Далеко от моря, и это место окружено горами. Солнце теперь пекло безжалостно. Джорджи сидела в гладком каменном бассейне пруда, пока даже Джим не согласился, что это безнадежно. Все трое по подбородок погрузились в прохладную воду, а рыбки пощипывали их за локти.
* * *
Перед тем как уйти, Фокс понимает, что не хочет брать с собой ничего, кроме меха с водой и рюкзака, в который запихивает ботинки, носки и немного солнцезащитной мази. Он уходит с терриконика и гребет, пока сияние воды не ослепляет его окончательно. Он доходит до своего старого острова, поднимается немного вверх по ручью, вытаскивает каяк на берег и ложится в тени, ожидая, когда утихнет боль в глазах. Пока он лежит, прилив достигает пика. Вскоре вода начнет отступать, и ему придется грести против течения; он понимает, что слишком скоро отправился в дорогу; этого он не продумал. Ему придется лежать здесь долгие часы или идти пешком. Жаль бросать каяк, но он испытывает болезненную необходимость продолжать путь, чтобы поскорее скрыться из виду.
Он натягивает носки и зашнуровывает ботинки. С мехом воды в рюкзаке и с надвинутым козырьком шляпы из листьев пандануса он выступает. И сразу начинает радоваться, что надел ботинки. Земля горяча и камениста, и пырей такой острый. Местность изрезана вымоинами и насыпями. Деревья здесь редки и отбрасывают жалкую тень. Несколько раз Фокс натыкается на непроходимые овражки, и ему приходится пробираться в обход.
Отлив в самом разгаре, когда он доходит до дельты, серая глина которой, как кажется, изрезана морщинами и венами. Мангровый барьер реки кажется совершенно иссушенным. Похоже, что до моря отсюда не больше мили. Фокс спускается ниже, туда, где ил кажется ему достаточно сухим, чтобы перейти по нему реку, но корка ломается при первом же шаге, и он по лодыжку погружается в черную вонючую жижу, из которой ему приходится выбираться под атакой песчаных мух. Ну и черт с ним! Потрясенный, он направляется в глубь материка и переходит реку у залепленной устрицами скалы. Он пробирается в тень песчаниковой горы.
Он сидит там некоторое время, переводит дух. Он долго пьет из меха и собирается с мыслями, но подскакивает, увидев два охряных отпечатка рук на желтом камне у себя над головой. Он протягивает руку и видит, насколько руки художника меньше его собственных. Хотя он и не собирался ничего трогать, на большом пальце остается охряной след. Он удивляется, что отпечаток настолько свеж. Что-то есть неправильное во всей этой обстановке, очевидность, которая заставляет его вспомнить об Акселе. Он расцветает при мысли, что мальчик может быть где-то рядом, что они могут посидеть и поболтать, побренчать на гитаре, посмеяться над этими картами и над тем, насколько бы ему сейчас было проще, если бы карты у него остались. Он ясно представляет себе, как парнишка поднимается, завидев его. Хочет вернуть ему каяк. Думает, где же Мензис.
Как раз после полудня он поднимается на хребет над лагерем рыболова-инструктора и слышит – там воет дизельный генератор, как заевшая газонокосилка; и его решимость пропадает. Он думает обо всех вещах, что стянул. Что за парень этот инструктор? И вот он снова здесь, один, открытый, в меньшинстве, одинокий. Его мысли вертятся во всех направлениях. Фокс лежит на солнце, и глаза ему заливает жалящий пот, пока наконец он не собирается с духом и не решает выждать, посмотреть и понаблюдать.
Он медленно спускается и доходит до навеса над пещерой, на котором в наклонном положении закреплены солнечные батареи. Фокс проскальзывает по наклонной скале в прохладную черную тень пещеры и оказывается в воде по голень. Ветерок бродит по пещере; пахнет животным жиром, сжиженным нефтяным газом и репеллентом. Он стоит там долго и ничего не слышит. В конце концов он выползает на свет с гулко бьющимся сердцем – и резкое движение заставляет его вскрикнуть. Огромная янтарная куница прыгает через скамью в джазовом пересверке жестяных тарелок, крышек и прочей посуды и исчезает за уступом.
Несколько секунд Фокс стоит неподвижно. Он смотрит на пластиковые столы, заваленные инструментами и грязными тарелками. Он идет к кухонной скамье и видит сковородки, нагруженные остатками сосисок, отбивных, глазуньи и хлеба. Он недоверчиво протягивает руку и засовывает в рот две сосиски. Он отрывает зубами мясо от телячьей отбивной и подбирает куском хлеба оставшийся в котелке соус. Он ест горсть за горстью, пока его не скручивает икота. С яйцом на ладони – серый, похожий на пудру желток – он сидит на пластиковом креслице и смакует ощущение того, что его задница не на земле и что ему не надо опираться на ноги.
Холодильник гудит. Фокс проглатывает яйцо в перерывах между спазмами и распахивает дверцу, чтобы посмотреть на салат-латук в вулвортовских пакетах, на жестянки пива, на помидоры, морковь, яблоки. Он выхватывает пластиковую бутылку апельсинового сока и выпивает ее длинными, сотрясающими тело глотками, не в силах остановиться. Он выпивает два литра целиком. Он стоит как идиот с пустой бутылкой и в конце концов просто засовывает ее назад на полку. Холодный воздух покалывает ему ноги, когда он подхватывает рюкзак и загружает в него ломтики бекона, яблоки, апельсины, целый пучок салата.
На одном конце лагеря расположен уголок, заслоненный песчаниковой колонной. Логово инструктора. Кровать. Несколько стальных ящиков. Пластиковая ванночка, наполненная одеждой. Над кроватью, в скальной нише, рядом с несколькими свечами и бритвенной кружечкой есть зубная щетка, жесткая щетина которой торчит во все стороны, как тростник, в котором повалялся какой-то зверь. Фокс чувствует пленку из жира и пуха у себя на зубах. Щетка ему нужна. Но когда он тянется к ней рукой, он ловит свое отражение в бритвенном зеркальце и в ужасе замирает. Его волосы – грязная путаница пырея, и, невольно отступив, он видит бесцветное тряпье, в которое превратилась его рубашка. Он пристальнее вглядывается в струпья и морщины, которыми покрыт его лоб, в гниющую бороду и в эти мокрые, красные глаза и чувствует, как начинает искать свое лицо в этих чертах с отчаянием, которое портит все удовольствие от еды в животе и рушит возникшее у него было чувство, что все вполне возможно, что однажды он сможет выйти из леса и заключить с миром мир. Но нет. Нельзя выйти из леса таким.
Он слышит звук подвесного мотора и разворачивается, сбрасывая зеркальце со скалы. Оно падает на кровать, подпрыгивает и ложится, оставляя на песчаниковом уступе луч света. Фокс подхватывает рубашку и несколько шортов с эластичной талией и мчится через лагерь за своим рюкзаком. С кухонной скамьи он хватает бутылку оливкового масла. Лодка вылетает из-за скалистого мыса и въезжает в бухточку, пока Фокс, съежившись, набивает рюкзак и взваливает его на плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
* * *
Перед тем как уйти, Фокс понимает, что не хочет брать с собой ничего, кроме меха с водой и рюкзака, в который запихивает ботинки, носки и немного солнцезащитной мази. Он уходит с терриконика и гребет, пока сияние воды не ослепляет его окончательно. Он доходит до своего старого острова, поднимается немного вверх по ручью, вытаскивает каяк на берег и ложится в тени, ожидая, когда утихнет боль в глазах. Пока он лежит, прилив достигает пика. Вскоре вода начнет отступать, и ему придется грести против течения; он понимает, что слишком скоро отправился в дорогу; этого он не продумал. Ему придется лежать здесь долгие часы или идти пешком. Жаль бросать каяк, но он испытывает болезненную необходимость продолжать путь, чтобы поскорее скрыться из виду.
Он натягивает носки и зашнуровывает ботинки. С мехом воды в рюкзаке и с надвинутым козырьком шляпы из листьев пандануса он выступает. И сразу начинает радоваться, что надел ботинки. Земля горяча и камениста, и пырей такой острый. Местность изрезана вымоинами и насыпями. Деревья здесь редки и отбрасывают жалкую тень. Несколько раз Фокс натыкается на непроходимые овражки, и ему приходится пробираться в обход.
Отлив в самом разгаре, когда он доходит до дельты, серая глина которой, как кажется, изрезана морщинами и венами. Мангровый барьер реки кажется совершенно иссушенным. Похоже, что до моря отсюда не больше мили. Фокс спускается ниже, туда, где ил кажется ему достаточно сухим, чтобы перейти по нему реку, но корка ломается при первом же шаге, и он по лодыжку погружается в черную вонючую жижу, из которой ему приходится выбираться под атакой песчаных мух. Ну и черт с ним! Потрясенный, он направляется в глубь материка и переходит реку у залепленной устрицами скалы. Он пробирается в тень песчаниковой горы.
Он сидит там некоторое время, переводит дух. Он долго пьет из меха и собирается с мыслями, но подскакивает, увидев два охряных отпечатка рук на желтом камне у себя над головой. Он протягивает руку и видит, насколько руки художника меньше его собственных. Хотя он и не собирался ничего трогать, на большом пальце остается охряной след. Он удивляется, что отпечаток настолько свеж. Что-то есть неправильное во всей этой обстановке, очевидность, которая заставляет его вспомнить об Акселе. Он расцветает при мысли, что мальчик может быть где-то рядом, что они могут посидеть и поболтать, побренчать на гитаре, посмеяться над этими картами и над тем, насколько бы ему сейчас было проще, если бы карты у него остались. Он ясно представляет себе, как парнишка поднимается, завидев его. Хочет вернуть ему каяк. Думает, где же Мензис.
Как раз после полудня он поднимается на хребет над лагерем рыболова-инструктора и слышит – там воет дизельный генератор, как заевшая газонокосилка; и его решимость пропадает. Он думает обо всех вещах, что стянул. Что за парень этот инструктор? И вот он снова здесь, один, открытый, в меньшинстве, одинокий. Его мысли вертятся во всех направлениях. Фокс лежит на солнце, и глаза ему заливает жалящий пот, пока наконец он не собирается с духом и не решает выждать, посмотреть и понаблюдать.
Он медленно спускается и доходит до навеса над пещерой, на котором в наклонном положении закреплены солнечные батареи. Фокс проскальзывает по наклонной скале в прохладную черную тень пещеры и оказывается в воде по голень. Ветерок бродит по пещере; пахнет животным жиром, сжиженным нефтяным газом и репеллентом. Он стоит там долго и ничего не слышит. В конце концов он выползает на свет с гулко бьющимся сердцем – и резкое движение заставляет его вскрикнуть. Огромная янтарная куница прыгает через скамью в джазовом пересверке жестяных тарелок, крышек и прочей посуды и исчезает за уступом.
Несколько секунд Фокс стоит неподвижно. Он смотрит на пластиковые столы, заваленные инструментами и грязными тарелками. Он идет к кухонной скамье и видит сковородки, нагруженные остатками сосисок, отбивных, глазуньи и хлеба. Он недоверчиво протягивает руку и засовывает в рот две сосиски. Он отрывает зубами мясо от телячьей отбивной и подбирает куском хлеба оставшийся в котелке соус. Он ест горсть за горстью, пока его не скручивает икота. С яйцом на ладони – серый, похожий на пудру желток – он сидит на пластиковом креслице и смакует ощущение того, что его задница не на земле и что ему не надо опираться на ноги.
Холодильник гудит. Фокс проглатывает яйцо в перерывах между спазмами и распахивает дверцу, чтобы посмотреть на салат-латук в вулвортовских пакетах, на жестянки пива, на помидоры, морковь, яблоки. Он выхватывает пластиковую бутылку апельсинового сока и выпивает ее длинными, сотрясающими тело глотками, не в силах остановиться. Он выпивает два литра целиком. Он стоит как идиот с пустой бутылкой и в конце концов просто засовывает ее назад на полку. Холодный воздух покалывает ему ноги, когда он подхватывает рюкзак и загружает в него ломтики бекона, яблоки, апельсины, целый пучок салата.
На одном конце лагеря расположен уголок, заслоненный песчаниковой колонной. Логово инструктора. Кровать. Несколько стальных ящиков. Пластиковая ванночка, наполненная одеждой. Над кроватью, в скальной нише, рядом с несколькими свечами и бритвенной кружечкой есть зубная щетка, жесткая щетина которой торчит во все стороны, как тростник, в котором повалялся какой-то зверь. Фокс чувствует пленку из жира и пуха у себя на зубах. Щетка ему нужна. Но когда он тянется к ней рукой, он ловит свое отражение в бритвенном зеркальце и в ужасе замирает. Его волосы – грязная путаница пырея, и, невольно отступив, он видит бесцветное тряпье, в которое превратилась его рубашка. Он пристальнее вглядывается в струпья и морщины, которыми покрыт его лоб, в гниющую бороду и в эти мокрые, красные глаза и чувствует, как начинает искать свое лицо в этих чертах с отчаянием, которое портит все удовольствие от еды в животе и рушит возникшее у него было чувство, что все вполне возможно, что однажды он сможет выйти из леса и заключить с миром мир. Но нет. Нельзя выйти из леса таким.
Он слышит звук подвесного мотора и разворачивается, сбрасывая зеркальце со скалы. Оно падает на кровать, подпрыгивает и ложится, оставляя на песчаниковом уступе луч света. Фокс подхватывает рубашку и несколько шортов с эластичной талией и мчится через лагерь за своим рюкзаком. С кухонной скамьи он хватает бутылку оливкового масла. Лодка вылетает из-за скалистого мыса и въезжает в бухточку, пока Фокс, съежившись, набивает рюкзак и взваливает его на плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90