– Это куда же?
– В Землю Королевы Мод на базу-211.
– Это что, в Антарктиду, что ли?
– В нее самую. Там немцы нашли гигантские пещеры, обогреваемые естественным теплом подземных источников, добраться к которым можно было только на подводных лодках, пройдя десятки километров под прибрежными айсбергами. Еще до войны они начали обживать это место. Антарктида поглотила тогда очень большие ресурсы Германии. Некоторые считают, что персонал базы насчитывал от 50 до 100 тысяч человек. По большому счету именно ей мы обязаны тем, что у Гитлера не хватило средств на атомную бомбу и другие проекты.
– Насколько мне известно, потом все это дело похерили?
– Да, уже после войны кто-то подорвал заряды и обрушил десятки километров тоннелей.
– Ну и…
– Так вот, после того совещания, на котором решили, что остальные работы в Германии доделает кто-нибудь другой, Тодта загримировали, тайно переправили в один из северных портов и вместе с другими командированными погрузили на борт подводной лодки. Обо всем этом мы узнали только недавно. Было много шума и всяких премий.
– Что-то припоминаю.
– А теперь представьте, каково было наше удивление, когда на полях одной из книг в 60-м году XX века мы обнаруживаем недвусмысленную запись о тайне гибели Фрица Тодта. И это далеко не все…
VIII
Et patimur longae pacis mala,
Saevior armis luxuna incumbit

Весной 1939 года Эрна окончила школу. Ей предстояла отработка трудовой повинности, и она написала заявление о приеме на работу в качестве сестры-сиделки в Фрауенклинике на Гетештрассе.
В те годы количество сиделок-монашек и орденских медицинских сестер в германских больницах и клиниках, даже тех, что находились под патронажем церкви, резко сокращалось. С одной стороны, сами епископы запретили орденским сестрам ассистировать при операциях, связанных с исправлением наследственности, что сразу привело к их массовому увольнению, с другой – государство всячески стремилось удалить из лечебных учреждений католических и протестантских сиделок из церковных орденов милосердия, заменяя их членами национал-социалистского союза медицинских сестер. Эти последние давали официальную клятву на верность фюреру и рейхсканцлеру, и между им и ними не стояли ни церковь, ни сам Господь Бог. К сороковому году церковь была окончательно выдавлена из системы здравоохранения рейха, освободив большое число вакансий для окончивших среднюю школу девушек.
Их переписка с Петером в то лето почти полностью угасла и заключалась в поздравлениях друг друга с некоторыми праздниками и днем рождения, Письма уже не заканчивались словами: «Жду, скучаю. Твоя Эрна» или «Твой Петер». Грусти по этому поводу не было, но память о той их зиме оставалась по-прежнему самым радостным детским воспоминанием.
В конце августа Эрна съездила на несколько дней к тете Клариссе в Регенсбург и рано утром, в пятницу первого сентября, выйдя из поезда на мюнхенском вокзале, услышала зачитываемую по радио речь Гитлера. Это было короткое обращение к армии по поводу начала Польской кампании. Вероятно, его повторяли уже не в первый раз.
«Польское государство отказалось от мирного урегулирования конфликта… и взялось за оружие. Немцы в Польше подвергаются кровавому террору и изгоняются из своих домов… Чтобы прекратить это безумие, у меня нет другого выхода…»
– Вы знаете, что мы напали на Польшу? – выпалила она с порога родителям, когда пришла домой. – Немедленно включайте радио!
– Не мы напали на Польшу, дочка, – говорил ей профессор, когда через час они сели завтракать. – Мы только отразили их агрессию. Будь осмотрительнее в своих выражениях.
Вторжение вермахта в Польшу никем не было воспринято как начало новой мировой войны. Даже события воскресного дня третьего сентября, когда Англия (за которой вскоре последовали Австралия, Индия, Канада и другие британские доминионы), а за нею и Франция объявили войну рейху, эти события мало кого напугали. «Объявить войну еще не значит воевать», – заявил тогда фюрер. А уж он-то знал, что говорил.
Профессор сидел в небольшом кресле в столовой и читал вслух речь Гитлера в Рейхстаге по поводу начала военных действий в Польше. Жена и дочь молча слушали его, занимаясь кройкой и подшивкой штор затемнения, Они разложили черную ткань на большом овальном столе, прозванном профессором Форумом, и размечали ее портновским мелком.
Гитлер много говорил о Данциге и «польском коридоре», перечисляя страдания и унижения живущих там немцев. Он напоминал также о своих многочисленных усилиях, направленных на решение этой проблемы политическим путем.
«Эти предложения о посредничестве потерпели неудачу, потому что в то время, когда они поступили, прошла внезапная польская всеобщая мобилизация, сопровождаемая большим количеством польских злодеяний. Они повторились прошлой ночью. Недавно за ночь мы зафиксировали двадцать один пограничный инцидент, а прошлой ночью их было четырнадцать, из которых 3 оказались весьма серьезными Поэтому я решил прибегнуть к языку, который в разговоре с нами поляки употребляют в течение последних месяцев. Эта позиция рейха меняться не будет».
Далее фюрер благодарил Италию за нейтралитет, уверял, что признает границы Франции незыблемыми, а Англии предлагал искреннюю дружбу. О России он сказал:
«Я особенно счастлив, что могу сообщить вам одну вещь. Вы знаете, что у России и Германии различные государственные доктрины… Германия не собирается экспортировать свою доктрину. Учитывая тот факт, что и у Советской России нет никаких намерений экспортировать свою доктрину в Германию, я более не вижу ни одной причины для противостояния между нами… это решение – окончательное. Россия и Германия боролись друг против друга в прошедшую мировую войну. Такого не случится снова…»
Он часто напоминал в своей речи о себе и своей миссии:
«Вся моя жизнь принадлежит моему народу – более чем когда-либо. Отныне я – первый солдат Германского рейха. Я снова надел форму, которая была для меня дорога и священна. Я не сниму ее до тех пор, пока не будет одержана победа, ибо поражения я не переживу».
– А ведь он клялся не допустить войны, – вздохнула Элеонора Вангер. – Он не переживет поражения! А я не переживу, если с Мартином что-нибудь случится.
– Успокойся, Элли, – Вангер опустил газету на колени, – это всего лишь жесткий урок полякам. Вот увидишь, через несколько дней наши войска остановятся и начнутся мирные переговоры. Гитлер получит все, что хотел, включая Данциг и «коридор», а поляки поймут, что нельзя впредь безнаказанно нарушать нашу границу.
– Готфрид, ты сам не веришь в то, что говоришь!
– Где же сейчас наш М-а-артин? – задумчиво, нараспев проговорила Эрна, помогая матери расправлять ткань.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157