поначалу каждый из них чуть ли не обожествляется, но вскоре оказывается отвергнутым, как недостойный уважения и серьёзного отношения. Своеобразная потребность невротика в “бескорыстном обожании”, как в доказательстве его сексуальной привлекательности, наличия у него редких душевных качеств, мудрости и т. д. и т. п., заставляет его прибегать к щепетильным подсчётам затраченных материальных средств, что обычно воспринимается партнёрами как банальная жадность. Таков далеко неполный перечень невротических черт, порождённых интернализованной гомофобией. Всё это приводит к трагическим последствиям – к неспособности любить, к одиночеству, подозрительности, депрессии, психосоматическим расстройствам.
Тот факт, что Морис именовал себя не иначе как “выродком оскаруайльдовского типа ”, свидетельствует о невротическом отвержении им собственной гомосексуальности. Причиной возникновения его невроза стал разрыв с давним любовником Клайвом, неожиданно для себя самого вдруг ставшим “нормальным” и разлюбившим Мориса. Вот тогда-то молодого человека обуял страх перед девиацией, вполне, впрочем, понятный: его ужасала перспектива одиночества. Испугался он и внезапно вспыхнувшего желания вступить в связь с юношей, вполне возможно, далёкому от однополого влечения, хотя, похоже, не имеющему ничего против того, чтобы переспать с Морисом. В отчаянии молодой человек твердит: “Я хочу быть как все остальные мужчины, а не как эти отщепенцы, с которыми никто не желает…”. Всерьёз подумает он о самоубийстве.
Налицо сложная структура переживаний: толчком к отрицанию собственной сексуальности стала полученная Морисом психическая травма; в основу же этого отрицания легли гомофобные установки общества. Речь идёт, таким образом, об интернализованной гомофобии, вылившейся в преходящую, хотя и затяжную, невротическую реакцию.
Иная форма интернализованной гомофобии у 25-летнего теннисиста Джима Уилларда, героя романа Гора Ви дала “Город и столп”. У него богатейший опыт гомосексуальных контактов; он мечтает о встрече со школьным другом Бобом, интимная близость с которым была самым ярким событием его подростковых лет. Джим не способен на физическую близость с женщинами, да его к ним и не влечёт. Тем не менее, молодой человек вовсе не считает себя гомосексуалом и, как выясняется, презирает геев похлеще, чем иные представители сексуального большинства. Вот, например, позорная сценка в гей-баре: Джима “снимает” гомосексуал, разменявший четвёртый десяток, а тот играет с ним в поддавки и исподтишка издевается над ним. Всё закончилось садистским выпадом Уилларда с последующей нервной реакцией, выдавшей невротическую природу его гомофобии:
“Джим в упор поглядел на Уолтера.
– Может, ты решил, что я профи? Может, ты решил, что я куда-то пойду с таким вонючим гомиком, как ты? Или ты надумал, если я нормальный, напоить меня и оттрахать в задницу?
<…> Уолтер ушёл, а Джим принялся хохотать. Он смеялся на весь зал несколько минут, а потом замолчал – ему захотелось плакать, выть, кричать”.
Интернализованная гомофобия Джима лишает его способности любить. “Не думаю, что ты когда-нибудь сможешь полюбить мужчину, – говорит ему его любовник-бисексуал. – Поэтому, я надеюсь, ты найдёшь женщину, которая будет тебя устраивать”. Но любить женщину Джим и вовсе не способен.
Морис бесконечно счастливее Джима. Любовь к Алеку, молодому егерю из усадьбы Клайва, дала ему силы не только остаться самим собой, но и подтолкнула к совершенно не принятому в те времена намерению. Он поставил перед собой цель – впредь жить со своим любовником открыто, не скрывая от общества собственной гомосексуальности, хотя для этого ему и придётся пожертвовать престижем и высоким социальным статусом, а также порвать с прежним окружением.
Форстер – не только автор одного из первых романов, посвящённых гомосексуальности; он впервые заговорил о публичном признании геями своей сексуальной нестандартности (то, что сейчас именуют термином “coming out”), как о самом достойном способе их поведения. Правда, Морис лишь планирует совершить подобный поступок; Алек и читатели находят этот шаг совершенно излишним. Зато автор полагает, что только таким и должен быть счастливый конец романа: его герой решается на coming out и обретает постоянного любовника.
Так ли уж нужен геям хороший конец?
“Морис” Эдуарда Форстера, начатый в 1912 году, был подготовлен к печати уже через год, но автор так и не решился на публикацию. Согласно его воле, роман и рассказы, посвящённые теме однополого влечения, вышли в свет лишь спустя год после смерти писателя.
Когда, наконец, самое исповедальное детище английского классика стало доступно читателям, оно было встречено ими весьма прохладно. Андрей Куприн, переводчик Форстера, пишет: “Многие полагали, что роман безбожно устарел. Некоторые ждали более автобиографической книги, иные – более откровенных любовных сцен. <…> Интересно, что ожидали критики от романиста, действительно отличавшегося благородной сдержанностью стиля, – не иначе, как порнографии?”.
Подобный приём, возможно, нисколько не удивил бы самого автора. Он полагал, что отвержение романа было предопределено его счастливым концом, который, однако, стал “непременным условием, иначе бы я не взялся писать вообще. Я придерживался того мнения, что хотя бы в художественной прозе двое мужчин должны влюбиться друг в друга и сохранить свою любовь на веки вечные, что художественная проза вполне позволяет <…>. Счастье – основная тональность всей вещи, и это, кстати, возымело неожиданный результат: рукопись стала вовсе непечатной. <…> Имей она несчастливый конец, болтайся парень в петле или ещё как-нибудь наложи на себя руки – вот тогда всё в порядке, ведь в ней нет ни порнографии, ни совращения малолетних”.
Форстер не вполне логичен: хороший конец романа мог бы объяснить ярость гомофобно настроенного “нормального” большинства, но отнюдь не разочарование читателей-гомосексуалов. Уж они-то должны были бы ликовать по поводу обретения героями книги “вечной” любви, такой редкой в реальной жизни геев. В то же время, и геи, и гетеросексуалы с одинаковым чувством одобрения и даже восхищения встретили “гомосексуальные” новеллы Форстера (“На том корабле”, “Гривна”, “В жизни грядущей”, “Артур Снэчфорд” и другие), охотно прощая одним из них их печаль и беспросветность, а другим – вполне благополучную развязку.
Похоже, не столько хороший конец, сколько что-то иное снижало популярность “Мориса”. Об этом свидетельствовал и успех американца Гора Видала. Конец его романа был печальным, но отнюдь не пораженческим – сочетание, казалось бы, способное вызвать противоположные эмоции у геев и у представителей сексуального большинства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139