А может, и нерро лингвы. И не ополчилась бы против нас екклезия. И не родилась бы Сааведра Грихальва. И Сарио”.
Веки смежились, слиплись влажные ресницы. Что сейчас делает, о чем говорит старик?
– Белиссима, – прозвучало рядом. – Вы тут одна?
Она вздрогнула. Солнце резануло по глазам, но она разглядела силуэт: высокий мужчина. Разглядела и одежду: скромная рубашка с закатанными рукавами и штаны для верховой езды. – Я сама себе хозяйка.
– Тем лучше.
– Почему? – подозрительно спросила она. – Тебе от меня что-то нужно?
Он рассмеялся.
– Что может быть нужно мужчине от женщины? Она тряхнула головой, откидывая назад мокрые локоны, и ухмыльнулась, когда он отшатнулся от брызг. Торопливо смахнула со лба капли, вытерла ладонями подбородок.
– Мало ли что! Но лишь такой мужчина, как ты, будет выпытывать у молодой женщины, одна она или нет. Он снова рассмеялся, на этот раз тише.
– Фуэга Весперра. Или я не правильно понимаю его суть?
– Тебя интересует вовсе не суть, – возразила она. – А первопричина праздника, его корень.
– О, ты меня раскусила… Ну так почему бы нам не отметить этот праздник самым подходящим образом?
– Я и хочу его отметить самым подходящим образом – одна. И предпочтительно дома.
– Ты жестока! По твоей вине я остаюсь десоладио!
– Но я и сама остаюсь десоладиа. – Она усмехнулась. – Какой пыл! Не остудить ли его в фонтане? – Она зачерпнула воды и плеснула ему в лицо.
– Канна! – взъярился он, и широкая ладонь стиснула ее запястье. – Как ты смеешь?! Утоплю!
– Нет, – послышался другой мужской голос. – Вряд ли. Номмо до'Веррада.
– До'Веррад… – Первый мужчина осекся и поспешил выпустить запястье Сааведры. – Все в порядке. Видите? Все в порядке.
– Вижу, – сурово произнес второй. – Можешь идти, Адеко, если угодно. Хотя это всего лишь дань вежливости. Мне угодно, чтобы ты ушел – командую здесь я.
– Адеко, сейчас, – торопливо согласился первый и скрылся с глаз.
Сааведра одарила своего заступника широкой улыбкой.
– Вы неплохо командуете. Сразу виден природный дар.
– Дар? – Он пожал плечами. – Что вы, это – имя. Оно здесь кое-что значит.
– Имя герцога? Ну еще бы!
– Нет, не герцога. Мое. Этот чирос меня узнал.
– Ваше? Но… Постойте-ка! – Сааведра шагнула в сторону, чтобы солнце не падало в глаза. Да, это он. Она уже видела его издали, а еще – на своем наброске, раскритикованном Сарио. И любимое ругательство Сарио тут же сорвалось с ее уст:
– Мердитто!
– Кто, вы или я? – Дон Алехандро криво улыбнулся. – А, скорее всего, он, этот грубый чирос.
– Ой! – испуганно воскликнула она, пристально глядя ему в лицо. – Ой, как же это я… Ваш нос!
– Мой нос? – Он дотронулся до указанного ею места. – А что с ним не так?
– Нет, не все так… Это я… – Она забормотала, оправдываясь:
– Тень не такая… И складочка вот здесь, видите? – Она коснулась своей переносицы. – Ее нет, я ее убрала.
– Убрала? – Он смотрел на нее в замешательстве. – Регретто, я ровным счетом ничего не понимаю.
– Не понимаете? Ах, да, конечно. – Она смущенно улыбнулась. – Придется начинать заново.
– Что начинать?
– Вас.
– Меня? – Он оторопело заморгал. – То есть… как это? Как это вы начнете меня… заново?
– С помощью мела, – объяснила она. – Или угля. Может быть, и до акварельных красок когда-нибудь дойдет… Писать маслом я не обучена.
Его лицо прояснилось.
– Арртио!
– Арртио, художник, – подтвердила она. – Хоть и посредственный. Так говорят мои учителя, ведь я женщина, а женщинам таланты не нужны, кроме таланта рожать талантливых детей. – Она не понимала, зачем говорит ему об этом. Пустая женская болтовня, только и всего. Но остановиться не могла. Чем раздумывать, кто он и кто она, проще болтать, не давая ему раскрыть рта. – Я, конечно, стараюсь, учусь помаленьку. Надеюсь, еще пригодится… Когда нарожаю детей, снова займусь живописью.
– Почему бы и нет? – Он пожал плечами. – Признаюсь, я никогда не изучал живопись, хоть и знаком кое с кем из арртио. Не возьму в толк, почему нельзя заниматься тем, что вам больше всего по нраву?
Сын герцога. Вот уж и впрямь голубая косточка. Что он знает о жизни за стенами Палассо Веррада?
– Да я бы не прочь, – сказала она. – Но слишком мало осталось времени. От меня ждут детей, а с детьми уйма хлопот. Впрочем, если родится сын и будет признан Одаренным, его у меня заберут. – Сааведра дернула плечом и перевела взгляд с недоумевающего собеседника на фонтан. – Простите, не следовало говорить вам об этом. – Она сделала глубокий, прерывистый вдох. – Граццо, дон Алехандро. Если б не ваша доброта, этот подлец наверняка бы меня утопил. Обязательно помолюсь за вас на ночь, – Моментита! – Он нерешительно протянул руку. – Вы не откажетесь погулять со мной? В такой толпе разговаривать трудно… Вот что! Я угощу вас лимонадом и найду местечко в тени. – Его улыбка была ослепительна. – И клятвенно обещаю не топить вас в фонтане и не докучать непристойными предложениями даже под предлогом Фуэга Весперра.
Он вновь улыбнулся, и Сааведра заметила кривовато выросший зуб, о котором говорил Сарио. У нее запылали щеки.
"Матра Дольча! Нет! Я не могу, не должна! О дон Алехандро…” Она лихорадочно огляделась по сторонам И поняла, в чем причина ее страха и замешательства: над нею высился Катедраль Имагос Брийантос.
– Екклезия ни за что не допустит! Улыбка исчезла.
– Екклезия? Почему? Да что плохого в том, что мы с вами попьем в тени лимонада?
Впервые в жизни она произнесла свою фамилию не с гордостью, а с ужасом:
– Я… Грихальва.
– Правда?
Напрасно она искала на его лице признаки отвращения и негодования.
– Так вот почему вы заговорили об искусстве. Ваш род славен художниками.
Меньше всего в эту минуту она ожидала услышать такие слова. Только вежливость, впитанная чуть ли не с материнским молоком, помогла найти подобающий ответ.
– Граццо, дон Алехандро, вы очень добры.
– Доброта ни при чем, – возразил он. – Я люблю говорить правду. Я часто, почти каждый день, бываю в Галиерре Веррада, – там висят шедевры мастеров из вашей семьи.
"В том числе оригинал “Смерти Верро Грихальвы” кисти Пьедро”. Сааведра невесело улыбнулась.
– Да, конечно.
– Вот так. Вы Грихальва, а я до'Веррада. И бассда. Так как насчет лимонада и тенечка?
– Кордо, – едва вымолвила она, и он снова ослепил ее улыбкой. Но на сей раз Сааведра не заметила кривого зуба. “А с носом я все-таки оплошала…” – подумала она рассеянно.
Глава 15
Мальчик извинился и ушел – якобы гулять по праздничному городу. Но старый тза'аб не сомневался, что он отправился прямиком в Палассо Грихальва, – обдумать и с жаром отвергнуть все услышанное. Ничего не выйдет. У старческих глаз собрались веселые морщинки. Такие новости усваиваются медленно, но верно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Веки смежились, слиплись влажные ресницы. Что сейчас делает, о чем говорит старик?
– Белиссима, – прозвучало рядом. – Вы тут одна?
Она вздрогнула. Солнце резануло по глазам, но она разглядела силуэт: высокий мужчина. Разглядела и одежду: скромная рубашка с закатанными рукавами и штаны для верховой езды. – Я сама себе хозяйка.
– Тем лучше.
– Почему? – подозрительно спросила она. – Тебе от меня что-то нужно?
Он рассмеялся.
– Что может быть нужно мужчине от женщины? Она тряхнула головой, откидывая назад мокрые локоны, и ухмыльнулась, когда он отшатнулся от брызг. Торопливо смахнула со лба капли, вытерла ладонями подбородок.
– Мало ли что! Но лишь такой мужчина, как ты, будет выпытывать у молодой женщины, одна она или нет. Он снова рассмеялся, на этот раз тише.
– Фуэга Весперра. Или я не правильно понимаю его суть?
– Тебя интересует вовсе не суть, – возразила она. – А первопричина праздника, его корень.
– О, ты меня раскусила… Ну так почему бы нам не отметить этот праздник самым подходящим образом?
– Я и хочу его отметить самым подходящим образом – одна. И предпочтительно дома.
– Ты жестока! По твоей вине я остаюсь десоладио!
– Но я и сама остаюсь десоладиа. – Она усмехнулась. – Какой пыл! Не остудить ли его в фонтане? – Она зачерпнула воды и плеснула ему в лицо.
– Канна! – взъярился он, и широкая ладонь стиснула ее запястье. – Как ты смеешь?! Утоплю!
– Нет, – послышался другой мужской голос. – Вряд ли. Номмо до'Веррада.
– До'Веррад… – Первый мужчина осекся и поспешил выпустить запястье Сааведры. – Все в порядке. Видите? Все в порядке.
– Вижу, – сурово произнес второй. – Можешь идти, Адеко, если угодно. Хотя это всего лишь дань вежливости. Мне угодно, чтобы ты ушел – командую здесь я.
– Адеко, сейчас, – торопливо согласился первый и скрылся с глаз.
Сааведра одарила своего заступника широкой улыбкой.
– Вы неплохо командуете. Сразу виден природный дар.
– Дар? – Он пожал плечами. – Что вы, это – имя. Оно здесь кое-что значит.
– Имя герцога? Ну еще бы!
– Нет, не герцога. Мое. Этот чирос меня узнал.
– Ваше? Но… Постойте-ка! – Сааведра шагнула в сторону, чтобы солнце не падало в глаза. Да, это он. Она уже видела его издали, а еще – на своем наброске, раскритикованном Сарио. И любимое ругательство Сарио тут же сорвалось с ее уст:
– Мердитто!
– Кто, вы или я? – Дон Алехандро криво улыбнулся. – А, скорее всего, он, этот грубый чирос.
– Ой! – испуганно воскликнула она, пристально глядя ему в лицо. – Ой, как же это я… Ваш нос!
– Мой нос? – Он дотронулся до указанного ею места. – А что с ним не так?
– Нет, не все так… Это я… – Она забормотала, оправдываясь:
– Тень не такая… И складочка вот здесь, видите? – Она коснулась своей переносицы. – Ее нет, я ее убрала.
– Убрала? – Он смотрел на нее в замешательстве. – Регретто, я ровным счетом ничего не понимаю.
– Не понимаете? Ах, да, конечно. – Она смущенно улыбнулась. – Придется начинать заново.
– Что начинать?
– Вас.
– Меня? – Он оторопело заморгал. – То есть… как это? Как это вы начнете меня… заново?
– С помощью мела, – объяснила она. – Или угля. Может быть, и до акварельных красок когда-нибудь дойдет… Писать маслом я не обучена.
Его лицо прояснилось.
– Арртио!
– Арртио, художник, – подтвердила она. – Хоть и посредственный. Так говорят мои учителя, ведь я женщина, а женщинам таланты не нужны, кроме таланта рожать талантливых детей. – Она не понимала, зачем говорит ему об этом. Пустая женская болтовня, только и всего. Но остановиться не могла. Чем раздумывать, кто он и кто она, проще болтать, не давая ему раскрыть рта. – Я, конечно, стараюсь, учусь помаленьку. Надеюсь, еще пригодится… Когда нарожаю детей, снова займусь живописью.
– Почему бы и нет? – Он пожал плечами. – Признаюсь, я никогда не изучал живопись, хоть и знаком кое с кем из арртио. Не возьму в толк, почему нельзя заниматься тем, что вам больше всего по нраву?
Сын герцога. Вот уж и впрямь голубая косточка. Что он знает о жизни за стенами Палассо Веррада?
– Да я бы не прочь, – сказала она. – Но слишком мало осталось времени. От меня ждут детей, а с детьми уйма хлопот. Впрочем, если родится сын и будет признан Одаренным, его у меня заберут. – Сааведра дернула плечом и перевела взгляд с недоумевающего собеседника на фонтан. – Простите, не следовало говорить вам об этом. – Она сделала глубокий, прерывистый вдох. – Граццо, дон Алехандро. Если б не ваша доброта, этот подлец наверняка бы меня утопил. Обязательно помолюсь за вас на ночь, – Моментита! – Он нерешительно протянул руку. – Вы не откажетесь погулять со мной? В такой толпе разговаривать трудно… Вот что! Я угощу вас лимонадом и найду местечко в тени. – Его улыбка была ослепительна. – И клятвенно обещаю не топить вас в фонтане и не докучать непристойными предложениями даже под предлогом Фуэга Весперра.
Он вновь улыбнулся, и Сааведра заметила кривовато выросший зуб, о котором говорил Сарио. У нее запылали щеки.
"Матра Дольча! Нет! Я не могу, не должна! О дон Алехандро…” Она лихорадочно огляделась по сторонам И поняла, в чем причина ее страха и замешательства: над нею высился Катедраль Имагос Брийантос.
– Екклезия ни за что не допустит! Улыбка исчезла.
– Екклезия? Почему? Да что плохого в том, что мы с вами попьем в тени лимонада?
Впервые в жизни она произнесла свою фамилию не с гордостью, а с ужасом:
– Я… Грихальва.
– Правда?
Напрасно она искала на его лице признаки отвращения и негодования.
– Так вот почему вы заговорили об искусстве. Ваш род славен художниками.
Меньше всего в эту минуту она ожидала услышать такие слова. Только вежливость, впитанная чуть ли не с материнским молоком, помогла найти подобающий ответ.
– Граццо, дон Алехандро, вы очень добры.
– Доброта ни при чем, – возразил он. – Я люблю говорить правду. Я часто, почти каждый день, бываю в Галиерре Веррада, – там висят шедевры мастеров из вашей семьи.
"В том числе оригинал “Смерти Верро Грихальвы” кисти Пьедро”. Сааведра невесело улыбнулась.
– Да, конечно.
– Вот так. Вы Грихальва, а я до'Веррада. И бассда. Так как насчет лимонада и тенечка?
– Кордо, – едва вымолвила она, и он снова ослепил ее улыбкой. Но на сей раз Сааведра не заметила кривого зуба. “А с носом я все-таки оплошала…” – подумала она рассеянно.
Глава 15
Мальчик извинился и ушел – якобы гулять по праздничному городу. Но старый тза'аб не сомневался, что он отправился прямиком в Палассо Грихальва, – обдумать и с жаром отвергнуть все услышанное. Ничего не выйдет. У старческих глаз собрались веселые морщинки. Такие новости усваиваются медленно, но верно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100