Даже мне, новорожденному… – усмехнулся. – Но как вы к нему готовились, следуя заветам Книги?
– Как всегда. Обыкновенно. Путь – это, прежде всего, долгая дорога в неизвестность. А в дорогу путник всегда готовится. Пастухи привели в город весь скот. Люди собрали – насколько хватило сил – урожай овощей и фруктов… Но это мимолетное, сегодняшнее. На самом деле мы всегда наготове. Наши предки вместе с тобой шли твоим Путем. Мы знаем из Книги, что на Пути случается всякое: и лютый холод, и невыносимая жара, и страшные ураганы, и даже такое странное явление, как снегопад, – он использовал испанское понятие «esta nevando» – «снег падает», – но у нас есть и очень теплая одежда для этого, мы специально ткали ее и обшивали шкурами овец. Мы знаем, что на Пути нам могут встретиться голодные края, но мы специально для этого храним и пополняем запасы пищи, которая не портится от времени… Единственное, что страшно, – это отсутствие воды, а ею на долгий срок не запасешься. Но здесь, слава Сущему, воды вдоволь… Ты взгляни… – Он протянул руку в сторону моря. – Вот точная примета Сдвига: другая природа, хотя и похожая на ту, что была нашей еще сегодня. А это, наверно, и есть «великая вода», или «мар», как ее называют бастарос, я прав?.. Они – те, кто доходил, – утверждали, что у «мар» нет второго края? Ты согласен?.. – Он спрашивал, но не ждал ответа. Ему просто хотелось говорить, произносить слова, его распирали радость, восторг, удивление, надежда, десятки чувств варились в нем и требовали выхода, а тут к месту вернулся Бегун, которого ждали до этого три столетия, и вот вам награда: ожидание оказалось ненапрасным. «Map» перед взором, чудо-то какое!.. – Но мы ведь недалеко ушли по Пути, так? – осторожно спросил Кармель.
– Почему ты так считаешь?
Чернов понятия не имел, далеко они провалились или близко, переместились только в пространстве или во времени тоже, в том же ПВ они обретаются ныне или их унесло черт-те куда по четвертой, десятой, сто-невесть-какой координате. Хотя логика в вопросе Кармеля была: Испания горная и Испания приморская – это и впрямь недалеко. Более того: то, что они видели сейчас, вполне походило на Испанию приморскую, по природе походило. Если только перед ними лежало Средиземное море либо Атлантический океан…
Кармель руководствовался той же логикой.
– Все то же самое, – сказал он. – Не нужны ни припасы, ни другая одежда.
Чернов, прошедший за несколько дней путь от недоверчивого прагматика-землянина до недоверчивого прагматика-Бегуна по ПВ, не слишком верил в близкие перемещения по оным ПВ. Похоже – не значит то же самое. Но на кой ляд развозить теоретические сопли? Вот отдохнем, решил Чернов, оглядимся по сторонам и побежим проверять, где мы. И нет ли неподалеку нового Зрячего…
– Вина я уже напился, – сказал он Кармелю, – а вот насчет перекусить – это было бы в самый раз.
– Конечно, конечно, – засуетился Кармель, подхватывая Чернова под локоток и ведя его в город, опять «сквозь строй», но только дружелюбный: Чернов прямо чувствовал, как люди излучают приязнь, хотя это и ненаучно. Но что здесь научно? Нет ответа… А Кармель вдруг спросил: – Ты пил вино у Зрячего?
Вот вам и раз! Откуда он знает про кузнеца?..
– Откуда ты знаешь про кузнеца?
– Все-таки кузнец… – удовлетворенно сказал Кармель. – Я подозревал… А знаю откуда? Из Книги. «Нет Пути без Зрячего, и нет Зрячего вне Пути». Так написано.
– Давно написано?
Кузнец, оказывается, тоже цитировал Книгу. Хотя вряд ли он знал о ее существовании. Сам же сказал: мне надо вспомнить слова для Бегуна. А слова эти рождаются у него в мозгу как бы свыше. Как, кстати, и у Бегуна. То есть у Чернова.
– Всегда было написано.
– И ты намеренно искал того, к кому может обратиться Бегун?
– Мне было любопытно, – засмущался Кармель. И ощетинился вдруг: – Но никто не знает о Зрячих! Никто, кроме тех, кто допущен к Книге, кроме Хранителей. – Повторил, словно боялся, что Бегун ему не верит: – Никто!
– Кроме тех, кто написал о них в Книге, – добавил Чернов.
И получил очередной странный ответ с «никто»:
– Никто о них не писал.
– Не понял? – Чернов действительно ничего не понял.
– Никто не пишет Книгу.
Понятнее не стало.
– А как она пополняется? Сама собой?
Вроде пошутил без цели, а ведь попал!
– Сама собой, – подтвердил Кармель.
– Как это может быть?!
– Не знаю. Так было всегда. Книга Пути – Книга Сущего. Его промысел…
– А есть в ней уже запись о том, что вновь появился Бегун, что он, то есть я, встал на Путь?..
– Пока нет. История твоего с нами Пути появится в Книге по мере того, как он станет длиться. По этапам: от Шэвэр к Шэвэр. Если, конечно, все пойдет благополучно… Так было и с твоим прошлым Путем с нашим народом.
– А если неблагополучно?
– Тогда мы не узнаем, что появится в Книге. Кто-то другой поднимет ее – не я…
– Ладно, не будем о грустном. Вернемся к истории о нашем Пути. Получается, она так прямо возьмет и появится? Только что был чистый лист, и на тебе – весь наш Путь в подробностях, так?
– Как все и всегда. Это – Книга… – Последние слова Кармель произнес с таким отчетливо звучащим в голосе пиететом, словно Книга для него являлась частью Сущего.
А может, кстати, и являлась. Кто-то же материализовывал на ее листах историю народа Гананского! Как на пиру Валтасара – самопроизвольно возникшая на стене надпись… Происки Высшей Силы, однозначно.
Они уже подходили к дому Кармеля, когда сзади – от городских ворот – раздались крики. Звали Хранителя, звали Бегуна, особенно ясно слышалось еврейское слово «сакана» – «опасность».
– Что-то случилось, – с надеждой на обратное сказал Чернов: ему очень хотелось добраться до дома, плюхнуться на лавку и поесть – пусть даже жесткую холодную баранину.
Не обломилось.
Кармель резко и бесцеремонно развернул Чернова вспять и что твой спринтер помчался к воротам. Волей-неволей Чернов не отставал. Когда они оказались у городской стены, еще не понимая, что происходит, плотный чернобородый мужик вынырнул из действительно гудящей тревогой толпы и крикнул Кармелю:
– Там всадники! Их много…
Еще далековатые, но все же отчетливо различимые конные – не менее двадцати! – скакали к Вефилю по дороге, по которой прибежал Чернов из пропавшего в прошлом ПВ Панкарбо. В Панкарбо он никаких всадников не заметил. Значит, на знакомой дорожке теперь лежал другой населенный пункт, жителям которого явно не понравилось явление некоего чужого поселения на знакомых до боли местах. Кто его знает: может, здесь ранее сады цвели или поля колосились, а теперь в момент вырос город. Чудо? Бесспорно. Но нежелательное. А нежелательное чудо – уже не совсем чудо, а помеха. Что там у них на уме – у этих всадников?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
– Как всегда. Обыкновенно. Путь – это, прежде всего, долгая дорога в неизвестность. А в дорогу путник всегда готовится. Пастухи привели в город весь скот. Люди собрали – насколько хватило сил – урожай овощей и фруктов… Но это мимолетное, сегодняшнее. На самом деле мы всегда наготове. Наши предки вместе с тобой шли твоим Путем. Мы знаем из Книги, что на Пути случается всякое: и лютый холод, и невыносимая жара, и страшные ураганы, и даже такое странное явление, как снегопад, – он использовал испанское понятие «esta nevando» – «снег падает», – но у нас есть и очень теплая одежда для этого, мы специально ткали ее и обшивали шкурами овец. Мы знаем, что на Пути нам могут встретиться голодные края, но мы специально для этого храним и пополняем запасы пищи, которая не портится от времени… Единственное, что страшно, – это отсутствие воды, а ею на долгий срок не запасешься. Но здесь, слава Сущему, воды вдоволь… Ты взгляни… – Он протянул руку в сторону моря. – Вот точная примета Сдвига: другая природа, хотя и похожая на ту, что была нашей еще сегодня. А это, наверно, и есть «великая вода», или «мар», как ее называют бастарос, я прав?.. Они – те, кто доходил, – утверждали, что у «мар» нет второго края? Ты согласен?.. – Он спрашивал, но не ждал ответа. Ему просто хотелось говорить, произносить слова, его распирали радость, восторг, удивление, надежда, десятки чувств варились в нем и требовали выхода, а тут к месту вернулся Бегун, которого ждали до этого три столетия, и вот вам награда: ожидание оказалось ненапрасным. «Map» перед взором, чудо-то какое!.. – Но мы ведь недалеко ушли по Пути, так? – осторожно спросил Кармель.
– Почему ты так считаешь?
Чернов понятия не имел, далеко они провалились или близко, переместились только в пространстве или во времени тоже, в том же ПВ они обретаются ныне или их унесло черт-те куда по четвертой, десятой, сто-невесть-какой координате. Хотя логика в вопросе Кармеля была: Испания горная и Испания приморская – это и впрямь недалеко. Более того: то, что они видели сейчас, вполне походило на Испанию приморскую, по природе походило. Если только перед ними лежало Средиземное море либо Атлантический океан…
Кармель руководствовался той же логикой.
– Все то же самое, – сказал он. – Не нужны ни припасы, ни другая одежда.
Чернов, прошедший за несколько дней путь от недоверчивого прагматика-землянина до недоверчивого прагматика-Бегуна по ПВ, не слишком верил в близкие перемещения по оным ПВ. Похоже – не значит то же самое. Но на кой ляд развозить теоретические сопли? Вот отдохнем, решил Чернов, оглядимся по сторонам и побежим проверять, где мы. И нет ли неподалеку нового Зрячего…
– Вина я уже напился, – сказал он Кармелю, – а вот насчет перекусить – это было бы в самый раз.
– Конечно, конечно, – засуетился Кармель, подхватывая Чернова под локоток и ведя его в город, опять «сквозь строй», но только дружелюбный: Чернов прямо чувствовал, как люди излучают приязнь, хотя это и ненаучно. Но что здесь научно? Нет ответа… А Кармель вдруг спросил: – Ты пил вино у Зрячего?
Вот вам и раз! Откуда он знает про кузнеца?..
– Откуда ты знаешь про кузнеца?
– Все-таки кузнец… – удовлетворенно сказал Кармель. – Я подозревал… А знаю откуда? Из Книги. «Нет Пути без Зрячего, и нет Зрячего вне Пути». Так написано.
– Давно написано?
Кузнец, оказывается, тоже цитировал Книгу. Хотя вряд ли он знал о ее существовании. Сам же сказал: мне надо вспомнить слова для Бегуна. А слова эти рождаются у него в мозгу как бы свыше. Как, кстати, и у Бегуна. То есть у Чернова.
– Всегда было написано.
– И ты намеренно искал того, к кому может обратиться Бегун?
– Мне было любопытно, – засмущался Кармель. И ощетинился вдруг: – Но никто не знает о Зрячих! Никто, кроме тех, кто допущен к Книге, кроме Хранителей. – Повторил, словно боялся, что Бегун ему не верит: – Никто!
– Кроме тех, кто написал о них в Книге, – добавил Чернов.
И получил очередной странный ответ с «никто»:
– Никто о них не писал.
– Не понял? – Чернов действительно ничего не понял.
– Никто не пишет Книгу.
Понятнее не стало.
– А как она пополняется? Сама собой?
Вроде пошутил без цели, а ведь попал!
– Сама собой, – подтвердил Кармель.
– Как это может быть?!
– Не знаю. Так было всегда. Книга Пути – Книга Сущего. Его промысел…
– А есть в ней уже запись о том, что вновь появился Бегун, что он, то есть я, встал на Путь?..
– Пока нет. История твоего с нами Пути появится в Книге по мере того, как он станет длиться. По этапам: от Шэвэр к Шэвэр. Если, конечно, все пойдет благополучно… Так было и с твоим прошлым Путем с нашим народом.
– А если неблагополучно?
– Тогда мы не узнаем, что появится в Книге. Кто-то другой поднимет ее – не я…
– Ладно, не будем о грустном. Вернемся к истории о нашем Пути. Получается, она так прямо возьмет и появится? Только что был чистый лист, и на тебе – весь наш Путь в подробностях, так?
– Как все и всегда. Это – Книга… – Последние слова Кармель произнес с таким отчетливо звучащим в голосе пиететом, словно Книга для него являлась частью Сущего.
А может, кстати, и являлась. Кто-то же материализовывал на ее листах историю народа Гананского! Как на пиру Валтасара – самопроизвольно возникшая на стене надпись… Происки Высшей Силы, однозначно.
Они уже подходили к дому Кармеля, когда сзади – от городских ворот – раздались крики. Звали Хранителя, звали Бегуна, особенно ясно слышалось еврейское слово «сакана» – «опасность».
– Что-то случилось, – с надеждой на обратное сказал Чернов: ему очень хотелось добраться до дома, плюхнуться на лавку и поесть – пусть даже жесткую холодную баранину.
Не обломилось.
Кармель резко и бесцеремонно развернул Чернова вспять и что твой спринтер помчался к воротам. Волей-неволей Чернов не отставал. Когда они оказались у городской стены, еще не понимая, что происходит, плотный чернобородый мужик вынырнул из действительно гудящей тревогой толпы и крикнул Кармелю:
– Там всадники! Их много…
Еще далековатые, но все же отчетливо различимые конные – не менее двадцати! – скакали к Вефилю по дороге, по которой прибежал Чернов из пропавшего в прошлом ПВ Панкарбо. В Панкарбо он никаких всадников не заметил. Значит, на знакомой дорожке теперь лежал другой населенный пункт, жителям которого явно не понравилось явление некоего чужого поселения на знакомых до боли местах. Кто его знает: может, здесь ранее сады цвели или поля колосились, а теперь в момент вырос город. Чудо? Бесспорно. Но нежелательное. А нежелательное чудо – уже не совсем чудо, а помеха. Что там у них на уме – у этих всадников?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111