Дунул в ладонь, отгоняя подальше нечисть, и запустил руку внутрь.
– Четырнадцатый!!! – не веря самому себе, заорал иммун.
Воистину, ради того, чтобы вытащить номер с лучшим наделом, можно было позволить себе десяток зуботычин. Торжественной колонной потянулись к жребию легионеры.
Под конец дела поспел сын Меммия. Маленькая, замшелая с одного бока амфора пошла по рукам. Солдаты разглядывали замазанное смолой горлышко. Читали выдавленную дату закупорки. Одиннадцать лет выдержки.
– И где ты умудрился достать, Милан?
Иммун, счастливо щурясь, похлопывал глиняные бока емкости.
– Хо-хо! Спросите о чем-нибудь полегче.
Он привычными движениями отбил замазку и сильными зубами вытащил деревянную затычку.
– Минуций! Друг! Прости старого товарища за сегодняшний подарок, тебе начинать!
Квадрат насупился, потом не без тайной гордости принял амфору и покрутил головой «Ну и шельма же ты, Меммий! Но видят боги, нет у меня приятеля ближе!», приложил ко рту и сделал несколько больших глотков. На лице его появилось выражение величайшего удовольствия.
– Нектар! Десны слипаются – такое густое.
Квадрат перемигнулся с буяном и дипломатическим жестом протянул сосуд старшему преторианцу.
– Аникет! Забудем обиды. Нам жить вместе. Юпитер и Конс – тому свидетели. Ио!
– Да я ничего!.. – преторианец несколько виновато потупился и весьма лихо присосался к сосуду.
– Э-э!!! Хватит! – загомонили вокруг. – Дальнейшее примирение проведете без нас! Нашли повод!
Амфора пошла по кругу. Не отказались ни жрецы, ни землемер. От драки не осталось и воспоминаний. Прошедшие сотни поединков и битв солдаты весело смеялись, показывая один другому синяки и ушибы.
– Меммий без склоки не может.
– Эй, сосед! Пей и не думай ни о чем!
– Фортунат! Не горюй! Отойдет, как только начнешь пахать!
– Не знаю, как вы, но я думаю, такому склочнику, как Меммий, самый раз быть эдилом пага!
– Верно!
– Ребята! Клянусь Беллоной! А ведь кончилась наша служба! Все!
Меммий пьяно зарыдал. Легионеры переглянулись. Вокруг куда ни кинь взор расстилались дакийские горы. Кое-где на склонах начала пробиваться молодая трава. Пахло пробуждающейся землей. Римляне неожиданно засмотрелись на местность, где им суждено жить. Седые, иссеченные шрамами мужи. Ушла их молодость. Другим теперь пропоет боевая труба команду «Поход!». Иные центурионы скомандуют молодым гастатам. На щеках ветеранов появились слезы.
– Будем жить! – вытирая глаза, громко сказал декурион Септимий.
– А-а! – закричал Меммий и запел:
Прячьте, мамы дочерей!
Мы ведем к вам лысого развратника.
Взявшись за плечи, они спускались вниз по склону и подтягивали запевале слаженным хором. Вечные солдаты вечных легионов. А сзади нестройной гурьбой шли их разноплеменные жены и дети.
Изо всех сил налегая на рукояти плуга, Меммий пахал свое поле. Коренастый раб из даков-сальдензиев держал волов под дышлом и уверенно вел борозду. Второй на краю участка готовил зерна ячменя. Развязав мешок, наполнял легкие переносные короба. Крепкий загорелый мальчишка, сын ветерана, умело мешал кормовую сечку для волов. Прямо посреди межи топорщилось воткнутое копье иммуна. На всякий случай. Даки не обращали на оружие никакого внимания. Здесь не было рабов и господина. Поле уравняло мужчин. Мягкая, жирная земля властно требовала заботы. Милостивая и капризная, как женщина. Босые ноги продавливали взлохмаченные валы почвы. Покачивая длинными рогами, быки размеренно влекли плуг. Глубокая борозда уходила вверх по склону. В будущее.
5
Регебал с интересом наблюдал, как скульпторы снимали дощечки формы. Отточенное жало долота поскрипывало между досками. Нажим. Поворот. Планки и холст разошлись в разные стороны. Матово залоснился алебастр. Небольшая фигурная капитель ионического стиля лежала перед зодчими на деревянной подставке. Грек, скульптор, удовлетворенно хмыкнул.
– Первая и без раковин. Дом будет удачным. Харикл, освобождайте все остальные! Прошу господина поближе! Если фасад из ионических колонн придется не по нраву блистательному Регебалу, то внутренние опоры перистиля мы можем сделать коринфскими. Это обойдется на сотню денариев дороже.
Вельможа, старательно обходя кучи толченого алебастра и извести, прошел к настилу с сохнувшими заливками. Согласно распоряжению императора Траяна Августа все дакийские союзники римлян получили право строительства домов в столице провинции Дакии Колонии Ульпия Траяна. Старейшины и вожди доставали припрятанное золото, нанимали римских и греческих архитекторов и, гордые оказанной милостью, возводили себе здания по римскому типу. Постройки нуворишей-даков отличались подчас большей латинизацией, чем строгие дома коренных римлян и италиков.
Регебал превзошел всех. На одну только закладку своего жилого комплекса бывший родич царя истратил три тысячи золотых драхм. Еще не были готовы атрий и таблины, а он, подражая римским нобилям, посадил на цепь у входных ворот раба-привратника из пленных роксоланов. Молодой юноша с перебитыми в кавалерийской схватке ногами хмуро открывал и закрывал окованную бронзовыми полосами калитку.
Ежевечерне Дакиск (он устраивался в Тибуске, поближе к родовым гнездам), Регебал и несколько вождей-даков надевали галльские туники, зашнуровывали высокие римские сапоги, набрасывали расшитые плащи и являлись в бывший дворец Децебала, превращенный Траяном в ставку, засвидетельствовать искреннее почтение цезарю. От римлян их отличали разве что массивные золотые и серебряные бляхи священных символов Замолксиса на груди.
– Пришла пора подумать о наших душах, – неоднократно поговаривал последнее время Дакиск. – Юпитер «петухов» оказался сильнее Замолксиса и Богини Утренней Зари. На поля Кабиров нам путь заказан, Регебал. Так, может, попробуем устроиться на полях Элисия?
Вельможа уклончиво отнекивался.
– Мне не по душе скитаться бесплотной тенью по сырым лугам за речушкой с ледяной водой. В конце концов никто не мешает нам приносить жертвы и Замолксису, и Кабирам, и Юпитеру.
Роскошный храм Юпитера Всеблагого Величайшего, стены и колонны которого были видны с любого места Колонии Ульпия Траяна, болезненно привлекал расчетливые взоры переметчиков. Каменщики уже положили опорные балки крыши. Освящение жилища бога приближалось с каждым днем. Из Рима прибыла группа жрецов для участия в церемонии. Регебал с Дакиском передали через доверенных людей по пятьсот драхм каждому священнослужителю-римлянину.
– А чем отличается коринфская капитель от ионической? – хозяин слегка пристукнул носком римской каллиги резные ярусы болванки. Архитектор распрямился.
– Ионическая скромнее и толще. Коринфская же покрывается по кругу изображениями виноградных и лавровых листьев, различных плодов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
– Четырнадцатый!!! – не веря самому себе, заорал иммун.
Воистину, ради того, чтобы вытащить номер с лучшим наделом, можно было позволить себе десяток зуботычин. Торжественной колонной потянулись к жребию легионеры.
Под конец дела поспел сын Меммия. Маленькая, замшелая с одного бока амфора пошла по рукам. Солдаты разглядывали замазанное смолой горлышко. Читали выдавленную дату закупорки. Одиннадцать лет выдержки.
– И где ты умудрился достать, Милан?
Иммун, счастливо щурясь, похлопывал глиняные бока емкости.
– Хо-хо! Спросите о чем-нибудь полегче.
Он привычными движениями отбил замазку и сильными зубами вытащил деревянную затычку.
– Минуций! Друг! Прости старого товарища за сегодняшний подарок, тебе начинать!
Квадрат насупился, потом не без тайной гордости принял амфору и покрутил головой «Ну и шельма же ты, Меммий! Но видят боги, нет у меня приятеля ближе!», приложил ко рту и сделал несколько больших глотков. На лице его появилось выражение величайшего удовольствия.
– Нектар! Десны слипаются – такое густое.
Квадрат перемигнулся с буяном и дипломатическим жестом протянул сосуд старшему преторианцу.
– Аникет! Забудем обиды. Нам жить вместе. Юпитер и Конс – тому свидетели. Ио!
– Да я ничего!.. – преторианец несколько виновато потупился и весьма лихо присосался к сосуду.
– Э-э!!! Хватит! – загомонили вокруг. – Дальнейшее примирение проведете без нас! Нашли повод!
Амфора пошла по кругу. Не отказались ни жрецы, ни землемер. От драки не осталось и воспоминаний. Прошедшие сотни поединков и битв солдаты весело смеялись, показывая один другому синяки и ушибы.
– Меммий без склоки не может.
– Эй, сосед! Пей и не думай ни о чем!
– Фортунат! Не горюй! Отойдет, как только начнешь пахать!
– Не знаю, как вы, но я думаю, такому склочнику, как Меммий, самый раз быть эдилом пага!
– Верно!
– Ребята! Клянусь Беллоной! А ведь кончилась наша служба! Все!
Меммий пьяно зарыдал. Легионеры переглянулись. Вокруг куда ни кинь взор расстилались дакийские горы. Кое-где на склонах начала пробиваться молодая трава. Пахло пробуждающейся землей. Римляне неожиданно засмотрелись на местность, где им суждено жить. Седые, иссеченные шрамами мужи. Ушла их молодость. Другим теперь пропоет боевая труба команду «Поход!». Иные центурионы скомандуют молодым гастатам. На щеках ветеранов появились слезы.
– Будем жить! – вытирая глаза, громко сказал декурион Септимий.
– А-а! – закричал Меммий и запел:
Прячьте, мамы дочерей!
Мы ведем к вам лысого развратника.
Взявшись за плечи, они спускались вниз по склону и подтягивали запевале слаженным хором. Вечные солдаты вечных легионов. А сзади нестройной гурьбой шли их разноплеменные жены и дети.
Изо всех сил налегая на рукояти плуга, Меммий пахал свое поле. Коренастый раб из даков-сальдензиев держал волов под дышлом и уверенно вел борозду. Второй на краю участка готовил зерна ячменя. Развязав мешок, наполнял легкие переносные короба. Крепкий загорелый мальчишка, сын ветерана, умело мешал кормовую сечку для волов. Прямо посреди межи топорщилось воткнутое копье иммуна. На всякий случай. Даки не обращали на оружие никакого внимания. Здесь не было рабов и господина. Поле уравняло мужчин. Мягкая, жирная земля властно требовала заботы. Милостивая и капризная, как женщина. Босые ноги продавливали взлохмаченные валы почвы. Покачивая длинными рогами, быки размеренно влекли плуг. Глубокая борозда уходила вверх по склону. В будущее.
5
Регебал с интересом наблюдал, как скульпторы снимали дощечки формы. Отточенное жало долота поскрипывало между досками. Нажим. Поворот. Планки и холст разошлись в разные стороны. Матово залоснился алебастр. Небольшая фигурная капитель ионического стиля лежала перед зодчими на деревянной подставке. Грек, скульптор, удовлетворенно хмыкнул.
– Первая и без раковин. Дом будет удачным. Харикл, освобождайте все остальные! Прошу господина поближе! Если фасад из ионических колонн придется не по нраву блистательному Регебалу, то внутренние опоры перистиля мы можем сделать коринфскими. Это обойдется на сотню денариев дороже.
Вельможа, старательно обходя кучи толченого алебастра и извести, прошел к настилу с сохнувшими заливками. Согласно распоряжению императора Траяна Августа все дакийские союзники римлян получили право строительства домов в столице провинции Дакии Колонии Ульпия Траяна. Старейшины и вожди доставали припрятанное золото, нанимали римских и греческих архитекторов и, гордые оказанной милостью, возводили себе здания по римскому типу. Постройки нуворишей-даков отличались подчас большей латинизацией, чем строгие дома коренных римлян и италиков.
Регебал превзошел всех. На одну только закладку своего жилого комплекса бывший родич царя истратил три тысячи золотых драхм. Еще не были готовы атрий и таблины, а он, подражая римским нобилям, посадил на цепь у входных ворот раба-привратника из пленных роксоланов. Молодой юноша с перебитыми в кавалерийской схватке ногами хмуро открывал и закрывал окованную бронзовыми полосами калитку.
Ежевечерне Дакиск (он устраивался в Тибуске, поближе к родовым гнездам), Регебал и несколько вождей-даков надевали галльские туники, зашнуровывали высокие римские сапоги, набрасывали расшитые плащи и являлись в бывший дворец Децебала, превращенный Траяном в ставку, засвидетельствовать искреннее почтение цезарю. От римлян их отличали разве что массивные золотые и серебряные бляхи священных символов Замолксиса на груди.
– Пришла пора подумать о наших душах, – неоднократно поговаривал последнее время Дакиск. – Юпитер «петухов» оказался сильнее Замолксиса и Богини Утренней Зари. На поля Кабиров нам путь заказан, Регебал. Так, может, попробуем устроиться на полях Элисия?
Вельможа уклончиво отнекивался.
– Мне не по душе скитаться бесплотной тенью по сырым лугам за речушкой с ледяной водой. В конце концов никто не мешает нам приносить жертвы и Замолксису, и Кабирам, и Юпитеру.
Роскошный храм Юпитера Всеблагого Величайшего, стены и колонны которого были видны с любого места Колонии Ульпия Траяна, болезненно привлекал расчетливые взоры переметчиков. Каменщики уже положили опорные балки крыши. Освящение жилища бога приближалось с каждым днем. Из Рима прибыла группа жрецов для участия в церемонии. Регебал с Дакиском передали через доверенных людей по пятьсот драхм каждому священнослужителю-римлянину.
– А чем отличается коринфская капитель от ионической? – хозяин слегка пристукнул носком римской каллиги резные ярусы болванки. Архитектор распрямился.
– Ионическая скромнее и толще. Коринфская же покрывается по кругу изображениями виноградных и лавровых листьев, различных плодов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137