качестве веревки. Узда не была особенно крепкой, но, если уж на то пошло, Волк тоже слаб.
— Протяни руки, — потребовала она.
Он отказался повиноваться, пока она, угрожая, не приставила меч к его шее. Олаф зажмурился, но мрачный арктический лед все равно угадывался в его глазах. Он поднял руки.
Было неудобно держать меч одной рукой и привязывать веревку к ремням, стягивающим его руки, другой, ведь, несмотря на его состояние, надо быть настороже и не терять бдительности. Еще труднее взобраться на лошадь, держа и пленника, и меч, но она не осмеливалась что-либо отпустить. Спасибо, что кобыла вела себя смирно, и хотя частенько показывала норов, сейчас стояла кротко, как овечка, пока Эрин не устроилась в седле. Она ударила ногами в бока кобылы и пустила ее рысью.
Сидя на лошади, Эрин наблюдала за пленным. Снова нахлынуло невольное сострадание и восхищение. Он был бледный, как облако, его лицо исказила гримаса боли, и все же он бежал.» Клоннтайрт!» — напомнила она себе и быстро закрыла глаза, восстанавливая в памяти картину пережитого кошмара. Испытывать жалость по отношению к этому опасному зверю — значило предать память тех, кого она любила.
Эрин открыла глаза и столкнулась с синим холодом его глаз. Они были странные, лишенные жизни, и, казалось, смеялись над ней. Его суровое лицо было по-особому красиво и надменно даже теперь. Он тяжело бежал, поглядывая на нее, и веявший от него холод заставлял ее дрожать. В нем было что-то пугающее. Казалось, он не простой человек. Раненый, оборванный, грязный, связанный и погоняемый, он все-таки двигался и продолжал смотреть на нее с презрением и высокомерием своими холодными и… безжизненными глазами. Она вздрогнула, взглянув на него снова. Он был поистине силач:
— мускулистый, высокий, золотистая грива была на одном уровне с ее талией — а она ведь сидела на лошади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94