Классиком чешской литературы Чапека-Хода стали называть еще при жизни. Эпитет «чешский Бальзак», который часто прилагали к имени Чапека-Хода, был равносилен наивысшей похвале: чешская литература стремительно развивалась, и критика подчеркивала сопоставимость ее успехов с достижениями всемирно известных писателей.
Слова «чешский Бальзак», впервые сказанные о Чапеке-Ходе знаменитой чешской певицей Э. Дестиновой3, были справедливой оценкой, которая вытекала, однако, из односторонних представлений о литературной классике. В начале XX века классическим продолжало казаться лишь то произведение, автор которого следовал высоким образцам, созданным в прошлом. В этом была доля истины. Освоение традиции — непременное условие, при котором становится возможным рождение классики, но классичность — явление, всегда обращенное в современность и в будущее, к своему народу и человечеству. Классиками становились те писатели, чье творчество способствовало расцвету национальной литературы и стало достоянием литературы мировой.
Современные чешские литературоведы, видящие в Чапеке-Ходе выдающегося экспериментатора, который творил в пору взлета чешской прозы 1920-х годов и предвосхитил многие открытия, сделанные ею в 1930-е годы, по сути дела вновь назвали писателя классиком чешской литературы. Путь же Чапека-Хода к зарубежному читателю еще только начинается. Залогом того, что жизнь чешского прозаика в мировой литературе будет долгой и светлой, может служить популярность лучших его произведений на родине, где они выдержали трудное испытание временем.
В. Зинченко
КАСПАР ЛЕН-МСТИТЕЛЬ
роман
ПОСВЯЩАЕТСЯ
АЛОНСУ ИРАСЕКУ
Лишь простой неученый люд сохранил еще здоровое тело и здоровую речь. 1
ЧАСТЬ 1
ГЛАВА 1
Отслужив три года, Кашпар Лен возвращался домой.
Домой!.. Дома-то у него не было. Но, выходя из вагона на пражском вокзале, он знал, что пойдет туда, где до солдатчины его принимали как своего, хотя уверенности, что и сейчас его встретят с прежним радушием, у него не было.
А все по своей вине, ведь за годы службы он об этом и думать не думал. У последнего поворота, за которым стоял тот самый, вроде бы его дом, Лена охватили сомнения.
Он поднялся по узкому, крутому проулку, выходящему на Н-скую улицу в самой верхней части Нового Места, и положил на высокую, старинную тумбу свою ношу — небольшой чемоданчик, в котором, бывало, носил на стройку мелкие инструменты. Лен был по профессии штукатуром.
Чемоданчик послужил и солдату.
Сейчас он был набит виноградом, который Лен купил на свои гроши, чтобы привезти гостинец из южного Тироля. Дно видавшего виды чемоданчика за полтора суток езды раскисло, и Кашпар то и дело вытирал липкую жижу, сочащуюся ему на шею из ветхой тары, тысячу раз проклятой владельцем. Лен не сомневался, что вместо винограда — там сплошное месиво.
Виноград вез он домой в подарок. Домой? Это еще как получится. Как еще его там встретят! Хотя, в общем-то, что будет, то и будет.
1 М а у т н е р Фриц — немецкий философ-идеалист, писатель, родившийся в Чехии в 1849 г.
Встретят плохо — пойдет себе с богом дальше, он же им никто, и рассчитывать на них не может.
И все же дорога из Роверето в Прагу вела его именно сюда, на улицу Н-скую. На чужбине он не больно-то и вспоминал о ней, но когда на роверетском вокзале демобилизованным объявили, что в Прагу они прибудут в понедельник около шести вечера, ему подумалось, как хорошо, что он сможет явиться туда засветло.
На вокзале он задержался с дружками, на прощанье они, как положено, выпили. И вот Лен здесь.
Идет наудачу, кто знает, свободна ли у них сейчас койка. Не ждать же им было три года своего постояльца, они, наверное, как только постель освободилась, подыскали квартиранта.
Но уставшего в дороге Лена огорчило бы, если бы ему пришлось где-нибудь еще искать приюта.
Он вскинул чемоданчик на плечо и зашагал вперед.
Если бы Лен не был уверен, что он на месте, то ни за что бы его не узнал. Из газет, которые солдаты покупали в складчину, он, конечно, знал, что и на Н-ской улице сносили, но чтобы столько!
Впрочем, чем больше, тем лучше! Каждому строителю любо видеть стройку.
Три года назад, когда они, двадцативосьмилетние новобранцы, уезжали в Тревизо, все здесь выглядело так, словно фельдфебель скомандовал домам:— «Вольно!» Сегодня против южной стороны в черте строительства еще остались три-четыре старых дома, но ряд выравнен.
Дома стоят по стойке смирно.
А рядом кипит строительство.
Над готовым первым этажом в лучах низкого солнца, глядевшего на улицу и слепившего глаза, лоснились отмытые дождем доски лесов. Висевший на угловой балке веночек с поникшими бумажными лентами был пропитан водой и светился, как серебряный.
Лен остановился прямо напротив украшенной венком стройки, перед ветхим, покосившимся домишкой, державшимся, как говорится, по воле божьей да милости двух соседних домов, которые, как добрые братья, подпирали старика с обеих сторон. Старая Прага! Давно лишенная поддержки, она рассчитывала только на свои силы!
Вот здесь и был «дом» Кашпара, где «как еще все получится? Как еще встретят?».
Хорошо, коли повезет. Хотя раньше, до службы, Лен имел дело только с мастерком, теперь он не отказался бы и кирпичи класть, пошел хоть в подсобники, лишь бы его принял здешний мастер.
«Поди-ка, старый Криштоф тоже тут вкалывает. Стройка-то у него под боком».
С такими мыслями Лен шагнул в темную подворотню с низким нависшим сводом, напоминавшую пещеру. Выходящая туда кособокая лестница, ведущая куда-то наверх, выглядела столь же мрачно.
Подковки солдатских башмаков Лена лязгали по щербатой кладке, и звук их явственно и глухо отдавался во дворике, зажатом четырьмя равными по высоте стенами.
Возле приземистого подгнившего сарайчика Лен свернул к порогу с дверным проемом, но без двери, и стал подниматься по крутой винтовой лестнице без перил.
По старой привычке он шел быстро и уверенно, ведя рукой по стене, заглаженной ладонями нескольких поколений, но, вступив на лестничную площадку, остановился.
Рука его не обнаружила шкафа, который прежде здесь стоял. Он ощупал дверной косяк, выдавленный из стены напором сотни лет, и сразу почуял неладное.
Он постучал в дверь, хотя при других обстоятельствах не стал бы этого делать.
Глухой отзвук подсказал Лену, в чем дело. Действительно, когда он взялся за ручку и дверь отворилась с привычным скрипом, как бывает в неизлечимо сырых помещениях, изнутри на него тускло и красноречиво глянуло единственное окошко жилища, являвшего картину печальной заброшенности.
— Добрый вечер! — бухнул Лен в пустую комнатенку.
Никто ему не ответил, только краткое, недовольное эхо отозвалось в подтверждение тому, что живет оно здесь одно-одинешенько, да насмешливо зашушукалась листва за окном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Слова «чешский Бальзак», впервые сказанные о Чапеке-Ходе знаменитой чешской певицей Э. Дестиновой3, были справедливой оценкой, которая вытекала, однако, из односторонних представлений о литературной классике. В начале XX века классическим продолжало казаться лишь то произведение, автор которого следовал высоким образцам, созданным в прошлом. В этом была доля истины. Освоение традиции — непременное условие, при котором становится возможным рождение классики, но классичность — явление, всегда обращенное в современность и в будущее, к своему народу и человечеству. Классиками становились те писатели, чье творчество способствовало расцвету национальной литературы и стало достоянием литературы мировой.
Современные чешские литературоведы, видящие в Чапеке-Ходе выдающегося экспериментатора, который творил в пору взлета чешской прозы 1920-х годов и предвосхитил многие открытия, сделанные ею в 1930-е годы, по сути дела вновь назвали писателя классиком чешской литературы. Путь же Чапека-Хода к зарубежному читателю еще только начинается. Залогом того, что жизнь чешского прозаика в мировой литературе будет долгой и светлой, может служить популярность лучших его произведений на родине, где они выдержали трудное испытание временем.
В. Зинченко
КАСПАР ЛЕН-МСТИТЕЛЬ
роман
ПОСВЯЩАЕТСЯ
АЛОНСУ ИРАСЕКУ
Лишь простой неученый люд сохранил еще здоровое тело и здоровую речь. 1
ЧАСТЬ 1
ГЛАВА 1
Отслужив три года, Кашпар Лен возвращался домой.
Домой!.. Дома-то у него не было. Но, выходя из вагона на пражском вокзале, он знал, что пойдет туда, где до солдатчины его принимали как своего, хотя уверенности, что и сейчас его встретят с прежним радушием, у него не было.
А все по своей вине, ведь за годы службы он об этом и думать не думал. У последнего поворота, за которым стоял тот самый, вроде бы его дом, Лена охватили сомнения.
Он поднялся по узкому, крутому проулку, выходящему на Н-скую улицу в самой верхней части Нового Места, и положил на высокую, старинную тумбу свою ношу — небольшой чемоданчик, в котором, бывало, носил на стройку мелкие инструменты. Лен был по профессии штукатуром.
Чемоданчик послужил и солдату.
Сейчас он был набит виноградом, который Лен купил на свои гроши, чтобы привезти гостинец из южного Тироля. Дно видавшего виды чемоданчика за полтора суток езды раскисло, и Кашпар то и дело вытирал липкую жижу, сочащуюся ему на шею из ветхой тары, тысячу раз проклятой владельцем. Лен не сомневался, что вместо винограда — там сплошное месиво.
Виноград вез он домой в подарок. Домой? Это еще как получится. Как еще его там встретят! Хотя, в общем-то, что будет, то и будет.
1 М а у т н е р Фриц — немецкий философ-идеалист, писатель, родившийся в Чехии в 1849 г.
Встретят плохо — пойдет себе с богом дальше, он же им никто, и рассчитывать на них не может.
И все же дорога из Роверето в Прагу вела его именно сюда, на улицу Н-скую. На чужбине он не больно-то и вспоминал о ней, но когда на роверетском вокзале демобилизованным объявили, что в Прагу они прибудут в понедельник около шести вечера, ему подумалось, как хорошо, что он сможет явиться туда засветло.
На вокзале он задержался с дружками, на прощанье они, как положено, выпили. И вот Лен здесь.
Идет наудачу, кто знает, свободна ли у них сейчас койка. Не ждать же им было три года своего постояльца, они, наверное, как только постель освободилась, подыскали квартиранта.
Но уставшего в дороге Лена огорчило бы, если бы ему пришлось где-нибудь еще искать приюта.
Он вскинул чемоданчик на плечо и зашагал вперед.
Если бы Лен не был уверен, что он на месте, то ни за что бы его не узнал. Из газет, которые солдаты покупали в складчину, он, конечно, знал, что и на Н-ской улице сносили, но чтобы столько!
Впрочем, чем больше, тем лучше! Каждому строителю любо видеть стройку.
Три года назад, когда они, двадцативосьмилетние новобранцы, уезжали в Тревизо, все здесь выглядело так, словно фельдфебель скомандовал домам:— «Вольно!» Сегодня против южной стороны в черте строительства еще остались три-четыре старых дома, но ряд выравнен.
Дома стоят по стойке смирно.
А рядом кипит строительство.
Над готовым первым этажом в лучах низкого солнца, глядевшего на улицу и слепившего глаза, лоснились отмытые дождем доски лесов. Висевший на угловой балке веночек с поникшими бумажными лентами был пропитан водой и светился, как серебряный.
Лен остановился прямо напротив украшенной венком стройки, перед ветхим, покосившимся домишкой, державшимся, как говорится, по воле божьей да милости двух соседних домов, которые, как добрые братья, подпирали старика с обеих сторон. Старая Прага! Давно лишенная поддержки, она рассчитывала только на свои силы!
Вот здесь и был «дом» Кашпара, где «как еще все получится? Как еще встретят?».
Хорошо, коли повезет. Хотя раньше, до службы, Лен имел дело только с мастерком, теперь он не отказался бы и кирпичи класть, пошел хоть в подсобники, лишь бы его принял здешний мастер.
«Поди-ка, старый Криштоф тоже тут вкалывает. Стройка-то у него под боком».
С такими мыслями Лен шагнул в темную подворотню с низким нависшим сводом, напоминавшую пещеру. Выходящая туда кособокая лестница, ведущая куда-то наверх, выглядела столь же мрачно.
Подковки солдатских башмаков Лена лязгали по щербатой кладке, и звук их явственно и глухо отдавался во дворике, зажатом четырьмя равными по высоте стенами.
Возле приземистого подгнившего сарайчика Лен свернул к порогу с дверным проемом, но без двери, и стал подниматься по крутой винтовой лестнице без перил.
По старой привычке он шел быстро и уверенно, ведя рукой по стене, заглаженной ладонями нескольких поколений, но, вступив на лестничную площадку, остановился.
Рука его не обнаружила шкафа, который прежде здесь стоял. Он ощупал дверной косяк, выдавленный из стены напором сотни лет, и сразу почуял неладное.
Он постучал в дверь, хотя при других обстоятельствах не стал бы этого делать.
Глухой отзвук подсказал Лену, в чем дело. Действительно, когда он взялся за ручку и дверь отворилась с привычным скрипом, как бывает в неизлечимо сырых помещениях, изнутри на него тускло и красноречиво глянуло единственное окошко жилища, являвшего картину печальной заброшенности.
— Добрый вечер! — бухнул Лен в пустую комнатенку.
Никто ему не ответил, только краткое, недовольное эхо отозвалось в подтверждение тому, что живет оно здесь одно-одинешенько, да насмешливо зашушукалась листва за окном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49