Что же касается педофильных тенденций, остающихся латентными и не представляющих собой угрозы, то они не только не мешают педагогам, но порой делают их особо одарёнными творцами детских душ. В этом отношении Гай Давенпорт прав. Кристоферу Кэхилу остаётся лишь поверить на слово, что описание чувств гомосексуальных подростков – не более эксцентрично, чем шекспировский рассказ о чувствах Ромео и Джульетты.

Глава IX
Секс и насилие в искусстве и в жизни


Когда началось скерцо, мне уже виделось,
как я, радостный и легконогий, вовсю полосую
вопящий от ужаса белый свет по морде своей
верной очень-очень острой бритвой. … А ещё
были сны про сунь-вынь с девочками – как я
швыряю их наземь и насильно им засаживаю…
Энтони Бёрджесс

Алекс, юный садист, насильник и убийца
Слова, взятые в качестве эпиграфа, принадлежат Алексу, герою романа Энтони Бёрджесcа “Заводной апельсин”. Так он описывает чувства, которые вызывают у него звуки Девятой симфонии Бетховена. Не правда ли, парадоксальная ситуация – гениальная музыка возбуждает у её слушателя садистские желания и кровавые видения?!
Первая публикация романа в 1962 году прошла без особого ажиотажа. Зато шумной славой сопровождалась экранизация книги гениальным кинорежиссёром Стэнли Кубриком в 1971 году. Повторилось нечто похожее с историей “Соляриса”. Кубрик так ярко преподал миру идеи “Заводного апельсина”, что они до сих пор будоражат воображение зрителей. Между тем, они, эти идеи, весьма спорны.
Авторы романа и фильма вступили в полемику с Оскаром Уайльдом и, сами того не ведая, с Гаем Давенпортом. Напомню: Оскар Уайльд испытал на прочность собственную концепцию, согласно которой человек, наслаждаясь прекрасным в искусстве и в жизни, способен реализовывать потенциальную способность творить добро и красоту, а также сохранить свою индивидуальность. Печальная история Дориана Грея выявила уязвимое место этой идеи – если человек не способен сопереживать людям и поступаться собственными эгоистическими интересами ради окружающих, то он, вопреки восприятию прекрасного, обречён на моральную деградацию. Гай Давенпорт, учитывая уроки Уайльда, предложил свой вариант гедонизма – альтруистический. Дружелюбие и любовь способны помочь человеку сохранить те прекрасные задатки, что были получены им от рождения (“не потеряв гончей, гнедой кобылы и голубки” ).
Кубрик с Бёрджессом подошли к проблеме с неожиданной стороны: по их мнению, способность воспринимать прекрасную музыку ценна тем, что помогает эгоистичному и агрессивному индивиду подавлять окружающих. Иными словами, с помощью прекрасного можно и должно сохранять своё Я, даже если оно исполнено зла и стремится к насилию. Ведь человек агрессивен по своей природе, и живёт он в жестоком эгоистическом мире. Фильм Кубрика – настолько талантливая иллюстрация этой антигуманной идеи, что даже человек, который её абсолютно не приемлет, не способен оторваться от экрана и не сразу находит контраргументы в мысленном споре с увиденным.
Действие фильма происходит в будущем. Отсюда экзотические костюмы персонажей и суперэротичность интерьера кафе, любимого места пребывания Алекса и его шайки. Столики в нём сделаны в виде голых женщин, стоящих либо на четвереньках, либо делающих “мостик” животом кверху. Автомат, выдающий наркотики, растворённые в молоке, также изображает голую женщину; заказанный напиток вытекает из её сосков, а само кафе носит двусмысленное название – “Корова” (то есть “тёлка”, что на молодёжном сленге означает “женщина”). Алекс со своими дружками, Джорджиком, Питом и Тимом, хулиганят, грабят, насилуют, воруют; они угоняют машины, носятся на них за городом, а потом бросают их за ненадобностью.
Покинув кафе, шайка отправляется на поиски приключений. Первым, кто попался им на глаза, был бродяга-попрошайка, тут же оскорбивший эстетические вкусы Алекса тем, что был стар, разил спиртным и осквернял тонкий слух меломана урчанием в животе. Шайка, науськиваемая вожаком, принялась избивать беднягу кулакам и дубинками; пинать ногами, обутыми в тяжёлые ботинки. “Давайте, кончайте меня, трусливые выродки, всё равно я не хочу жить в таком подлом и сволочном мире! В этом мире для старого человека нет места, я вас не боюсь, а убьёте, так только рад буду сдохнуть!” – кричал старик.
“– Мы ему врезали, смеясь и хохоча, так что кровь хлынула из его поганой старой пасти”, – рассказывает Алекс, от лица которого ведётся повествование в романе и фильме.
В заброшенном здании казино, куда заглянули дружки, они обнаружили своих соперников-хулиганов из шайки Биллибоя. “Они затеяли игру в сунь-вынь, сунь-вынь с маленькой плачущей мелкой кисой”, иными словами, собирались вшестером изнасиловать девочку. Пока что они гоняли её по сцене казино, срывая с неё одежду. Крики жертвы, накладываясь на музыку увертюры к “Сороке-воровке”, придавали происходящему мрачно-шутовской характер. Девчушку уже завалили на матрац, расстеленный на полу, как послышалась насмешливая мелодекламация Алекса:
“– Кого я вижу! Надо же! Неужто это жирный и вонючий, неужто мерзкий наш и подлый Биллибой, козёл и сволочь! А ну, иди сюда, оторву тебе яйца, если они у тебя ещё есть, ты, евнух дрочённый!
– Мочи их, ребята! – взревел Биллибой.
Нас было четверо против шестерых, но зато у нас был балбес Тим, который, при всей своей тупости, один стоил троих по злости и владению всякими подлыми хитростями драки. Он шуровал железной цепью; у Пита с Джорджиком были замечательные острые ножи, я же, в свою очередь, не расставался со своей любимой старой очень-очень опасной бритвой. Да, блин, истинное было для меня наслаждение выплясывать этот вальсок – левая, два-три, правая, два-три – и чиркать Биллибоя по левой щёчке, по правой щёчке, чтобы как две кровавые занавески вдруг разом задёргались при свете звёзд по обеим сторонам его пакостной физиономии. Вот уже льётся кровь, бежит, бежит…”.
Послышался рёв полицейской сирены, и шайки разбежались в разные стороны, прекратив свой жуткий балет под музыку Россини.
“У нас была задумана операция «Незваный гость», – повествует Алекс. – Это был крутой прикол, полный юмора и доброго старого супер-насилия”.
За городом находился коттеджик под символическим указателем “Home” (“Дом” или “Прибежище”), в котором жили писатель Фрэнк Александер (почти тёзка нашего героя) и его жена. Раздался звонок в дверь.
“– Кто там?
– Простите, – заговорил Алекс с деланной взволнованностью, – не могли бы вы нам помочь? Мой друг истекает кровью. Вы не позволите позвонить по телефону? Это вопрос жизни или смерти!
– Дорогая, думаю, им следует помочь!”, – откликнулся гуманный писатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139