Да и что эта девчонка умеет делать? Она же не знает никакого ремесла.
Глаза Тиссы наполнились горестными слезами.
– Марк! Она вышивает не хуже меня. А убираться по дому умеет любая женщина.
Центурион недоуменно пожал плечами. Отыскал взглядом продавца. Здоровенный, пузатый киликиец жевал песочные печенья на медовом сахаре.
– Сколько просишь за ту дохлятину?! – брюзгливо поинтересовался препозит у киликийца. Торговец заткнул плеть за пояс, стряхнул с подбородка крошки. Брови его сошлись в один рыхлый бугор. Он соображал.
– Она вовсе не дохлятина, как вы изволили выразиться, доблестный. Я перекупил ее у солдат цезаря Траяна Августа, да будут милостивы к нему боги, на левом берегу Данувия. Она свежа и нетронута. Центурион, сторговавший мне девочку, клялся водой Стикса.
Тициан резким жестом оборвал хвалебную тираду продавца.
– Слава богам, я не первый год таскаю меч на поясе. И прекрасно знаю, каких девственниц сплавляют маркитантам мои легионеры. При этом они поклянутся и костями родного папаши! Короче. Может, ты хочешь, чтобы я попросил любую бабу на рынке проверить невинность твоей чудо-рабыни? Если брать девку на вес – она не потянет и двадцати денариев. Если по пригодности к работе, то не вытянет и на десяток.
Киликиец, насупившись, выслушивал резонные замечания маститого, несмотря на молодость, покупателя. Тисса тоже с напряжением вслушивалась в диалог. Рабыня, понимая, что речь идет о ней, присела на помосте и с надеждой обхватила свои выбеленные известью голени.
– Сколько же ты предложишь?
– Чтобы не обидеть себя, дал бы двадцать. Но когда думаю о трудностях, с которыми ты волок ее от Дакии до Паннонии, считаю, надо дать двадцать пять.
– Торгуйся с ларами ее покойных предков! За такую цену продают облезлых шавок!
– Тридцать!
– Послушай, центурион. Зачем тебе такая замухрышка? Посмотри вон на ту рыжую или вот на эту светленькую. Возьми бечевку, измерь ее бедра, хочешь, поцелуй для пробы. Они зажгут негасимый пожар в твоей постели!
– Я сказал и повторяю последний раз – тридцать.
– Ну если так, – работорговец вытащил плеть, – то сорок – и ни денарием меньше.
Тисса подала девочке руку, и та, колеблясь, тихонько скользнула вниз. Пока Барбий Тициан составлял продажные документы, они заговорили между собой по-дакийски.
– Ранта, ничего не говори. Я такая же рабыня, как и ты. Расскажи мне о себе. И не плачь. Не плачь! Наш господин – хороший человек. Он не такой, как остальные.
Младшая дочь Дазия грязной исхудавшей рукой вытирала слезы, бегущие по щекам.
– Мама осталась в Сармизагетузе вместе с папой. А я и Тереса успели убежать из города. Нас было человек двадцать. Никто не знал, куда идти. Пошли в сторону Ампела. Мы надеялись по дороге встретить кого-нибудь из наших. Из даков. Но утром следующего дня нас догнали чернокожие всадники. Связали, а ночью в сарае надругались, – девочка зарыдала сильнее. – Потом всех распродали в разные места. А меня купил вот он. – Ранта указала на киликийца, с довольным видом укладывавшего ауреи в мошну.
– Не плачь! Теперь все позади.
– Я только и надеюсь: может, где встречу папу или маму.
Тисса прикусила губу. Несчастная ничего не знает. Нет. Сейчас не стоит говорить ей о том, что ее отец и мать выпили яд из общего котла на площади. Позже. Много позже. Когда все забудется. Хотя, можно ли забыть прошедшее?
– Да, маленькая. Они обязательно найдутся.
Барбий Тициан приблизился с купчей. Весело подмигнул.
– Уже болтаете. Поглядим, Тисса, какую рабыню ты приискала моей матери. На мой взгляд, она отправится на поля Элиси не сегодня-завтра.
Дочь Децебала холодно посмотрела на бестактного центуриона. Под ее взглядом он осекся.
– Что ты, любимая? Я же пошутил. Всего-навсего пошутил.
– Марк! Ее нужно одеть и накормить.
– Это мы мигом, – Барбий Тициан покорно склонил голову и поцеловал кончики пальцев возлюбленной. Он готов был потратить все полученные деньги. Такую власть стала забирать над ним девушка с изящным, но решительным подбородком. О, если бы он знал, от кого она его унаследовала!
Препозит ласково улыбнулся измученной девочке.
– Так куда же сначала?
– Сначала к тканям.
... Телеги мерно поскрипывали. Низенькие лохматые паннонские лошади потряхивали на ходу гривами, отгоняя назойливую мошку. На передней ехал сам Тициан, Тисса и молоденькая рабыня. Здесь же лежали покупки для дома и подарки матери. Поверх всех тюков и рогожных пакетов был привязан инкрустированный цветным мрамором и малахитом деревянный столик с комплектом стульев. От дождя мебель прикрывала прочная дешевая ткань. На второй, свесив ноги по разные стороны, тряслись центурион Пудент и его приятели – декурион с контуберналом. Повозка бравых вояк осела под тяжестью амфор с вином. Початой и запечатанных. Громоздились корзины с провизией и припасами. Короткие копья и прочные расписные щиты хищно гремели за целую милю.
Мебельщик Прант оказался действительно необычайно полезным человеком. Он быстро помог раздобыть необходимый транспорт. Друзья его из коллегии мусорщиков предоставили в распоряжение Тициана две чистые новые телеги. Плата была почти символической. Центурион в ответ тонко польстил столяру. Купил столик и стулья из мастерской Пранта, заявив при этом, что всегда ценил подлинно красивые вещи. Мебель и вправду стоила похвалы. Хозяин едва не стонал от восхищения и удовольствия. Они с препозитом расстались искренними приятелями.
– Да сохранят тебя боги, мой друг. Если будешь еще в Сискии, заходи. Дом Пранта всегда открыт для тебя, – такими словами напутствовал трибуна умелец.
Охрана имущества в дороге тоже не стала большой проблемой. Новые товарищи Марка Барбия не заставили себя долго упрашивать.
– Тициан, мы проводим тебя со всеми потрохами, даже через дебри германских лесов до самого Свевского моря. Не то, что в пат в сотне миль от Сиския. Но одно условие: ты запасешься самым лучшим вином, какое только найдешь у портовых жуликов-греков!
Легионеры сдержали данное слово и не посрамили высокого звания ветеранов. На тридцать шестом милевом столбе от Сиския на маленький обоз напала шайка латрункулов. Одиннадцать бандитов ринулись к лошадям с парализующим волю свистом. Придорожные кипарисы стали свидетелями знаменательной схватки. Будь на месте Тициана, Пудента и контубернала с декурионом простые поселяне или незадачливые купцы, то в исходе дела сомневаться бы не пришлось. Но разбойники не ожидали напороться на солдат-ветеранов. Профессионалов высокого класса. Первых же четверых нападающих как корова языком слизала. Дротики, брошенные тренированными за годы службы руками, без промаха пронзили тела.
– А ну подходи, рвань латрункулярная!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Глаза Тиссы наполнились горестными слезами.
– Марк! Она вышивает не хуже меня. А убираться по дому умеет любая женщина.
Центурион недоуменно пожал плечами. Отыскал взглядом продавца. Здоровенный, пузатый киликиец жевал песочные печенья на медовом сахаре.
– Сколько просишь за ту дохлятину?! – брюзгливо поинтересовался препозит у киликийца. Торговец заткнул плеть за пояс, стряхнул с подбородка крошки. Брови его сошлись в один рыхлый бугор. Он соображал.
– Она вовсе не дохлятина, как вы изволили выразиться, доблестный. Я перекупил ее у солдат цезаря Траяна Августа, да будут милостивы к нему боги, на левом берегу Данувия. Она свежа и нетронута. Центурион, сторговавший мне девочку, клялся водой Стикса.
Тициан резким жестом оборвал хвалебную тираду продавца.
– Слава богам, я не первый год таскаю меч на поясе. И прекрасно знаю, каких девственниц сплавляют маркитантам мои легионеры. При этом они поклянутся и костями родного папаши! Короче. Может, ты хочешь, чтобы я попросил любую бабу на рынке проверить невинность твоей чудо-рабыни? Если брать девку на вес – она не потянет и двадцати денариев. Если по пригодности к работе, то не вытянет и на десяток.
Киликиец, насупившись, выслушивал резонные замечания маститого, несмотря на молодость, покупателя. Тисса тоже с напряжением вслушивалась в диалог. Рабыня, понимая, что речь идет о ней, присела на помосте и с надеждой обхватила свои выбеленные известью голени.
– Сколько же ты предложишь?
– Чтобы не обидеть себя, дал бы двадцать. Но когда думаю о трудностях, с которыми ты волок ее от Дакии до Паннонии, считаю, надо дать двадцать пять.
– Торгуйся с ларами ее покойных предков! За такую цену продают облезлых шавок!
– Тридцать!
– Послушай, центурион. Зачем тебе такая замухрышка? Посмотри вон на ту рыжую или вот на эту светленькую. Возьми бечевку, измерь ее бедра, хочешь, поцелуй для пробы. Они зажгут негасимый пожар в твоей постели!
– Я сказал и повторяю последний раз – тридцать.
– Ну если так, – работорговец вытащил плеть, – то сорок – и ни денарием меньше.
Тисса подала девочке руку, и та, колеблясь, тихонько скользнула вниз. Пока Барбий Тициан составлял продажные документы, они заговорили между собой по-дакийски.
– Ранта, ничего не говори. Я такая же рабыня, как и ты. Расскажи мне о себе. И не плачь. Не плачь! Наш господин – хороший человек. Он не такой, как остальные.
Младшая дочь Дазия грязной исхудавшей рукой вытирала слезы, бегущие по щекам.
– Мама осталась в Сармизагетузе вместе с папой. А я и Тереса успели убежать из города. Нас было человек двадцать. Никто не знал, куда идти. Пошли в сторону Ампела. Мы надеялись по дороге встретить кого-нибудь из наших. Из даков. Но утром следующего дня нас догнали чернокожие всадники. Связали, а ночью в сарае надругались, – девочка зарыдала сильнее. – Потом всех распродали в разные места. А меня купил вот он. – Ранта указала на киликийца, с довольным видом укладывавшего ауреи в мошну.
– Не плачь! Теперь все позади.
– Я только и надеюсь: может, где встречу папу или маму.
Тисса прикусила губу. Несчастная ничего не знает. Нет. Сейчас не стоит говорить ей о том, что ее отец и мать выпили яд из общего котла на площади. Позже. Много позже. Когда все забудется. Хотя, можно ли забыть прошедшее?
– Да, маленькая. Они обязательно найдутся.
Барбий Тициан приблизился с купчей. Весело подмигнул.
– Уже болтаете. Поглядим, Тисса, какую рабыню ты приискала моей матери. На мой взгляд, она отправится на поля Элиси не сегодня-завтра.
Дочь Децебала холодно посмотрела на бестактного центуриона. Под ее взглядом он осекся.
– Что ты, любимая? Я же пошутил. Всего-навсего пошутил.
– Марк! Ее нужно одеть и накормить.
– Это мы мигом, – Барбий Тициан покорно склонил голову и поцеловал кончики пальцев возлюбленной. Он готов был потратить все полученные деньги. Такую власть стала забирать над ним девушка с изящным, но решительным подбородком. О, если бы он знал, от кого она его унаследовала!
Препозит ласково улыбнулся измученной девочке.
– Так куда же сначала?
– Сначала к тканям.
... Телеги мерно поскрипывали. Низенькие лохматые паннонские лошади потряхивали на ходу гривами, отгоняя назойливую мошку. На передней ехал сам Тициан, Тисса и молоденькая рабыня. Здесь же лежали покупки для дома и подарки матери. Поверх всех тюков и рогожных пакетов был привязан инкрустированный цветным мрамором и малахитом деревянный столик с комплектом стульев. От дождя мебель прикрывала прочная дешевая ткань. На второй, свесив ноги по разные стороны, тряслись центурион Пудент и его приятели – декурион с контуберналом. Повозка бравых вояк осела под тяжестью амфор с вином. Початой и запечатанных. Громоздились корзины с провизией и припасами. Короткие копья и прочные расписные щиты хищно гремели за целую милю.
Мебельщик Прант оказался действительно необычайно полезным человеком. Он быстро помог раздобыть необходимый транспорт. Друзья его из коллегии мусорщиков предоставили в распоряжение Тициана две чистые новые телеги. Плата была почти символической. Центурион в ответ тонко польстил столяру. Купил столик и стулья из мастерской Пранта, заявив при этом, что всегда ценил подлинно красивые вещи. Мебель и вправду стоила похвалы. Хозяин едва не стонал от восхищения и удовольствия. Они с препозитом расстались искренними приятелями.
– Да сохранят тебя боги, мой друг. Если будешь еще в Сискии, заходи. Дом Пранта всегда открыт для тебя, – такими словами напутствовал трибуна умелец.
Охрана имущества в дороге тоже не стала большой проблемой. Новые товарищи Марка Барбия не заставили себя долго упрашивать.
– Тициан, мы проводим тебя со всеми потрохами, даже через дебри германских лесов до самого Свевского моря. Не то, что в пат в сотне миль от Сиския. Но одно условие: ты запасешься самым лучшим вином, какое только найдешь у портовых жуликов-греков!
Легионеры сдержали данное слово и не посрамили высокого звания ветеранов. На тридцать шестом милевом столбе от Сиския на маленький обоз напала шайка латрункулов. Одиннадцать бандитов ринулись к лошадям с парализующим волю свистом. Придорожные кипарисы стали свидетелями знаменательной схватки. Будь на месте Тициана, Пудента и контубернала с декурионом простые поселяне или незадачливые купцы, то в исходе дела сомневаться бы не пришлось. Но разбойники не ожидали напороться на солдат-ветеранов. Профессионалов высокого класса. Первых же четверых нападающих как корова языком слизала. Дротики, брошенные тренированными за годы службы руками, без промаха пронзили тела.
– А ну подходи, рвань латрункулярная!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137