но и они, победители, побеждены алчностью. При
их приближении никто не в силах сопротивляться, но и они не в силах соп-
ротивляться честолюбию и жестокости; когда казалось, что они гонят вра-
гов, их самих гнали. (62) Несчастного Александра гнала и посылала в не-
ведомые земли безумная страсть к опустошению. Или, по-твоему, здрав умом
тот, кто начал с разгрома Греции, где сам был воспитан? кто отнял у каж-
дого города то, что там было лучшего, заставив Спарту рабствовать, Афины
- молчать? кто, не довольствуясь поражением многих государств, либо по-
бежденных, либо купленных Филиппом 10, стал опрокидывать другие в других
местах, неся оружье по всему свету? чья жестокость нигде не останови-
лась, уставши, - наподобие диких зверей, загрызающих больше добычи, чем
требует голод? (63) Уже множество царств он слил в одно; уже греки и
персы боятся одного и того же; уже носят ярмо племена, свободные даже от
власти Дария; а он идет дальше океана, дальше солнца, негодует, что
нельзя нести победу по следам Геркулеса и Либера10 еще дальше, он готов
творить насилие над самой природой. Он не то что хочет идти, но не может
стоять, как брошенные в пропасть тяжести, для которых конец паденья - на
дне.
(64) И Гнея Помпея не разум и доблесть убеждали вести войны, междоу-
собные и внешние, а безумная страсть к ложному величию 12. Он шел то на
серторианские войска в Испании, то против пиратов, чтобы установить мир
на морях; (65) но все это были только предлоги продлить свою власть. Что
влекло его в Африку, что на север, что против Митридата, что в Армению и
во все уголки Азии? Конечно, бесконечная жажда подняться еще выше, - хо-
тя только ему одному его величье казалось малым. Что толкало Цезаря к
роковому для него и для республики исходу? Жажда славы и почестей, не
знавшая меры страсть возвышаться над всеми. (66) Он не мог потерпеть над
собою даже одного, хотя государство терпело над собою двоих. По-твоему,
Гай Марий 13, однажды консул (ибо одно консульство он получил, остальные
взял силой), когда разбил кимвров и тевтонов, когда гонялся за Югуртой
по африканским пустыням, разве шел против опасностей по веленью доблес-
ти? Нет, Марий вел войско, а Мария вело честолюбие. (67) Эти люди, нико-
му не дававшие покоя, сами не ведали покоя, будучи подобны смерчам, ко-
торые все захватывают своим вращением, но прежде приведены во вращенье
сами и потому налетают с такою силой, что сами над собою не властны.
Явившись на беду многим, они на себе чувствуют потом ту губительную си-
лу, которой вредят другим. И не думай, будто кто-нибудь стал счастливым
через чужое несчастье.
(68) Нужно распустить эту ткань из примеров, окутывающую нам глаза и
уши, нужно опорожнить сердце, наполненное пагубными речами. Пусть расчи-
щенное место займет добродетель, - она искоренит все поддельное и
прельщающее вопреки истине, она отделит нас от толпы, которой мы слишком
уж верим, и вернет нас к правильным сужденьям. В том и состоит мудрость,
чтобы обратиться к природе и вернуться туда, откуда изгнало нас всеобщее
заблужденье. (69) Большой шаг к исцелению - покинуть подстрекателей бе-
зумья, подальше отойти от людей, которые толпятся, заражая друг друга.
Хочешь убедиться, что это правда, - погляди, как по-разному живут на-
показ народу или для себя. Само по себе одиночество не есть наставник
невинности, и деревня не учит порядочности; но где нет свидетеля и зри-
теля, там утихают пороки, чья награда - указывающие на тебя пальцы и ус-
тавившиеся взгляды. (70) Кто наденет пурпур, если некому его показать?
Кто прикажет подавать на золоте, ужиная в одиночку? Кто, лежа один в те-
ни сельского дерева, расставит всю свою роскошную утварь? Никто не при-
хорашивается напоказ самому себе или немногим и близким людям; нет, все
пышное убранство своих пороков разворачивают, смотря по числу глазеющих.
(71) Это так: поклонник и сообщник - вот кто подстрекает нас на все наши
безумства. Добейся, чтобы мы ничего не выставляли напоказ, - и ты
добьешься, чтобы мы перестали желать. Честолюбие и роскошь и безудерж-
ность хотят подмостков; ты вылечишь их, если спрячешь".
(72) Потому-то, если мы живем среди городского шума, пусть будет при
нас наставник, который, наперекор хвалителям огромных имуществ, хвалит
богатого при малом достатке, измеряющего изобилье потребностью. Напере-
кор превозносящим милость и власть сильных, пусть зовет почет ным досуг,
отданный наукам, и душу, от внешних возвратившуюся к своим благам. (73)
Пусть покажет, как блаженствующие на взгляд черни дрожат и цепенеют на
этой достойной зависти высоте и держатся о себе совсем иного мнения, чем
другие. Ведь то, что прочим кажется высотою, для них есть обрыв. Вот у
них и спирает дыханье и начинается дрожь, когда они заглянут в бездну
собственного величия. Они думают обо всяческих превратностях, делающих
вершину столь скользкой, (74) они страшатся желанного прежде, и счастье,
через которое они стали в тягость всем, еще тягостнее гнетет их самих.
Тогда они хвалят отрадный и независимый досуг, ненавидят блеск, ищут пу-
тей бегства от своего величия, покуда оно не рухнуло. Тут-то ты и уви-
дишь философов от страха, и безумную судьбу, дающую здравые советы. Ибо,
словно благополучие и благомыслие несовместимы, мы правильно судим в бе-
де, а удача уносит верные сужденья Будь здоров.
Письмо XCV
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Ты требуешь от меня немедленно расквитаться с тобою и написать о
том, что я счел нужным отложить и потом растолковать в свой срок: спо-
собна ли та часть философии, которую греки называют napaivetixif), а мы
- назидательной, одна лишь дать совершенную мудрость. - Я знаю, ты не
обидишься, даже если я нарушу обещанье. Но я его исполню в подтвержденье
пословицы: "Впредь не проси того, чего получить не хочешь". (2) Ведь мы
иногда прямо-таки набиваемся на то, от чего отказались бы, будь оно нам
предложено. Легкомыслие ли это или угодничество. наказывать его надо
скорым согласием на просьбу. Мы слишком часто хотим показать, будто же-
лаем того, чего не желаем. Некто приносит для публичного чтения длинней-
шую "Историю", написанную мелко-мелко и плотно скатанную, и, прочитав
большую часть, объявляет: "Если хотите, я остановлюсь". Все кричат: "Чи-
тай, читай!" - а сами только того и хотят, чтобы чтец умолк. Мы часто
про себя желаем одного, вслух - Другого, и даже богам не говорим правды;
но боги либо нас не слушают, либо жалеют. (3) А я отомщу без малейшего
милосердия и заставлю тебя читать нескончаемое письмо; и когда ты будешь
это делать без всякой охоты, говори:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
их приближении никто не в силах сопротивляться, но и они не в силах соп-
ротивляться честолюбию и жестокости; когда казалось, что они гонят вра-
гов, их самих гнали. (62) Несчастного Александра гнала и посылала в не-
ведомые земли безумная страсть к опустошению. Или, по-твоему, здрав умом
тот, кто начал с разгрома Греции, где сам был воспитан? кто отнял у каж-
дого города то, что там было лучшего, заставив Спарту рабствовать, Афины
- молчать? кто, не довольствуясь поражением многих государств, либо по-
бежденных, либо купленных Филиппом 10, стал опрокидывать другие в других
местах, неся оружье по всему свету? чья жестокость нигде не останови-
лась, уставши, - наподобие диких зверей, загрызающих больше добычи, чем
требует голод? (63) Уже множество царств он слил в одно; уже греки и
персы боятся одного и того же; уже носят ярмо племена, свободные даже от
власти Дария; а он идет дальше океана, дальше солнца, негодует, что
нельзя нести победу по следам Геркулеса и Либера10 еще дальше, он готов
творить насилие над самой природой. Он не то что хочет идти, но не может
стоять, как брошенные в пропасть тяжести, для которых конец паденья - на
дне.
(64) И Гнея Помпея не разум и доблесть убеждали вести войны, междоу-
собные и внешние, а безумная страсть к ложному величию 12. Он шел то на
серторианские войска в Испании, то против пиратов, чтобы установить мир
на морях; (65) но все это были только предлоги продлить свою власть. Что
влекло его в Африку, что на север, что против Митридата, что в Армению и
во все уголки Азии? Конечно, бесконечная жажда подняться еще выше, - хо-
тя только ему одному его величье казалось малым. Что толкало Цезаря к
роковому для него и для республики исходу? Жажда славы и почестей, не
знавшая меры страсть возвышаться над всеми. (66) Он не мог потерпеть над
собою даже одного, хотя государство терпело над собою двоих. По-твоему,
Гай Марий 13, однажды консул (ибо одно консульство он получил, остальные
взял силой), когда разбил кимвров и тевтонов, когда гонялся за Югуртой
по африканским пустыням, разве шел против опасностей по веленью доблес-
ти? Нет, Марий вел войско, а Мария вело честолюбие. (67) Эти люди, нико-
му не дававшие покоя, сами не ведали покоя, будучи подобны смерчам, ко-
торые все захватывают своим вращением, но прежде приведены во вращенье
сами и потому налетают с такою силой, что сами над собою не властны.
Явившись на беду многим, они на себе чувствуют потом ту губительную си-
лу, которой вредят другим. И не думай, будто кто-нибудь стал счастливым
через чужое несчастье.
(68) Нужно распустить эту ткань из примеров, окутывающую нам глаза и
уши, нужно опорожнить сердце, наполненное пагубными речами. Пусть расчи-
щенное место займет добродетель, - она искоренит все поддельное и
прельщающее вопреки истине, она отделит нас от толпы, которой мы слишком
уж верим, и вернет нас к правильным сужденьям. В том и состоит мудрость,
чтобы обратиться к природе и вернуться туда, откуда изгнало нас всеобщее
заблужденье. (69) Большой шаг к исцелению - покинуть подстрекателей бе-
зумья, подальше отойти от людей, которые толпятся, заражая друг друга.
Хочешь убедиться, что это правда, - погляди, как по-разному живут на-
показ народу или для себя. Само по себе одиночество не есть наставник
невинности, и деревня не учит порядочности; но где нет свидетеля и зри-
теля, там утихают пороки, чья награда - указывающие на тебя пальцы и ус-
тавившиеся взгляды. (70) Кто наденет пурпур, если некому его показать?
Кто прикажет подавать на золоте, ужиная в одиночку? Кто, лежа один в те-
ни сельского дерева, расставит всю свою роскошную утварь? Никто не при-
хорашивается напоказ самому себе или немногим и близким людям; нет, все
пышное убранство своих пороков разворачивают, смотря по числу глазеющих.
(71) Это так: поклонник и сообщник - вот кто подстрекает нас на все наши
безумства. Добейся, чтобы мы ничего не выставляли напоказ, - и ты
добьешься, чтобы мы перестали желать. Честолюбие и роскошь и безудерж-
ность хотят подмостков; ты вылечишь их, если спрячешь".
(72) Потому-то, если мы живем среди городского шума, пусть будет при
нас наставник, который, наперекор хвалителям огромных имуществ, хвалит
богатого при малом достатке, измеряющего изобилье потребностью. Напере-
кор превозносящим милость и власть сильных, пусть зовет почет ным досуг,
отданный наукам, и душу, от внешних возвратившуюся к своим благам. (73)
Пусть покажет, как блаженствующие на взгляд черни дрожат и цепенеют на
этой достойной зависти высоте и держатся о себе совсем иного мнения, чем
другие. Ведь то, что прочим кажется высотою, для них есть обрыв. Вот у
них и спирает дыханье и начинается дрожь, когда они заглянут в бездну
собственного величия. Они думают обо всяческих превратностях, делающих
вершину столь скользкой, (74) они страшатся желанного прежде, и счастье,
через которое они стали в тягость всем, еще тягостнее гнетет их самих.
Тогда они хвалят отрадный и независимый досуг, ненавидят блеск, ищут пу-
тей бегства от своего величия, покуда оно не рухнуло. Тут-то ты и уви-
дишь философов от страха, и безумную судьбу, дающую здравые советы. Ибо,
словно благополучие и благомыслие несовместимы, мы правильно судим в бе-
де, а удача уносит верные сужденья Будь здоров.
Письмо XCV
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Ты требуешь от меня немедленно расквитаться с тобою и написать о
том, что я счел нужным отложить и потом растолковать в свой срок: спо-
собна ли та часть философии, которую греки называют napaivetixif), а мы
- назидательной, одна лишь дать совершенную мудрость. - Я знаю, ты не
обидишься, даже если я нарушу обещанье. Но я его исполню в подтвержденье
пословицы: "Впредь не проси того, чего получить не хочешь". (2) Ведь мы
иногда прямо-таки набиваемся на то, от чего отказались бы, будь оно нам
предложено. Легкомыслие ли это или угодничество. наказывать его надо
скорым согласием на просьбу. Мы слишком часто хотим показать, будто же-
лаем того, чего не желаем. Некто приносит для публичного чтения длинней-
шую "Историю", написанную мелко-мелко и плотно скатанную, и, прочитав
большую часть, объявляет: "Если хотите, я остановлюсь". Все кричат: "Чи-
тай, читай!" - а сами только того и хотят, чтобы чтец умолк. Мы часто
про себя желаем одного, вслух - Другого, и даже богам не говорим правды;
но боги либо нас не слушают, либо жалеют. (3) А я отомщу без малейшего
милосердия и заставлю тебя читать нескончаемое письмо; и когда ты будешь
это делать без всякой охоты, говори:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166