Даже в старой бесцветной рабочей одежде Эрин была восхитительна. Ее глаза, такие блестящие, зеленели на нежном точеном лице цвета слоновой кости, темные как ночь волосы в сочетании с белой кожей, с легким румянцем создавали удивительный контраст, прекрасные брови вопросительно поднялись.
Он снова обнял ее, прошептав:
— О, Эрин, ты прекрасна. Просто великолепна после того, что я видел.
Она отстранилась от него в тревоге.
— Грегори, что-то случилось? Почему ты здесь?
— Нет, — быстро сказал он, — все хорошо. Твой отец послал меня в Тару, чтобы передать новости.
Он замолчал, размышляя, говорить ли о настоящей причине возвращения или дать ей сначала наглядеться на него, такого живого и здорового. Он выбрал последнее.
— Странно, Эрин, но Волк — хитрый воин. Мы участвовали только в нескольких сражениях. Они были жестоки и ужа… — он замолчал; ему не следовало описывать увиденное. — Олаф захватывает деревни, но он убивает только тех, кто восстает против него. Он брал совсем немного из того, что находил, лишь пополняя запасы продовольствия, ничего не сжигал и уходил.
Грегори нахмурился.
— Знаешь, Эрин, я не верю, что Олаф решится пойти на Тару. Я не думаю, что он когда-нибудь сделает это. Мы были уверены, что он поведет себя так, как и все викинги до него, а он учел это и готовит нам ловушку.
Эрин взяла своего кузена за руку и повела его в то укромное местечко, где она недавно мечтала о мирных днях. Теперь она забыла все эти глупости. Она кормила его свежим хлебом и сыром и, нахмурившись, обдумывала его слова.
— Я не понимаю, Грегори, — сказала она, пока он жадно ел, — почему этот коварный норвежец хочет захватить всю Ирландию. Если бы он никогда не угрожал Таре, его бы, возможно, оставили в покое. Дублин принадлежит викингам уже несколько десятков лет. Пусть они там и остаются, и мы не тронем их.
Грегори покачал головой и взял сосуд со свежей родниковой водой. Он долго пил, вода стекала по его подбородку, он вытер его рукавом, вздохнул и опять покачал головой.
— Я не знаю, Эрин, но это волнует меня. Никто точно не знает, что он собирается предпринять. Мы отбросили его назад сегодня, вскоре мы заставим его отступить к Дублину, но я все же не уверен, что мы окончательно усмирим его. Я просто не знаю…
— А я знаю! — зло перебила его Эрин. — Мой отец превзошел этого Волка, этого Норвежского пса. Мы победим!
Грегори чувствовал, что что-то скрывалось за ее словами. Она так ненавидит его… Конечно, Клоннтайрт. Его семья погибла от рук воинов Белого Олафа, но он не сосредоточивал свою ненависть на одном человека. Он боролся со всеми викингами, как только мог; это он организовал войско Золотой Амазонки, а безграничная смелость и выносливость Эрин принесла успех этому рискованному предприятию, но все же он вдохновил ее мыслью о мести. Он научился логически мыслить, научился тактике и политике у своего дяди, и он видел, что расчетливость Аэда спасала, тогда как опрометчивое действие было бы самоубийством.
Он сражался теперь с Норвежским Волком, и это доставляло ему удовольствие. Но война не могла обернуться против одного человека. Грегори почувствовал, к своему удивлению, что он не винит лично Олафа в смерти родителей. Грегори покинул поле сражения, где имел все шансы встретиться с норвежцами лицом к лицу. Возможно, это и к лучшему, так как он уже видел златокудрого гиганта в бою. Казалось, на свете не существует более сильного человека. Он был как ураган, сносивший все на своем пути.
Грегори повернулся к Эрин, пытаясь угадать, о чем она думает. Она была сильнее его в Клоннтайрте, но это было три года назад. Несмотря на отвагу, которую только он мог оценить, она была женщиной, а, следовательно, более эмоциональной, чем мужчина. Ему никогда не приходило в голову, что викинг, с которым она столкнулась около Карлингфордского озера, был Норвежский Волк.
— Скажи мне, Грегори, — прошептала Эрин, глядя на овец, — ты видел Белого Олафа?
— Да.
— Он жив? Он не ранен?
— Без единой царапины. Многие верят, что он под защитой норвежских богов.
Ему не понравился ее взгляд, и он решил, что пора все рассказать.
— Эрин, я упросил твоего отца послать меня с известиями домой. И я сам отобрал тех, кто поехал со мной.
Она не отвечала, продолжая наблюдать за овцами. Он собирался говорить дальше, когда она, наконец, прошептала:
— Я рада, что ты смог выбраться домой, Грегори. Мне дорога твоя жизнь, как и любого из моих братьев. Он сжал ее руку.
— Мы всегда будем братом и сестрой, — сказал он. На мгновение воцарилось молчание, но потом Грегори заговорил снова:
— Я счастлив быть дома, но я здесь не только потому, что на меня возложена эта обязанность.
Она, наконец, повернулась к нему; вид у нее был озадаченный.
— Я не понимаю, о чем ты.
— Ты мне нужна, Эрин. Она нахмурилась.
— Я все еще не понимаю, кузен. Он задержал на мгновение дыхание.
— Золотая Амазонка должна снова появиться.
— Что? Грегори, ты с ума сошел? Уж лучше встретиться с однорукими датчанами, чем предположить, что отец все узнает.
Грегори покачал головой.
— Мы не будем показываться на глаза твоему отцу. Алтрип едет впереди в качестве разведчика. Волк не угрожает Таре, но опасность представляет группа ирландских предателей и датчан. Алтрип обнаружил лагерь по пути отсюда. Он считает, что они нападут, так как Тара осталась почти незащищенной. Здесь остались жены благородных воинов, обреченные на поругание или рабство.
Эрин задумалась, потом заговорила.
— Грегори, я не знаю, как мне это сделать. Я дала отцу слово, что не уеду никуда, а мать целый час каждое утро составляет задания, которые я должна выполнить в Таре.
— Эрин, Тары не будет, если мы не решимся.
— Я не могу поверить, что отец не пошлет войска.
— Это мы — войска. Больше войск нет. С тех пор как мы добрались до Дублина, положение с каждым днем становилось все серьезнее. Я привел всех, кто был свободен. Твой отец верит, что мы победим, Эрин, и я тоже, что мы должны действовать неожиданно.
— Грегори, стража…
— Ее недостаточно. Что бы ты ни говорила, мы должны действовать.
Он увидел, как по ее лицу промелькнула гримаса боли, но он не знал точно, что тревожило ее больше — облачение в кольчугу и встреча с варварами или нарушение запрета отца.
Она вздрогнула, и ее прекрасное лицо оживилось.
— Я знаю, что мы скажем, — заявила она твердо. — Ты должен сказать моей матери, что Мергвин заболел. И что ты будешь сопровождать меня к нему. Людям скажут то же самое, и тогда им не покажется странным, что их золотая леди встречается с ними на том же месте.
— Хорошо придумано, кузина, — шепнул Грегори.
Эрин встала, стряхнув землю и траву со своей робы. Она смотрела вперед на прекрасные постройки, видневшиеся в отдалении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Он снова обнял ее, прошептав:
— О, Эрин, ты прекрасна. Просто великолепна после того, что я видел.
Она отстранилась от него в тревоге.
— Грегори, что-то случилось? Почему ты здесь?
— Нет, — быстро сказал он, — все хорошо. Твой отец послал меня в Тару, чтобы передать новости.
Он замолчал, размышляя, говорить ли о настоящей причине возвращения или дать ей сначала наглядеться на него, такого живого и здорового. Он выбрал последнее.
— Странно, Эрин, но Волк — хитрый воин. Мы участвовали только в нескольких сражениях. Они были жестоки и ужа… — он замолчал; ему не следовало описывать увиденное. — Олаф захватывает деревни, но он убивает только тех, кто восстает против него. Он брал совсем немного из того, что находил, лишь пополняя запасы продовольствия, ничего не сжигал и уходил.
Грегори нахмурился.
— Знаешь, Эрин, я не верю, что Олаф решится пойти на Тару. Я не думаю, что он когда-нибудь сделает это. Мы были уверены, что он поведет себя так, как и все викинги до него, а он учел это и готовит нам ловушку.
Эрин взяла своего кузена за руку и повела его в то укромное местечко, где она недавно мечтала о мирных днях. Теперь она забыла все эти глупости. Она кормила его свежим хлебом и сыром и, нахмурившись, обдумывала его слова.
— Я не понимаю, Грегори, — сказала она, пока он жадно ел, — почему этот коварный норвежец хочет захватить всю Ирландию. Если бы он никогда не угрожал Таре, его бы, возможно, оставили в покое. Дублин принадлежит викингам уже несколько десятков лет. Пусть они там и остаются, и мы не тронем их.
Грегори покачал головой и взял сосуд со свежей родниковой водой. Он долго пил, вода стекала по его подбородку, он вытер его рукавом, вздохнул и опять покачал головой.
— Я не знаю, Эрин, но это волнует меня. Никто точно не знает, что он собирается предпринять. Мы отбросили его назад сегодня, вскоре мы заставим его отступить к Дублину, но я все же не уверен, что мы окончательно усмирим его. Я просто не знаю…
— А я знаю! — зло перебила его Эрин. — Мой отец превзошел этого Волка, этого Норвежского пса. Мы победим!
Грегори чувствовал, что что-то скрывалось за ее словами. Она так ненавидит его… Конечно, Клоннтайрт. Его семья погибла от рук воинов Белого Олафа, но он не сосредоточивал свою ненависть на одном человека. Он боролся со всеми викингами, как только мог; это он организовал войско Золотой Амазонки, а безграничная смелость и выносливость Эрин принесла успех этому рискованному предприятию, но все же он вдохновил ее мыслью о мести. Он научился логически мыслить, научился тактике и политике у своего дяди, и он видел, что расчетливость Аэда спасала, тогда как опрометчивое действие было бы самоубийством.
Он сражался теперь с Норвежским Волком, и это доставляло ему удовольствие. Но война не могла обернуться против одного человека. Грегори почувствовал, к своему удивлению, что он не винит лично Олафа в смерти родителей. Грегори покинул поле сражения, где имел все шансы встретиться с норвежцами лицом к лицу. Возможно, это и к лучшему, так как он уже видел златокудрого гиганта в бою. Казалось, на свете не существует более сильного человека. Он был как ураган, сносивший все на своем пути.
Грегори повернулся к Эрин, пытаясь угадать, о чем она думает. Она была сильнее его в Клоннтайрте, но это было три года назад. Несмотря на отвагу, которую только он мог оценить, она была женщиной, а, следовательно, более эмоциональной, чем мужчина. Ему никогда не приходило в голову, что викинг, с которым она столкнулась около Карлингфордского озера, был Норвежский Волк.
— Скажи мне, Грегори, — прошептала Эрин, глядя на овец, — ты видел Белого Олафа?
— Да.
— Он жив? Он не ранен?
— Без единой царапины. Многие верят, что он под защитой норвежских богов.
Ему не понравился ее взгляд, и он решил, что пора все рассказать.
— Эрин, я упросил твоего отца послать меня с известиями домой. И я сам отобрал тех, кто поехал со мной.
Она не отвечала, продолжая наблюдать за овцами. Он собирался говорить дальше, когда она, наконец, прошептала:
— Я рада, что ты смог выбраться домой, Грегори. Мне дорога твоя жизнь, как и любого из моих братьев. Он сжал ее руку.
— Мы всегда будем братом и сестрой, — сказал он. На мгновение воцарилось молчание, но потом Грегори заговорил снова:
— Я счастлив быть дома, но я здесь не только потому, что на меня возложена эта обязанность.
Она, наконец, повернулась к нему; вид у нее был озадаченный.
— Я не понимаю, о чем ты.
— Ты мне нужна, Эрин. Она нахмурилась.
— Я все еще не понимаю, кузен. Он задержал на мгновение дыхание.
— Золотая Амазонка должна снова появиться.
— Что? Грегори, ты с ума сошел? Уж лучше встретиться с однорукими датчанами, чем предположить, что отец все узнает.
Грегори покачал головой.
— Мы не будем показываться на глаза твоему отцу. Алтрип едет впереди в качестве разведчика. Волк не угрожает Таре, но опасность представляет группа ирландских предателей и датчан. Алтрип обнаружил лагерь по пути отсюда. Он считает, что они нападут, так как Тара осталась почти незащищенной. Здесь остались жены благородных воинов, обреченные на поругание или рабство.
Эрин задумалась, потом заговорила.
— Грегори, я не знаю, как мне это сделать. Я дала отцу слово, что не уеду никуда, а мать целый час каждое утро составляет задания, которые я должна выполнить в Таре.
— Эрин, Тары не будет, если мы не решимся.
— Я не могу поверить, что отец не пошлет войска.
— Это мы — войска. Больше войск нет. С тех пор как мы добрались до Дублина, положение с каждым днем становилось все серьезнее. Я привел всех, кто был свободен. Твой отец верит, что мы победим, Эрин, и я тоже, что мы должны действовать неожиданно.
— Грегори, стража…
— Ее недостаточно. Что бы ты ни говорила, мы должны действовать.
Он увидел, как по ее лицу промелькнула гримаса боли, но он не знал точно, что тревожило ее больше — облачение в кольчугу и встреча с варварами или нарушение запрета отца.
Она вздрогнула, и ее прекрасное лицо оживилось.
— Я знаю, что мы скажем, — заявила она твердо. — Ты должен сказать моей матери, что Мергвин заболел. И что ты будешь сопровождать меня к нему. Людям скажут то же самое, и тогда им не покажется странным, что их золотая леди встречается с ними на том же месте.
— Хорошо придумано, кузина, — шепнул Грегори.
Эрин встала, стряхнув землю и траву со своей робы. Она смотрела вперед на прекрасные постройки, видневшиеся в отдалении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94