Седьмой, поэт и историк Коурайн, как сообщил
Джоквин, заболел. На самом деле он испытал приступ страха, узнав об
утренних казнях, и немедленно выехал в отдаленные храмы.
Из шестерых по крайней мере трое явно не надеялись выйти живыми из
дворца. Оставались только трое: Мемнис, историк войн, смелый, седоглавый
старик лет восьмидесяти; Тиар, логик, волшебник арифметики, который, как
говорили, получал сведения о числах непосредственно от богов; и наконец
сам Джоквин, который много лет служил посредником между храмовой иерархией
и правительством.
Лорд-правитель своими желтыми глазами осмотрел собравшихся. Годы
власти придали его лицу сардоническое выражение, которое даже скульпторы
не могли устранить из статуй, опасаясь нарушить сходство между
изображением и оригиналом. Ему в это время было около 50 лет, и, несмотря
на худобу, он обладал отличным здоровьем. Начал он с холодного,
обдуманного и уничтожающего обвинения храма Рахейнла. А кончил так:
- Завтра я выступлю перед Патронатом с объяснениями по поводу своих
действий относительно храма. Надеюсь, Патронат примет мои объяснения.
И впервые за все время чуть улыбнулся. Никто лучше его не знал, что
раболепный Патронат не осмеливался даже мигнуть в политическом смысле без
его разрешения.
- Я предвижу это, - продолжал он, - так как одновременно попрошу
рассмотреть многочисленные петиции о реорганизации храмов.
Молчавшие слушатели зашевелились. Три члена совета, ожидавшие смерти,
со слабой надеждой взглянули друг на друга. Один из них, Горс, человек
средних лет, сказал:
- Ваше превосходительство может рассчитывать на нас...
Его остановил гневный взгляд Мемниса. Он подчинился, и постепенно
храбрость вернулась к нему. Он сказал все. Лорд-правитель знал, что он на
его стороне. Он испытывал огромное внутреннее облегчение, как человек,
который спас свою шкуру.
Джоквин учтиво говорил:
- Как уже подчеркнул Горс, мы все будем счастливы выслушать ваши
слова.
Лорд-повелитель угрюмо улыбнулся. Он учел критические моменты в своей
речи и заговорил с точностью юриста. Правительство, сказал он, согласно
наконец разделить храмы на четыре обособленные группы, как того давно
хотят ученые. (Они впервые услышали о таком плане, но ни один из них
ничего не сказал). Как давно уже утверждают ученые, продолжал
лорд-правитель, противоестественно, что четырем атомным богам: Урану,
Плутону, Радию и Эксу - поклоняются в одних и тех же храмах.
Соответственно ученые разобьются на четыре самостоятельные организации и
распределят между этими организациями все храмы.
Каждая группа будет служить только одному богу и его атрибутам,
продолжая выполнять свои практические функции по поставке превращательной
энергии в соответствии с распоряжениями правительства. Каждая группа будет
возглавляться не советом равных, как в современных храмах, а единым
руководителем, для которого будет подобран соответствующий титул.
Руководители групп будут избираться пожизненно объединенным комитетом из
представителей правительства и делегатов храмов.
Речь продолжалась, но дальше шли детали. Совету был предъявлен
ультиматум. И Джоквин по крайней мере не тешил себя никакими иллюзиями.
Четыре раздельные группы храмов, каждая управляемая ответственным только
перед лордом-правителем, навсегда покончат с надеждами, которые питали
наиболее просвещенные ученые. Сам Джоквин считал храмы собранием знаний, и
у него были собственные мечты о той роли, которую смогли бы сыграть храмы
в будущем. Он торопливо встал, чтобы никто из испуганных членов совета не
заговорил первым. И серьезно сказал:
- Совет будет счастлив рассмотреть ваше предложение. Мы считаем
огромной удачей, что правителем является человек, который посвящает свое
чрезвычайно ценное время заботам о благополучии храмов. Ничто не может...
Он не надеялся получить отсрочку. И не получил. Лорд-правитель
решительно заявил:
- Поскольку я лично буду завтра делать сообщение Патронату, совет
ученых сердечно приглашается остаться во дворце для обсуждения
подробностей реорганизации. Я полагаю, что на это потребуется от недели до
месяца, и больше, и приказал приготовить для вас помещение.
Он хлопнул в ладоши. Открылась дверь. Вошли дворцовые стражники.
Лорд-правитель сказал:
- Покажите почтенным господам их помещение.
Так был арестован совет.
На четвертый день ребенок еще был жив. Главная причина заключалась в
том, что Таня никак не могла принять решение.
- Я выдержала тяготы беременности и боль родов, - гневно говорила
она, - а ни одна женщина не может не принимать это во внимание. К тому
же...
Она замолкла. Правда заключалась в том, что, несмотря на бесчисленные
препятствия, она могла себе представить определенное использование сына,
которого боги переделают по-своему. И в связи с этим уговоры Джоквина не
оставлялись без внимания. Большую часть четвертого утра Джоквин посвятил
этой теме.
- Ошибочно считать, что дети богов - идиоты, - говорил он. Это пустая
болтовня бессмысленной толпы, которая преследует эти бедные создания на
улицах. Им не дают возможности получить образование, и они постоянно
находятся под таким сильным давлением, что неудивительно, что мало кто из
них доживает до взрослого состояния. - Его примеры приняли более личный
характер. - В конце концов, - мягко сказал он, - он Линн. В худшем случае
он будет вашим верным помощником, который никогда не захочет уйти от вас и
жить самостоятельно, как нормальные дети. Тайно сохраняя его при себе, вы
получите лучшего из всех возможных рабов - преданного сына.
Джоквин знал, когда остановиться. И в тот момент, как он увидел, что
глаза женщины задумчиво сузились, - она взвешивала его аргументы, - он
решил предоставить ей решать оставшиеся сомнения. Он вежливо удалился,
присутствовал на утреннем совете лорда-правителя и здесь продолжил
уговоры.
Глаза великого человека оставались настороженными, пока Джоквин
говорил. Постепенно сардоническое выражение сменилось удивлением. Наконец
лорд-правитель прервал Джоквина.
- Старик, с какой целью защищаешь ты жизнь урода?
У Джоквина было несколько причин. Одна чисто личная. Другая - он
верил, что продолжение существования ребенка может принести, пусть
небольшую, пользу храмам. Логика была простой. Рождение ребенка ускорило
кризис. Его смерть лишь усилит этот кризис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Джоквин, заболел. На самом деле он испытал приступ страха, узнав об
утренних казнях, и немедленно выехал в отдаленные храмы.
Из шестерых по крайней мере трое явно не надеялись выйти живыми из
дворца. Оставались только трое: Мемнис, историк войн, смелый, седоглавый
старик лет восьмидесяти; Тиар, логик, волшебник арифметики, который, как
говорили, получал сведения о числах непосредственно от богов; и наконец
сам Джоквин, который много лет служил посредником между храмовой иерархией
и правительством.
Лорд-правитель своими желтыми глазами осмотрел собравшихся. Годы
власти придали его лицу сардоническое выражение, которое даже скульпторы
не могли устранить из статуй, опасаясь нарушить сходство между
изображением и оригиналом. Ему в это время было около 50 лет, и, несмотря
на худобу, он обладал отличным здоровьем. Начал он с холодного,
обдуманного и уничтожающего обвинения храма Рахейнла. А кончил так:
- Завтра я выступлю перед Патронатом с объяснениями по поводу своих
действий относительно храма. Надеюсь, Патронат примет мои объяснения.
И впервые за все время чуть улыбнулся. Никто лучше его не знал, что
раболепный Патронат не осмеливался даже мигнуть в политическом смысле без
его разрешения.
- Я предвижу это, - продолжал он, - так как одновременно попрошу
рассмотреть многочисленные петиции о реорганизации храмов.
Молчавшие слушатели зашевелились. Три члена совета, ожидавшие смерти,
со слабой надеждой взглянули друг на друга. Один из них, Горс, человек
средних лет, сказал:
- Ваше превосходительство может рассчитывать на нас...
Его остановил гневный взгляд Мемниса. Он подчинился, и постепенно
храбрость вернулась к нему. Он сказал все. Лорд-правитель знал, что он на
его стороне. Он испытывал огромное внутреннее облегчение, как человек,
который спас свою шкуру.
Джоквин учтиво говорил:
- Как уже подчеркнул Горс, мы все будем счастливы выслушать ваши
слова.
Лорд-повелитель угрюмо улыбнулся. Он учел критические моменты в своей
речи и заговорил с точностью юриста. Правительство, сказал он, согласно
наконец разделить храмы на четыре обособленные группы, как того давно
хотят ученые. (Они впервые услышали о таком плане, но ни один из них
ничего не сказал). Как давно уже утверждают ученые, продолжал
лорд-правитель, противоестественно, что четырем атомным богам: Урану,
Плутону, Радию и Эксу - поклоняются в одних и тех же храмах.
Соответственно ученые разобьются на четыре самостоятельные организации и
распределят между этими организациями все храмы.
Каждая группа будет служить только одному богу и его атрибутам,
продолжая выполнять свои практические функции по поставке превращательной
энергии в соответствии с распоряжениями правительства. Каждая группа будет
возглавляться не советом равных, как в современных храмах, а единым
руководителем, для которого будет подобран соответствующий титул.
Руководители групп будут избираться пожизненно объединенным комитетом из
представителей правительства и делегатов храмов.
Речь продолжалась, но дальше шли детали. Совету был предъявлен
ультиматум. И Джоквин по крайней мере не тешил себя никакими иллюзиями.
Четыре раздельные группы храмов, каждая управляемая ответственным только
перед лордом-правителем, навсегда покончат с надеждами, которые питали
наиболее просвещенные ученые. Сам Джоквин считал храмы собранием знаний, и
у него были собственные мечты о той роли, которую смогли бы сыграть храмы
в будущем. Он торопливо встал, чтобы никто из испуганных членов совета не
заговорил первым. И серьезно сказал:
- Совет будет счастлив рассмотреть ваше предложение. Мы считаем
огромной удачей, что правителем является человек, который посвящает свое
чрезвычайно ценное время заботам о благополучии храмов. Ничто не может...
Он не надеялся получить отсрочку. И не получил. Лорд-правитель
решительно заявил:
- Поскольку я лично буду завтра делать сообщение Патронату, совет
ученых сердечно приглашается остаться во дворце для обсуждения
подробностей реорганизации. Я полагаю, что на это потребуется от недели до
месяца, и больше, и приказал приготовить для вас помещение.
Он хлопнул в ладоши. Открылась дверь. Вошли дворцовые стражники.
Лорд-правитель сказал:
- Покажите почтенным господам их помещение.
Так был арестован совет.
На четвертый день ребенок еще был жив. Главная причина заключалась в
том, что Таня никак не могла принять решение.
- Я выдержала тяготы беременности и боль родов, - гневно говорила
она, - а ни одна женщина не может не принимать это во внимание. К тому
же...
Она замолкла. Правда заключалась в том, что, несмотря на бесчисленные
препятствия, она могла себе представить определенное использование сына,
которого боги переделают по-своему. И в связи с этим уговоры Джоквина не
оставлялись без внимания. Большую часть четвертого утра Джоквин посвятил
этой теме.
- Ошибочно считать, что дети богов - идиоты, - говорил он. Это пустая
болтовня бессмысленной толпы, которая преследует эти бедные создания на
улицах. Им не дают возможности получить образование, и они постоянно
находятся под таким сильным давлением, что неудивительно, что мало кто из
них доживает до взрослого состояния. - Его примеры приняли более личный
характер. - В конце концов, - мягко сказал он, - он Линн. В худшем случае
он будет вашим верным помощником, который никогда не захочет уйти от вас и
жить самостоятельно, как нормальные дети. Тайно сохраняя его при себе, вы
получите лучшего из всех возможных рабов - преданного сына.
Джоквин знал, когда остановиться. И в тот момент, как он увидел, что
глаза женщины задумчиво сузились, - она взвешивала его аргументы, - он
решил предоставить ей решать оставшиеся сомнения. Он вежливо удалился,
присутствовал на утреннем совете лорда-правителя и здесь продолжил
уговоры.
Глаза великого человека оставались настороженными, пока Джоквин
говорил. Постепенно сардоническое выражение сменилось удивлением. Наконец
лорд-правитель прервал Джоквина.
- Старик, с какой целью защищаешь ты жизнь урода?
У Джоквина было несколько причин. Одна чисто личная. Другая - он
верил, что продолжение существования ребенка может принести, пусть
небольшую, пользу храмам. Логика была простой. Рождение ребенка ускорило
кризис. Его смерть лишь усилит этот кризис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47