.. Или вы более виновны перед Ним, чем мы, например? Я не имею в виду тех, кто идет со мной по Пути. Я говорю о своем народе, в который определил меня Сущий в нынешнем отрезке моего земного смертного существования. И знаешь, Зрячий, мы живем куда легче вас…
– Обольщаешься, Бегун, или как тебя зовут в твоем мире. Просто мы чувствуем Ношу и ценим ее, а вы – нет.
– И поэтому нам легко?
– И поэтому вашим душам будет безмерно тяжко после бытия: двойную Ношу понесут они, вдвойне страдать станут.
– Ну-у, это меня не коснется, я ж Вечный, – беспечно засмеялся Чернов и поймал неодобрительный взгляд Хранителя.
Тот не понимал, о чем они со Зрячим говорят, но смех среди чумы – это для Хранителя было диким. К слову, а на каком языке Зрячий с ним объяснялся?.. Но вопрос повис, не потребовав ответа, потому что Чернова вдруг осенила счастливая и, главное, вовремя явившаяся мысль: у него же тоже имеется Сила – и немалая! Другое дело, что она пока не спешит проявить себя. Не считать же всерьез ее проявлением возможность без устали носиться день и ночь между четырьмя Вефилями в каком-то липовом – испытательном? – ПВ…
– Не гневи Сущего, Бегун… – Зрячий не глядел на Чернова, делал свою странную и пока бессмысленную работенку, но чувствовал Чернов, ох как чувствовал, что не нравится он святоше в коричневой рясе, что не скажет этот святоша Бегуну ничего, что дополнительно объяснило бы Священные Правила Действия Бегуна в Пути (аббревиатура – СПДБП, пардон за неуместную иронию…). Не станет он говорить то, что знает. Да, не исключено, не знает он ни хрена, кроме одного: Сущий велик и могуч, а все Его поступки верны и неосуждаемы. Так что плюхнись ниц, смертный или Вечный, и жди наказания с трепетом и благодарностью…
И этому кексу горелому дана какая-никакая, а все ж Сила! Правда, так он сам утверждает…
Чернов почувствовал, как поднимается в нем что-то темное, мрачное, жестокое и нерассуждающее, но требующее какого-то немедленного выхода… Во что? В добрый и увесистый тумак коричневорясому святоше?.. Нет, нет, это слишком просто… А тогда во что?..
И вдруг он, не понимая даже, что делает, резко отодвинул, все-таки отбросил даже Зрячего от лежащих в грязи у ограды людей, шагнул к ближайшему. Это была молодая женщина, худая, грязная, почему-то с открытыми глазами, но – мертво глядящими в свинцовое небо.
Чернов наклонился к ней, всмотрелся в глаза, почему-то – сам не понял почему – дунул в них, сказал тихо:
– Встань…
И увидел, как дрогнули веки, как вернулись из ниоткуда, именно из небытия, зрачки, и она осмысленно, явно видя Бегуна, посмотрела на него. Шепнула что-то: губы зашевелились.
– Что ты сказала? – автоматически переспросил Чернов.
– Бегун… – тихо, но внятно произнесла женщина. Помолчала. Добавила: – Почему я лежу?
– Я же приказал: встань. Некогда лежать. Работы невпроворот. Доделаем и – в Путь.
И женщина легко села – сначала, а потом так же легко вскочила на ноги, будто и не умирала только что. Да что там не умирала – не умерла уже!
И как волна прошла по тем, кто стоял на улице, – шуршащая волна изумления.
А сзади Хранитель произнес – как выдохнул с облегчением:
– Наконец-то!.. Вот и пригодилась тебе Сила, Бегун.
– Сила? – переспросил Зрячий. – У тебя – тоже?
– У меня-то она есть, – весело сказал Чернов, – а твоя что-то не действует. Отдохни, Зрячий. Ты все сказал и сделал, что смог. А большего, извини, Ноша тебе не позволяет. Давит, да?.. Ну, ничего, после смерти померяемся Ношами. Если умрем… – И, не желая слышать ответа – каким бы он ни был! – легко помчался по улицам, разбрызгивая грязную воду, наклонялся над каждым умершим или умирающим, над каждым, кого решил наказать Сущий – в назидание, видимо, ему, Бегуну. Чтоб, значит, Путь малиной не казался. Бежал и приказывал каждому, просто приказывал: – Встань и работай. Некогда лодыря гонять…
И вставали люди. И не помнили, что умерли. И орали от счастья и восторга живые. И дождь припустил сильнее, словно Сущий от бессильной злости решил разом залить вефильцев, коли Бегун не дал умертвить их страшной пестиленцией. И только билась где-то в подкорке поганая мыслишка: не твоя это сила, Бегун, и не твой выбор. Идет игра, и Большой Шулер вновь позволил тебе вытащить десятку к тузу. Услышал вопрос позади:
– Как ты это делаешь, Бегун?
Обернулся на ходу: Зрячий. Поспешает за ним, не отстает, явно несет на себе нелегкий довесок к Ноше – зависть.
– Просто, Зрячий. Твоя Сила – от Сущего, моя – от людей. И ту и другую, правда, нам позволил иметь Сущий. Но, видимо, моя сильнее оказалась, поскольку умножена она многократно. И знаешь что еще?
– Что, Бегун?
– Я, в отличие от тебя, никакой Ноши не ощущаю. Мне легче, чем тебе. А Сила – она ж любит тех, кто легко живет. Кто сам по себе сильный. Кто родился таким. Знаешь слова: «Лишь тогда Бегун сможет преодолеть Путь, когда научится не замечать его тягот…»
И Зрячий вдруг прервал Чернова и легко продолжил цитату:
– «…и пойдет по нему так, будто он прям и ровен, и люди, ведомые Бегуном, поверят своему ведущему и станут видеть лишь Цель впереди, лишь Свет этой Цели, который ничто и никто для них не затмят». Я подозревал, что рано или поздно ты вспомнишь слова Книги, хотя она сама утверждает иное: нет у Бегуна памяти Путей. Мне что-то нашептывало это…
Чернов-то знал, что ничего он не вспоминал: что подсказал Суфлер, то он и произнес. Но спорить не стал. У Бегуна нет памяти? Да навалом ее у него! Он весь – одна сплошная память, и спорить о том более нечего.
– Какую Книгу ты имеешь в виду, Зрячий?
– Она одна у нас: Книга Несущих Ношу, святая Книга для людей моего мира. Я уже произносил тебе слова из нее.
– Книга Несущих Ношу?.. Припоминаю… Знаешь, Зрячий, в разных мирах она носит разное имя, эта Книга, но ведь мы с тобой – Вечные, нам не важна форма, а предпочтителен лишь смысл того, что в ней заложено Сущим. А смысл – един, как един для любого времени и любого мира Тот, кто создает Книгу. А Он ведь и нас с тобой придумал, верно, Зрячий? И придумал так, что я – бегу и веду, а ты – знак для меня, что впереди Сдвиг. Ты должен рассказывать мне все, что тебе позволено помнить, чтобы я в свою очередь вспомнил все, что мне нужно в этом Пути. Сегодня ты – не скромный служка Дома Несущих Ношу, то есть смертный, а именно Зрячий – Вечный. Что ж тебя так корежит, что ж тебя так затянула твоя смешная временная служба, что ты перестал исполнять свои вечные обязанности?
Бледное лицо Зрячего стало еще бледнее, синевой пошло.
– Как ты смеешь обвинять меня в том, что я плохо служу Сущему? Ты, обыкновенный Бегун, не ведающий Сути!.. Он дал мне право даже в смертной жизни остаться Его слугой, а кто ты в смертной жизни, кто?
– Бегун, – ответил Чернов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
– Обольщаешься, Бегун, или как тебя зовут в твоем мире. Просто мы чувствуем Ношу и ценим ее, а вы – нет.
– И поэтому нам легко?
– И поэтому вашим душам будет безмерно тяжко после бытия: двойную Ношу понесут они, вдвойне страдать станут.
– Ну-у, это меня не коснется, я ж Вечный, – беспечно засмеялся Чернов и поймал неодобрительный взгляд Хранителя.
Тот не понимал, о чем они со Зрячим говорят, но смех среди чумы – это для Хранителя было диким. К слову, а на каком языке Зрячий с ним объяснялся?.. Но вопрос повис, не потребовав ответа, потому что Чернова вдруг осенила счастливая и, главное, вовремя явившаяся мысль: у него же тоже имеется Сила – и немалая! Другое дело, что она пока не спешит проявить себя. Не считать же всерьез ее проявлением возможность без устали носиться день и ночь между четырьмя Вефилями в каком-то липовом – испытательном? – ПВ…
– Не гневи Сущего, Бегун… – Зрячий не глядел на Чернова, делал свою странную и пока бессмысленную работенку, но чувствовал Чернов, ох как чувствовал, что не нравится он святоше в коричневой рясе, что не скажет этот святоша Бегуну ничего, что дополнительно объяснило бы Священные Правила Действия Бегуна в Пути (аббревиатура – СПДБП, пардон за неуместную иронию…). Не станет он говорить то, что знает. Да, не исключено, не знает он ни хрена, кроме одного: Сущий велик и могуч, а все Его поступки верны и неосуждаемы. Так что плюхнись ниц, смертный или Вечный, и жди наказания с трепетом и благодарностью…
И этому кексу горелому дана какая-никакая, а все ж Сила! Правда, так он сам утверждает…
Чернов почувствовал, как поднимается в нем что-то темное, мрачное, жестокое и нерассуждающее, но требующее какого-то немедленного выхода… Во что? В добрый и увесистый тумак коричневорясому святоше?.. Нет, нет, это слишком просто… А тогда во что?..
И вдруг он, не понимая даже, что делает, резко отодвинул, все-таки отбросил даже Зрячего от лежащих в грязи у ограды людей, шагнул к ближайшему. Это была молодая женщина, худая, грязная, почему-то с открытыми глазами, но – мертво глядящими в свинцовое небо.
Чернов наклонился к ней, всмотрелся в глаза, почему-то – сам не понял почему – дунул в них, сказал тихо:
– Встань…
И увидел, как дрогнули веки, как вернулись из ниоткуда, именно из небытия, зрачки, и она осмысленно, явно видя Бегуна, посмотрела на него. Шепнула что-то: губы зашевелились.
– Что ты сказала? – автоматически переспросил Чернов.
– Бегун… – тихо, но внятно произнесла женщина. Помолчала. Добавила: – Почему я лежу?
– Я же приказал: встань. Некогда лежать. Работы невпроворот. Доделаем и – в Путь.
И женщина легко села – сначала, а потом так же легко вскочила на ноги, будто и не умирала только что. Да что там не умирала – не умерла уже!
И как волна прошла по тем, кто стоял на улице, – шуршащая волна изумления.
А сзади Хранитель произнес – как выдохнул с облегчением:
– Наконец-то!.. Вот и пригодилась тебе Сила, Бегун.
– Сила? – переспросил Зрячий. – У тебя – тоже?
– У меня-то она есть, – весело сказал Чернов, – а твоя что-то не действует. Отдохни, Зрячий. Ты все сказал и сделал, что смог. А большего, извини, Ноша тебе не позволяет. Давит, да?.. Ну, ничего, после смерти померяемся Ношами. Если умрем… – И, не желая слышать ответа – каким бы он ни был! – легко помчался по улицам, разбрызгивая грязную воду, наклонялся над каждым умершим или умирающим, над каждым, кого решил наказать Сущий – в назидание, видимо, ему, Бегуну. Чтоб, значит, Путь малиной не казался. Бежал и приказывал каждому, просто приказывал: – Встань и работай. Некогда лодыря гонять…
И вставали люди. И не помнили, что умерли. И орали от счастья и восторга живые. И дождь припустил сильнее, словно Сущий от бессильной злости решил разом залить вефильцев, коли Бегун не дал умертвить их страшной пестиленцией. И только билась где-то в подкорке поганая мыслишка: не твоя это сила, Бегун, и не твой выбор. Идет игра, и Большой Шулер вновь позволил тебе вытащить десятку к тузу. Услышал вопрос позади:
– Как ты это делаешь, Бегун?
Обернулся на ходу: Зрячий. Поспешает за ним, не отстает, явно несет на себе нелегкий довесок к Ноше – зависть.
– Просто, Зрячий. Твоя Сила – от Сущего, моя – от людей. И ту и другую, правда, нам позволил иметь Сущий. Но, видимо, моя сильнее оказалась, поскольку умножена она многократно. И знаешь что еще?
– Что, Бегун?
– Я, в отличие от тебя, никакой Ноши не ощущаю. Мне легче, чем тебе. А Сила – она ж любит тех, кто легко живет. Кто сам по себе сильный. Кто родился таким. Знаешь слова: «Лишь тогда Бегун сможет преодолеть Путь, когда научится не замечать его тягот…»
И Зрячий вдруг прервал Чернова и легко продолжил цитату:
– «…и пойдет по нему так, будто он прям и ровен, и люди, ведомые Бегуном, поверят своему ведущему и станут видеть лишь Цель впереди, лишь Свет этой Цели, который ничто и никто для них не затмят». Я подозревал, что рано или поздно ты вспомнишь слова Книги, хотя она сама утверждает иное: нет у Бегуна памяти Путей. Мне что-то нашептывало это…
Чернов-то знал, что ничего он не вспоминал: что подсказал Суфлер, то он и произнес. Но спорить не стал. У Бегуна нет памяти? Да навалом ее у него! Он весь – одна сплошная память, и спорить о том более нечего.
– Какую Книгу ты имеешь в виду, Зрячий?
– Она одна у нас: Книга Несущих Ношу, святая Книга для людей моего мира. Я уже произносил тебе слова из нее.
– Книга Несущих Ношу?.. Припоминаю… Знаешь, Зрячий, в разных мирах она носит разное имя, эта Книга, но ведь мы с тобой – Вечные, нам не важна форма, а предпочтителен лишь смысл того, что в ней заложено Сущим. А смысл – един, как един для любого времени и любого мира Тот, кто создает Книгу. А Он ведь и нас с тобой придумал, верно, Зрячий? И придумал так, что я – бегу и веду, а ты – знак для меня, что впереди Сдвиг. Ты должен рассказывать мне все, что тебе позволено помнить, чтобы я в свою очередь вспомнил все, что мне нужно в этом Пути. Сегодня ты – не скромный служка Дома Несущих Ношу, то есть смертный, а именно Зрячий – Вечный. Что ж тебя так корежит, что ж тебя так затянула твоя смешная временная служба, что ты перестал исполнять свои вечные обязанности?
Бледное лицо Зрячего стало еще бледнее, синевой пошло.
– Как ты смеешь обвинять меня в том, что я плохо служу Сущему? Ты, обыкновенный Бегун, не ведающий Сути!.. Он дал мне право даже в смертной жизни остаться Его слугой, а кто ты в смертной жизни, кто?
– Бегун, – ответил Чернов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111