В 12 вагонах, помимо наркома, находилась свита численностью в 231 человек, включая латышских стрелков (30), моряков (18), кавалеристов (9), пулеметчиков (21), мотоциклистов (5), шоферов (10), самокатчиков (5), телефонисток (7), команды броневика (7) и многих других. Самую большую группу составляли агитаторы (37 человек).
Бронепоезд Троцкого стал воплощением его стиля руководства Красной Армией. Выезды этого бронепоезда в малочисленные войска Красной Армии превращались в действия, сочетавшие боевую мощь десантной операции со внушительностью процессии восточного деспота. Троцкий постарался максимально ритуализировать свои выезды на фронт. Как свидетельствует Ларин, при поезде «находились фотограф и кинематограф, которые зафиксировали важные эпизоды поездки».
Приказ № 58 начальника поезда Чикколини, который вменял в обязанности начальнику охраны следить:
«1. Чтобы у вагона Наркомвоена тов. Троцкого не скоплялись люди.
2. Чтобы при выходе Наркомвоена тов. Троцкого его не сопровождали беспорядочной кучей любые попавшиеся товарищи, а лишь для этой цели назначенные.
3. Чтобы выставленные из нашего поезда часовые у входа или выхода какого-нибудь здания для встречи Наркомвоена тов. Троцкого не устремлялись при проходе его сейчас за ним, а сходили бы с места лишь по приказанию начальника охраны».
Перед отъездом в район боевых действий под Казанью Троцкий опубликовал приказ, в котором говорилось: «Я предупреждаю: мы не отступим перед врагами народа, агентами иностранного империализма, наемниками буржуазии. В поезде Народного комиссара по военным делам, где пишется этот приказ, постоянно работает военный революционный трибунал, …у которого неограниченные полномочия в зоне этой линии железной дороги. В этой зоне объявлено осадное положение. Товарищ Каменщиков, которому я поручил оборону линии Москва - Казань, приказал создать концентрационные лагеря в Муроме, Арзамасе и Свияжске… Я предупреждаю ответственных советских служащих во всех районах военных действий, чтобы они проявляли двойное усердие. Советская Республика будет наказывать беспечных и преступных служащих столь же сурово, как и ее врагов… Республика в опасности! Горе тем, кто прямо или косвенно усугубляет опасность».
Помимо устрашения, Троцкий мог полагаться на свой главный дар - способность воздействовать на своих слушателей эмоциональными речами. По словам Дейчера, оказавшись в Свияжске, Троцкий тут же «спустился к толпам перепуганных солдат и вылил на них потоки страстного красноречия». Позже он постоянно выступал перед красноармейцами. 37 агитаторов бронепоезда также неустанно выступали перед войсками.
Троцкий превращал свои выступления в драматические спектакли, которые надолго запоминались солдатам. В эти годы сложился определенный ритуал выступлений Троцкого. Как правило, Троцкий опаздывал к назначенному сроку своего появления на сцене. Когда беспокойство, вызванное отсутствием оратора, накапливалось до предела, Троцкий врывался на сцену в сопровождении ординарца. В черной кожаной шинели он быстрыми шагами подходил к краю сцены, резким движением обеих рук распахивал шинель и на мгновение замирал. Все сидящие в зале видели в свете лучей красную подкладку шинели, фигуру человека в черной кожаной одежде, выброшенный вперед клок бороды и сверкающие стекла пенсне. Гром аплодисментов и крики приветствий были ответом на эту мизансцену.
Обращение Троцкого к «демоническому», «мефистофельскому» образу отвечало эстетике революции, эстетике беспощадного разрушения старого мира. Видимо, такой образ отвечал настроениям собравшихся, готовых идти в «последний, смертный бой», чтобы разрушить «весь мир насилья», уничтожить все, что мешает создать мир международного братства. «Демоническое» отрицание традиционных моральных устоев во имя торжества великих целей планетарного и всемирно-исторического масштаба нередко звучало в речах Троцкого. Выступая в декабре 1918 года в Курске он заявлял: «Патриотизм, любовь к родине, к своему народу, к окружающим, далеким и близким, к живущим именно в этот момент, к жаждущим счастья малого, незаметного, самопожертвование, героизм - какую ценность представляют из себя эти слова-пустышки!»
Однако, обращаясь к простым красноармейцам, он, как обычно, говорил то, что хотели услышать собравшиеся, превращая их настроения в яркие фразы-лозунги. Он говорил о тяготах войны и о том, что победа не за горами. Он слал проклятия врагам и выражал восхищение мужеством собравшихся бойцов. В эти минуты он не говорил о второсортности российской культуры. Из его уст вырывались слова, которые были бы более уместны в речах белых генералов. Очевидцы вспоминают, как, выступая в Киеве во время наступления Деникина, он неожиданно провозгласил: «Враг не смеет топтать землю Матушки-Руси!»
Чтобы оживить интерес к своей речи, Троцкий мог неожиданно вывести из рядов солдата и, обратившись к нему, заявить: «Брат! Я такой же, как ты. Нам с тобой нужна свобода - тебе и мне. Ее дали нам большевики (показывает рукой в сторону красных позиций). А оттуда (резкий выброс руки в сторону белых позиций) сегодня могут придти белые офицеры и помещики, чтобы нас с тобой вновь превратить в рабов!»
В завершение своих выступлений он требовал, чтобы собравшиеся давали коллективные клятвы на верность Республике Советов. После того как в толпе начинали выкрикивать: «Вперед!», «Умрем за революцию!», Троцкий бросал в толпу клич: «На Казань!»
Он лично раздавал особо отличившимся солдатам денежные или иные награды. Когда этих даров не хватало, он мог демонстративно отдать солдату свой браунинг или иную личную вещь. Рассказы о таких сценах передавались из уст в уста.
Член РВСР С.И. Гусев (Я.Д. Драбкин) высоко оценил деятельность Троцкого в эти дни: «В течение тех 25 дней, которые тов. Троцкий провел в Свияжске, была проделана огромная работа, которая превратила расстроенные и разложившиеся части 5-й армии в боеспособные и подготовила их к взятию Казани». В то же время он подчеркивал, что главным в действиях Троцкого было устрашение бойцов.
Приказы Троцкого пестрели обещаниями расстрелов за нарушения воинской дисциплины, особенно за дезертирство. Подобные приказы Троцкий издавал постоянно на протяжении Гражданской войны. Даже отдавая себе отчет в том, что укрепление дисциплины в армии требовало суровых мер, нельзя не поразиться свирепости приказа Троцкого от 24 ноября 1918 года:
«1. Всякий негодяй, который будет подговаривать к отступлению, дезертирству, невыполнению боевого приказа, будет расстрелян.
2. Всякий солдат Красной Армии, который самовольно покинет боевой пост, будет расстрелян.
3. Всякий солдат, который бросит винтовку или продаст часть обмундирования, будет расстрелян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
Бронепоезд Троцкого стал воплощением его стиля руководства Красной Армией. Выезды этого бронепоезда в малочисленные войска Красной Армии превращались в действия, сочетавшие боевую мощь десантной операции со внушительностью процессии восточного деспота. Троцкий постарался максимально ритуализировать свои выезды на фронт. Как свидетельствует Ларин, при поезде «находились фотограф и кинематограф, которые зафиксировали важные эпизоды поездки».
Приказ № 58 начальника поезда Чикколини, который вменял в обязанности начальнику охраны следить:
«1. Чтобы у вагона Наркомвоена тов. Троцкого не скоплялись люди.
2. Чтобы при выходе Наркомвоена тов. Троцкого его не сопровождали беспорядочной кучей любые попавшиеся товарищи, а лишь для этой цели назначенные.
3. Чтобы выставленные из нашего поезда часовые у входа или выхода какого-нибудь здания для встречи Наркомвоена тов. Троцкого не устремлялись при проходе его сейчас за ним, а сходили бы с места лишь по приказанию начальника охраны».
Перед отъездом в район боевых действий под Казанью Троцкий опубликовал приказ, в котором говорилось: «Я предупреждаю: мы не отступим перед врагами народа, агентами иностранного империализма, наемниками буржуазии. В поезде Народного комиссара по военным делам, где пишется этот приказ, постоянно работает военный революционный трибунал, …у которого неограниченные полномочия в зоне этой линии железной дороги. В этой зоне объявлено осадное положение. Товарищ Каменщиков, которому я поручил оборону линии Москва - Казань, приказал создать концентрационные лагеря в Муроме, Арзамасе и Свияжске… Я предупреждаю ответственных советских служащих во всех районах военных действий, чтобы они проявляли двойное усердие. Советская Республика будет наказывать беспечных и преступных служащих столь же сурово, как и ее врагов… Республика в опасности! Горе тем, кто прямо или косвенно усугубляет опасность».
Помимо устрашения, Троцкий мог полагаться на свой главный дар - способность воздействовать на своих слушателей эмоциональными речами. По словам Дейчера, оказавшись в Свияжске, Троцкий тут же «спустился к толпам перепуганных солдат и вылил на них потоки страстного красноречия». Позже он постоянно выступал перед красноармейцами. 37 агитаторов бронепоезда также неустанно выступали перед войсками.
Троцкий превращал свои выступления в драматические спектакли, которые надолго запоминались солдатам. В эти годы сложился определенный ритуал выступлений Троцкого. Как правило, Троцкий опаздывал к назначенному сроку своего появления на сцене. Когда беспокойство, вызванное отсутствием оратора, накапливалось до предела, Троцкий врывался на сцену в сопровождении ординарца. В черной кожаной шинели он быстрыми шагами подходил к краю сцены, резким движением обеих рук распахивал шинель и на мгновение замирал. Все сидящие в зале видели в свете лучей красную подкладку шинели, фигуру человека в черной кожаной одежде, выброшенный вперед клок бороды и сверкающие стекла пенсне. Гром аплодисментов и крики приветствий были ответом на эту мизансцену.
Обращение Троцкого к «демоническому», «мефистофельскому» образу отвечало эстетике революции, эстетике беспощадного разрушения старого мира. Видимо, такой образ отвечал настроениям собравшихся, готовых идти в «последний, смертный бой», чтобы разрушить «весь мир насилья», уничтожить все, что мешает создать мир международного братства. «Демоническое» отрицание традиционных моральных устоев во имя торжества великих целей планетарного и всемирно-исторического масштаба нередко звучало в речах Троцкого. Выступая в декабре 1918 года в Курске он заявлял: «Патриотизм, любовь к родине, к своему народу, к окружающим, далеким и близким, к живущим именно в этот момент, к жаждущим счастья малого, незаметного, самопожертвование, героизм - какую ценность представляют из себя эти слова-пустышки!»
Однако, обращаясь к простым красноармейцам, он, как обычно, говорил то, что хотели услышать собравшиеся, превращая их настроения в яркие фразы-лозунги. Он говорил о тяготах войны и о том, что победа не за горами. Он слал проклятия врагам и выражал восхищение мужеством собравшихся бойцов. В эти минуты он не говорил о второсортности российской культуры. Из его уст вырывались слова, которые были бы более уместны в речах белых генералов. Очевидцы вспоминают, как, выступая в Киеве во время наступления Деникина, он неожиданно провозгласил: «Враг не смеет топтать землю Матушки-Руси!»
Чтобы оживить интерес к своей речи, Троцкий мог неожиданно вывести из рядов солдата и, обратившись к нему, заявить: «Брат! Я такой же, как ты. Нам с тобой нужна свобода - тебе и мне. Ее дали нам большевики (показывает рукой в сторону красных позиций). А оттуда (резкий выброс руки в сторону белых позиций) сегодня могут придти белые офицеры и помещики, чтобы нас с тобой вновь превратить в рабов!»
В завершение своих выступлений он требовал, чтобы собравшиеся давали коллективные клятвы на верность Республике Советов. После того как в толпе начинали выкрикивать: «Вперед!», «Умрем за революцию!», Троцкий бросал в толпу клич: «На Казань!»
Он лично раздавал особо отличившимся солдатам денежные или иные награды. Когда этих даров не хватало, он мог демонстративно отдать солдату свой браунинг или иную личную вещь. Рассказы о таких сценах передавались из уст в уста.
Член РВСР С.И. Гусев (Я.Д. Драбкин) высоко оценил деятельность Троцкого в эти дни: «В течение тех 25 дней, которые тов. Троцкий провел в Свияжске, была проделана огромная работа, которая превратила расстроенные и разложившиеся части 5-й армии в боеспособные и подготовила их к взятию Казани». В то же время он подчеркивал, что главным в действиях Троцкого было устрашение бойцов.
Приказы Троцкого пестрели обещаниями расстрелов за нарушения воинской дисциплины, особенно за дезертирство. Подобные приказы Троцкий издавал постоянно на протяжении Гражданской войны. Даже отдавая себе отчет в том, что укрепление дисциплины в армии требовало суровых мер, нельзя не поразиться свирепости приказа Троцкого от 24 ноября 1918 года:
«1. Всякий негодяй, который будет подговаривать к отступлению, дезертирству, невыполнению боевого приказа, будет расстрелян.
2. Всякий солдат Красной Армии, который самовольно покинет боевой пост, будет расстрелян.
3. Всякий солдат, который бросит винтовку или продаст часть обмундирования, будет расстрелян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190