У них не существует запрета на инцест, я достаточно хорошо это знал, но всё же мне, землянину, трудно было воспринять это сердцем и странно было видеть отсвет души моего друга на лице мрачного, с яростно блестящими глазами мальчика. А когда я, наконец, снова заговорил, голос мой слегка дрожал:
– Король намерен публично отказаться от своего приговора. Предателем Терем не был. Разве имеет значение, как его называют глупцы?
Князь медленно и спокойно ответил.
– Имеет, – сказал он.
– Вы прошли через Ледник Гобрин вместе с ним? – спросил Сорве. Вы и он? Вдвоём?
– Да, прошли.
– Мне бы хотелось послушать историю об этом переходе, господин Посланник, – сказал старый князь очень спокойно.
Но мальчик, сын Терема, с трудом, заикаясь, проговорил, перебивая старика:
– Вы ведь расскажете нам, как он умер? Расскажите о других мирах, что существуют среди звёзд … и о других людях, другой жизни?”
Это весьма многообещающая и символическая встреча. Речь идёт не только о новых горизонтах, открывшимся перед жителями планеты Гетен и представителями древнего рода Эстре. Новыми чувствами проникся и землянин:“Я даже думаю, – размышляет Дженли,– что в итоге окажется возможной и супружеская любовь между гетенианцем-андрогином и однополым гуманоидом, хотя подобный союз, безусловно, будет бесплодным. Это, разумеется, ещё нужно доказать; Эстравен и я не доказали ровным образом ничего, если не считать области высших чувств”.
В свете подобных размышлений и переживаний, интерес землянина к юному Эстравену выглядит мечтой о воскресении утраченной любви. Это отнюдь не свидетельствует о педофилии Дженли. Мальчиком Сорве назван лишь условно. На самом деле он – “стройный мрачноватый ноша лет девятнадцати-двадцати; во внешности и движениях его была девичья грация, однако ни одна девушка не могла бы так долго хранить столь мрачное молчание”. “Девичья грация” – слова, которые в равной мере подходят и к лорду-наследнику из Эстре, и к Гермафродиту из “Метаморфоз” Овидия Назона (чуть позже читатель познакомиться с мифом об этом андрогине). Сочетание этих слов призвано оправдать в глазах читателя те гомосексуальные чувства, которые Сорве и Гермафродит будят, казалось бы, у вполне гетеросексуальных мужчин. Наличие влагалища (или возможность его появления по ходу кеммера) делает как бы несущественным тот немаловажный факт, что комплект гениталий и того и другого включает половой член!
Но в отличие от женоподобного героя греческой мифологии, обладать которым не прочь похотливые мужские существа мифов, юный гетенианец наделён вполне зрелым и сложным мужским характером. Об этом свидетельствует его суровость, так не свойственная, по мнению Ле Гуин, “молодым леди” . Лишённый с детских лет родителей, подавленный несправедливой клеветой, преследующей его отца, Сорве вполне созрел для высокой и преданной любви к землянину. Ведь тот в глазах юноши – герой, восстановивший честь отца, совершивший вместе с ним немыслимый подвиг. Вместе с тем, он человек, вобравший в себя отцовский образ. Мало того, юный Эстравен угадывает тоску землянина по утраченному другу и его горькие сожаления о нереализованных любовных чувствах обоих.
Оба, землянин и юный Сорве, неудержимо тянутся друг к другу. “Мрачная молчаливость”, так не вяжущаяся с “девичьей грацией мальчика”, растаяла при первой же их встрече, сменившись восторженными расспросами об отце, о совместном подвиге Дженли и Эстравена, об их сверхчеловеческих усилиях во время переправы через ледник, о Космосе, о гуманистических принципах планет Ойкумены.
Нельзя забывать и о том, насколько изменился за время пребывания на Гетене старший из них – Дженли. Он настолько “огомосексуалился”, что лица и голоса людей, прибывших в составе галактической делегации, кажутся ему странными и “извращёнными”. С трудом ему удалось совладать с этими чувствами, и лишь общение с молодым врачом-гетенианцем вернуло Дженли утраченное им душевное равновесие. “Его спокойный голос, его лицо – молодое, серьёзное лицо не мужчины и не женщины, а просто человека ! – принесли мне облегчение; его лицо было таким, как надо…”.
Разумеется, столь полное гомосексуальное обращение Дженли выглядит наивно. Оно отражает распространённый миф о том, что совращение (или перевоспитание) способно изменить сексуальную ориентацию человека. Сексология свидетельствует, что это вовсе не так. Сила гомо– или гетеросексуального потенциала и их сочетание друг с другом у каждого индивида определяется, прежде всего, биологическим причинами. Воспитание или совращение накладываются на врождённые особенности человека и выявляют то, что изначально (со второго триместра внутриутробной жизни) заложено в него природой. Полученное воспитание может повлиять на формирование половых предпочтений лишь в рамках, заранее очерченных природой. Если Дженли оказался чувствительным к любовным чарам гетенианцев, это свидетельствует о достаточной выраженности его врождённого гомосексуального потенциала.
Метаморфозы вечной темы
Тема двуполости отнюдь не нова ни в мировой литературе, ни в религиозных культах. Её корни уходят вглубь тысячелетий, во времена, когда у человечества и письменности-то ещё не было. Вариант подобного мифа, записанный римлянином Овидием, имеет сравнительно недавнюю историю: ему “всего лишь” 2000 лет. Поэт рассказывает о 15-летнем сыне Гермеса и Афродиты. Красивый мальчик неосторожно забрёл на берег прозрачного озера, где жила нимфа Салмакида.
Та увидала его и огнём загорелась желанья.
“О мальчик прекраснейший, верю, ты из богов!
Я невеста тебе, войдём в нашу общую спальню!”
Молвив, замолкла она, а мальчик лицом заалелся,
он и не знал про любовь. Но стыдливость его украшала.
Нимфе, его без конца умолявшей ей дать поцелуи,
“Брось, или я убегу, – он сказал, – и всё здесь покину!”
Та испугалась. “Тебе это место вполне уступаю!” –
сказала она, и в чаще кустарника скрывшись,
спряталась там и, присев, подогнула колено. А мальчик
ходит туда и сюда и в игриво текущую воду
кончик ноги или всю до лодыжки стопу погружает.
Вот, не замедля, пленён ласкающих вод теплотою,
с нежного тела свою он мягкую сбросил одежду.
“Я победила, он мой!” – закричала наяда и, сбросив
с плеч одеянья свои, в средину бросается влаги,
силою держит его и срывает в борьбе поцелуи.
Сопротивляется он и вырваться хочет, но нимфой
он уж обвит, как змеёй. <…>
Так в морской глубине осьминог, врага захвативший,
держит его, протянув отовсюду щупалец путы.
Мальчик меж тем упирается, нимфе не хочет
радостей дать. Та льнёт, всем телом прижалась:
“Как не борись ты со мной, не убежишь от меня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139