– Действуйте, – кивнул Стыров. – Законы гостеприимства, куда денешься?
* * *
– Ванечка, сына, ты сам дойти-то сможешь? – Голос матери очень мешает. Он не дает заснуть. И от этого все тело снова принимается болеть и стрелять. Особенно глаза и голова. – Из милиции приходили... Студенческий твой показывали. Говорят, на месте преступления нашли. Там, где девочку эту убили. Ой, ты же не знаешь ничего! У нас тут в Тишанском переулке бандиты до смерти отца с дочкой забили. Какие-то скинхеды. Я говорю, что ты студенческий обронил, наверное, что ты никаких скинхедов не знаешь. Надо сходить к ним, Ванюш, все объяснить! Я говорю, ты ни при чем, а они говорят: что же он тогда прячется? Они же не знают, что ты просто заболел! Вон, температура какая!
– Мам, иди домой, я потом... – Ване трудно говорить, очень трудно. Язык непослушен и тяжел и скребет нёбо и десны, будто ржавый рашпиль.
– Как же я тебя оставлю, сыночка, тебе лечиться надо! – Мать снова хлюпает носом. – Больного-то тебя кто арестует? А поправишься – сходишь в милицию, все разъяснишь. Ты ж не знаешь ничего! Звери какието, скинхеды эти, напали на людей за то, что нерусские. Девочку-то похоронили уже, а отец ее в реанимации. Не знают, выживет или нет.
– Он жив? – От огорчения у Вани снова темнеет в глазах, даже боль в руке проходит. – Жалко...
– Сынок, что ты такое говоришь? – Мать взмахивает руками, словно отгоняя от себя только что услышанную фразу. – Люди же!
– Нелюди! – злобно выдавливает Ваня. – Я его все равно убью!
– Сынок.. – Мать растерянно замолкает. – Сынок, как ты... – И вдруг тонко и громко всхлипывает, почти взвывает: – Ваня! – Вскрик тут же падает до шепота, словно матери на рот накинули толстую пыльную тряпку. – Так ты там был? Милиция не врет? Сыночка...
– Их всех уничтожить надо! – Ваня закрывает глаза. – Всех! А этого черножопого – первым!
Как же этот чурка мог выжить? Как? Ведь Ваня сам видел, когда тот кинулся на него с ножом, Костыль сзади ударил его трубой прямо по лысому черепу! Череп еще так странно блеснул, когда носатый заваливался на спину. Медленно, цепляясь руками за воздух. Как показывают в кино. Когда они убегали, Ваня обернулся: лысый лежал неподвижно. Но даже мертвый выглядел здоровенным и страшным. А они его завалили! Девчонка валялась чуть дальше, в стороне. Маленькая такая. Как манекен из витрины «Детского мира».
Вдруг девчонка шевельнула ногой... Или рукой.
И оказалось, что это – никакая не девчонка, а Бимка. Лапы у него дергались уже от конвульсии. Так сказала ветеринарша, к которой они его принесли. Вместо правого глаза на щенячьей мордочке чернела страшная дыра, в которой что-то пульсировало и булькало, а маленькое тельце было совсем неживым.
– Усыплять будете или пусть сам помирает? – спрашивает ветеринарша.
– Тетенька, вылечите его, пожалуйста, – жалобно просит зареванная Катька. – Он хороший, он никого не кусает, он добрый.
– Да как тут вылечишь? Череп раскроен... Что ж не уберегли-то? Под машину попал, что ли?
– Нет, это его дядька злой об стенку стукнул... – Сестренка снова рыдает, а Ваня ни слова сказать не может. Все пытается промокнуть Катькиным шарфом кровь, струйкой стекающую из щенячьего уха.
– Господи, – ветеринарша оседает на кушетку, – так это его специально? Звери, ей-богу, звери... Ну, давайте уж бесплатно укол вколю, чтоб не мучился. Похороните в скверике, на могилку ходить станете...
– Не надо! – протестующе кричит Катюшка. – Мы уже к папе на могилку ходим!
– Так у вас отец умер? – жалеюще морщит лоб ветеринарша. – Сиротки, значит?
– Я его вылечу! – Ваня снова берет Бимку на руки. – Вылечу! Только скажите – что надо делать? Какие лекарства?
– Да какие уж тут лекарства... – Ветеринарша подолом халата вытирает сестренкин нос. – Клади сюда. Посмотрим, если мозг не задет...
– Катюнь, не плачь! – Ваня прижимает к себе девочку. – Мы вылечим Бимку, обязательно! А этого лысого я сам убью! Встречу и убью!
Он прикрывает глаза и воочию видит, как хватает носатого за мощную шею и со всей силы бьет лысой башкой об тот же самый угол дома. И сопливые мозги из раскроенного черепа разлетаются по стенам, как мелкие серые воробьи с проводов!
– И Амину! – доверчиво прижимается к брату Катька. – Это она виновата! Это из-за нее Бимку! Ты ее тоже убьешь, Вань?
– Убью! – соглашается брат. И сам свято верит, что так и будет.
– Ванечка, да тебе совсем плохо! Ванечка, потерпи немножко! Я сейчас людей позову, «скорую» вызову!
Снова мать. Откуда она все время появляется? Сама же говорила, отпуска не будет, поэтому он в Карежме все лето проведет один. А голосит, как на похоронах, когда отчима закапывали. Но отчим в Карежме и не был никогда. Значит, кого-то другого хоронят?
– Сыночка, ты меня слышишь? Ванюша... Потерпи, родной, я сейчас...
Ушла. Наконец-то.
– Ваня, здравствуй, а вот и я.
Никакого покоя. Не подвал, а проходной двор.
Ваня вглядывается в сизую темень и видит, что на месте матери стоит девочка. Незнакомая. В белом платье, пышной фате. Невеста. Чья? Откуда?
– Я твоя невеста, Ваня! Не узнаешь?
– Узнаю...
Конечно, как же он может ее не узнать? Это же она, та самая девочка! Амина. Только взрослая, как будто прошло лет десять. И очень красивая. Черные кудри, черные глаза, тонкие, будто нарисованные на белом лбу брови.
– Вставай, – девочка протягивает к нему руки, – вставай! У нас сегодня свадьба! Все собрались, и дедушка твой, и отчим, и мои родные.
Как это – дедушка и отчим? Они же померли?
Ваня поднимается, подходит к невесте, осторожно отбрасывает с ее лица легкую пену фаты: он ведь должен ее поцеловать! На свадьбе так положено. Фата облачком улетает в сторону. Ваня прижимает к себе голову невесты и ощущает под пальцами что-то горячее и липкое. Удивленно отдергивает руку, смотрит на ладонь. Она в чем-то темном и тягучем. Шоколад? Девчонка еле шоколадку и перепачкалась? А, так это – Алка! Снова ее игры. Как тогда, в ванной. Нарочно вся вывозилась в шоколаде и заставляла Ваню слизывать его со лба, щек, шеи. Потом, когда он уже дрожал от нетерпения, окунула шоколадку в горячую воду и обмусолила ею соски. Соски из нежно-розовых, как яблоневые бутоны по весне, превратились в густо коричневые, как у негритянки из порнушки, что они смотрели вместе у Рима.
– Вкусно? – спрашивает хитрая Алка. – А вот тут? – И проводит толстую шоколадную черту от пупка вниз, к бритому круглому лобку. – Ну?
– Очень... – рычит Ваня, находящийся уже в миллиметре от неземного наслаждения.
– Стой, – приказывает Алка, – я тоже хочу попробовать! – Подтапливает в ладони очередной кусок шоколада и жадно хватает липкой рукой вздыбившийся Ванин член.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89