Мелкий дождик снова перешел в ливень.
Лен нарочно кашлянул, чтобы еще раз услышать голос пустоты, и закрыл дверь...
В эту минуту с таким же скрипом приоткрылась дверь напротив, и показался красноватый свет.
— Кто там? — произнес звонкий женский голос.— Вам кого?
На пороге возник силуэт маленькой женской фигурки, которая тотчас исчезла и вернулась с лампой. Стекла в ней не было, и женщина старалась выше поднять чадящий огонек, чтобы осветить долговязого Лена.
За ней к двери выбежало столько детей, что, казалось, ими битком набита вся комната.
— А что, каменщик Криштоф больше здесь не живет? — спросил Лен.
— Да закрой ты дверь; сквознячище! — проворчал кто-то изнутри.
— Нет, милок, уж давно не живет! — ответила женщина, не обращая внимания на ворчуна.
Тогда тот явился самолично. Это был плечистый детина в фуражке рассыльного. Завидев на голове Лена солдатскую шапку, он сменил гнев на милость.
— А, солдат! Заходите, солдатик, милости просим! Стало быть, сегодня прибыли, как же, видел, видел. Мой полк, мои однополчане — известное дело!
Сиплая дверь сама по себе затворилась за всем обществом, и детина в фуражке рассыльного, приподняв за пояс штанов старшего из своих чад, вытащил из-под него табуретку и предложил Лену сесть.
Мальчуган, ждавший, по-видимому, когда вернут лампу, чтобы продолжить писать, встал у стола и уставился на незнакомца, на которого уже глазела вся ребятня.
Все ждали, что скажет высоченный дядя в коротких, не по росту брюках и тесном, с трудом застегнутом пиджачишке.
— Присядьте все-таки,— прервал молчание глава семейства в красной фуражке.— Шутка сказать, из самой Италии прикатили!
Тогда Лен, все еще стоявший с чемоданчиком на плече, плюхнул его на пол так, что размокшее днище напрочь отстало. Из щелей поползла черная жижа, а потом полезли и гроздья крупного винограда.
Видя растерянность гостя, онемевшего от неожиданности, детишки прыснули со смеху не без легкого злорадства.
— Ох ты, беда-то какая! Видать, солдатик, вы его плохо приколотили.
Шутка отца еще больше развеселила детей.
— Ну вот, пустили чужого, он вам тут и развел свинюшник,— извинялся Лен.— То-то радости хозяюшке!
— Хозяюшке-то что! —хозяин.— Вот детям — да! Им кашу-то расхлебывать. Верно говорю, Войта?
Лен нашелся и начал раздавать гроздья винограде, дотягиваясь длинными ручищами прямо до детских ртов.
Лед растаял, и Кашпар сразу стал своим среди своих,
— Ну что вы, что вы,— засуетилась хозяюшка, довольная любезностью и щедростью гостя.— Ну-ка, положи назад, Войта, и ты, Карел, тоже!
— Да я не знаю, что с ним делать» вот если бы можно было оставить тут все, с чемоданом в придачу, совсем бы хорошо!..
— Тогда неси-ка, мать, миску! — воскликнул хозяин с неприкрытой алчностью.
— И не совестно тебе, отец? Может, он везет его в подарок, а ты уж обрадовался!
— Честно говоря, я вез его Маринке Криштофовой,— признался Лен, оттаяв в обществе равных себе людей и высказав вслух то, в чем до сих пор не признавался себе самому.— Раз уж Криштофы здесь больше не живут, и где теперь их искать, я не знаю, так мне все это ни к чему.
Тут Лен осекся.
Взгляд, которым обменялись хозяева, лишил его дара речи.
Женщина принялась скрести кастрюлю, муж убавил огонь в лампе без стекла; а снаружи дождь барабанил по брусчатке двора.
— Где они теперь живут,— возобновил разговор хозяин,— этого мы сказать не можем... в Праге они или нет...
На сей раз огонь показался ему слишком мал, и он так выкрутил фитиль, что тот зачадил.
— Старики выезжали со скандалом этак полгода назад,— добавила хозяйка.— Что-то у них вышло с домовладельцем, скорее всего из-за платы.
Говоря это, она торопливо выкладывала виноград в миску, словно опасалась, что Лен, услышав неприятные новости, отберет подарок.
— Старики, то есть родители,— отозвался Лен,— а девушка?..
— Она ушла еще раньше...
— В услужение?..
— Мы сюда переехали, когда Гавелу исполнился годик,— затараторила женщина.— Да, да. Ровно полгода прошло с тех пор!
— А кто вы им, этим Криштофам, будете? Сын, знакомый, приятель? — поинтересовался хозяин.
— Посторонний. Снимал у них угол.
— Ну, тогда можно сказать. Дочка Криштофов действительно в услужении... Вот только... у многих господ,— вырвалось у «хозяюшки».
— Ха! — принужденно хохотнул Лен.— И у меня было много господ. Не в солдаты же она пошла?
— И солдат среди них, верно, тоже хватает. Казармы рядышком...
Лен сухо шмыгнул носом и, опустив голову, стал теребить пальцами жиденький кончик светлого уса хмуро прочел хозяин название одной из размокших от винограда и испещренных красными пятнами газет, которыми чемоданчик был выложен изнутри.
— Вот оно, значит, как,— помолчав, сказал Лен с деланным равнодушием, чтобы не подумали лишнего.
Наступила неловкая пауза. Наконец рассыльный, прервав затянувшееся изучение газет, в которых он, конечно, не понимал ни слова, снял пенсне, и два огонька, игравшие на его лице, задрожали теперь под стеклами на натруженной, мозолистой руке с большущими узловатыми пальцами.
— Газетки-то из Италии,— сказал он, но, увидев выражение лица Лена, тотчас изменил тон и продолжил:
— Мы сказали вам, что знаем, хотя, может, этого не следовало делать! Огорошили вас, но вы же сами спросили. Никто не вправе судить ближнего, у каждого своя судьба, каждому свое на роду написано. Я, знаете ли, сплетен не собираю, это дело бабье, мы с ними соседствовали недолго, на девчонку я как-то внимания не обращал, а в этакие места не хожу...
Он, вероятно, продолжал бы говорить в том же духе, но Лен перебил:
— Не буду вас задерживать, время позднее.
— Ну, спасибо за виноград! — остановила его сладким, вкрадчивым голоском мать семейства.— Не гневайтесь, ежели сболтнула лишнее. Вы все равно узнали бы об этом.
— Прощайте! — вырвалось из пересохшего горла Лена, и он тронул было ручку двери, но решил, что этого маловато, откашлялся и прибавил:
— Спокойной ночи!
Хозяин с лампой в руках проводил его до самой лестницы, и тут Лен обернулся:
— Не беспокойтесь, я ведь ходил здесь впотьмах в любое время...
С минуту они молча стояли друг против друга, и рассыльный, разглядывая Лена через пенсне, повисшее у него на кончике носа, заметил, что молодой резервист смущен.
Лен покопался за отворотом солдатской шапки и достал две толстые, набитые темным табаком сигареты. Одну предложил хозяину, другую прикурил от огня лампы.
— Ага, из Риволи,— со знанием дела произнес хозяин.— Там все еще промышляют контрабандой?
Дымя так, что лицо его и разглядеть было трудно, Лен торопливо и как бы доверительно произнес:
— Чтоб все было ясно, я вам объясню. У Криштофов остались кое-какие мои инструменты, поэтому мне все же хотелось бы узнать, где они теперь живут, а сообщить их адрес может ведь только.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49