С того времени отец стал единственным близким ей человеком. Кроме отца, у нее никого и ничего не было. Маркус, в свою очередь, в своей дочери души не чаял. Он повсюду брал ее с собой. К четырнадцати годам Мисси успела побывать на раскопках в Греции, Индии и Египте. Она с восторгом залезала в древние гробницы, старательно вытирала пыль веков с бронзовых кинжалов, не гнушалась самой черной работой в экспедициях. Но всегда ее тянуло домой – в старинный, давно не крашенный коттедж в тенистой аллее по соседству с Тринити-колледжем в Оксфорде.
Отец часто говорил Мисси, что она очаровательна, но Мисси считала, что отец необъективен – просто она напоминала ему покойную жену. Действительно, Мисси была очень похожа на мать. Она унаследовала от Элис Ли фиалковые глаза, молочно-белую кожу и роскошные каштановые волосы. Мисси всегда казалось, что ее очень портит чрезмерная худоба: скулы выпирали, нос казался слишком крупным. Кроме того, у нее были очень длинные ноги – она была выше многих своих сверстников-мальчишек.
Мисси сидела за столом и, прикрыв глаза, думала об отце – ей совершенно не хотелось есть. Профессор Маркус Байрон был высок, худощав и сутул – годы, проведенные над старинными фолиантами по истории, не пропали бесследно. Его седая борода пропахла манильскими сигарами и португальским портвейном…
Мисси с трудом сдержала слезы, вспомнив, как она подходила к массивной дубовой двери кабинета отца и тихонько стучалась. Вскоре из-за двери раздавалось привычное «Intra» – отец всегда приглашал войти на своем любимом языке – царственной латыни. Старый профессор улыбался, откладывал книгу в сторону и сажал Мисси к себе на колени, слушая ее рассказы о том, как прошел очередной день в школе. Впрочем, иногда Мисси замечала, что отец не может отвлечься от своих греков и римлян и слушает ее рассеянно…
Профессор Байрон позаботился о хорошем образовании дочери. Однажды вечером, позвав Мисси к себе в кабинет, он торжественно заявил ей, что девочки должны быть образованы не хуже мальчиков, и послал дочь учиться в знаменитую Оксфордскую подготовительную школу, где на весь класс она была единственной представительницей прекрасного пола. Сначала ее не хотели принимать, но имя отца возымело действие – никто не посмел отказать дочери знаменитого ученого. За время учебы Мисси так и не научилась ощущать себя девочкой – ее окружали парни, и она считала себя такой же, как они. Когда в один прекрасный день она сообщила отцу, что хочет научиться играть в регби, он впервые задумался о том, чтобы перевести ее в женскую школу. Но старый профессор нисколько не жалел, что Мисси провела столько времени в «мужской» компании – подготовительная школа, по его твердому убеждению, была единственным местом, где человеку могли привить тягу к знаниям. К тому же Мисси благополучно миновала искушение, портящее большинство ее сверстниц: она не стала жеманной трусихой.
Мисси вздохнула и открыла глаза: вокруг были те же бревенчатые стены, почти незнакомая русская женщина пекла хлеб. Только сейчас девушка поняла, что Оксфорд и детство остались далеко позади.
Профессор Байрон готовился к экспедиции в Турцию на протяжении целого года. В одном из научных журналов он вычитал, что в ходе раскопок неподалеку от Эфеса обнаружены следы древнейшей цивилизации в Малой Азии. Мисси пыталась отговорить отца от этой поездки. Лето в Турции – страшная жара, говорила она, мириады комаров, нехватка питьевой воды, не лучше ли подождать до осени? Увы, отец был непреклонен: он вцепился в свою идею, как ребенок в новую игрушку. Спорить с ним было бесполезно.
В конце концов Маркус Байрон пошел на компромисс: он согласился провести экспедицию в два этапа: в мае-июне, когда было еще не так жарко, а потом продолжить раскопки осенью. В июле и августе профессор решил наконец воспользоваться приглашением своего старинного знакомого князя Михаила Иванова и съездить в Санкт-Петербург. Маркус познакомился с Мишей много лет назад, когда тот изучал в Оксфорде древнюю историю. С тех пор между профессором и князем завязалась переписка.
Маркус Байрон торжественно пообещал дочери беречь себя, но, как и предполагала Мисси, выполнить это обещание так и не смог. Он работал день и ночь: днем спускался в раскопы, ночью подолгу засиживался за книгами и тетрадями при свете керосинки, не обращая внимания на назойливых комаров. Через три недели у старика появились первые признаки малярии. Раскоп находился вдали от селений, ближайшая больница – не менее чем в ста милях от этого места… Хинин и патентованные средства, которые взяла с собой из дому Мисси, почти не помогали. Состояние отца быстро ухудшалось. Мисси сутками не отходила от его постели, и через неделю ему стало немного лучше. Он встал с кровати и бодрым голосом заявил, что хочет немедленно вернуться к работам… Но Мисси заметила, что глаза отца утратили былой блеск, стали трястись руки. Перед ней стоял глубокий старик.
Мисси умоляла отца немедленно вернуться в Англию, но тщетно: единственное, чего ей удалось добиться – это уговорить Маркуса поехать в Россию, где он смог бы хорошенько отдохнуть в поместье Ивановых в Крыму.
Место, куда они приехали, напоминало дворец: мраморные лестницы, фонтаны с родниковой водой, зимний сад, десятки слуг… Но профессору неожиданно стало плохо. Лучшие доктора пытались помочь ему, но напрасно. Перед смертью он позвал к себе дочь, крепко взял ее за руку и сказал:
– Будь осторожна, Мисси. Впереди у тебя большие перемены. – Маркус глубоко вздохнул и предал Богу душу.
Мисси осталась одна на всем белом свете – у нее не было ни друзей, ни близких.
Профессора похоронили на следующий день в ограде небольшой православной церкви на вершине холма. С этого места открывался дивный вид на иссиня-черное море. Князь Михаил не успел приехать из Петербурга на похороны своего учителя. На панихиду собрались друзья князя, жившие по соседству.
На поминках они смотрели на бедную девушку с сочувствием и удивлением.
– Почему она не плачет? – шептали они. – Бедняжка… Ей ведь всего шестнадцать. Князь говорил, что у нее нет никого, кроме отца… Что же с ней будет?
Слезы пришли к ней на следующий день, в купе курьерского поезда, мчавшего ее в Петербург, к князю Михаилу. Когда наконец она оказалась в северной столице и увидела этого человека, Мисси почувствовала, что в ее жизни наступили перемены, которые предрек ей перед смертью отец.
Князю Иванову принадлежало в Петербурге несколько больших домов. В них мирно жили многочисленные дальние родственники князя. Старые двоюродные бабушки вязали на спицах и вспоминали дни своей молодости. Воздух был напитан мятой и одеколоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
Отец часто говорил Мисси, что она очаровательна, но Мисси считала, что отец необъективен – просто она напоминала ему покойную жену. Действительно, Мисси была очень похожа на мать. Она унаследовала от Элис Ли фиалковые глаза, молочно-белую кожу и роскошные каштановые волосы. Мисси всегда казалось, что ее очень портит чрезмерная худоба: скулы выпирали, нос казался слишком крупным. Кроме того, у нее были очень длинные ноги – она была выше многих своих сверстников-мальчишек.
Мисси сидела за столом и, прикрыв глаза, думала об отце – ей совершенно не хотелось есть. Профессор Маркус Байрон был высок, худощав и сутул – годы, проведенные над старинными фолиантами по истории, не пропали бесследно. Его седая борода пропахла манильскими сигарами и португальским портвейном…
Мисси с трудом сдержала слезы, вспомнив, как она подходила к массивной дубовой двери кабинета отца и тихонько стучалась. Вскоре из-за двери раздавалось привычное «Intra» – отец всегда приглашал войти на своем любимом языке – царственной латыни. Старый профессор улыбался, откладывал книгу в сторону и сажал Мисси к себе на колени, слушая ее рассказы о том, как прошел очередной день в школе. Впрочем, иногда Мисси замечала, что отец не может отвлечься от своих греков и римлян и слушает ее рассеянно…
Профессор Байрон позаботился о хорошем образовании дочери. Однажды вечером, позвав Мисси к себе в кабинет, он торжественно заявил ей, что девочки должны быть образованы не хуже мальчиков, и послал дочь учиться в знаменитую Оксфордскую подготовительную школу, где на весь класс она была единственной представительницей прекрасного пола. Сначала ее не хотели принимать, но имя отца возымело действие – никто не посмел отказать дочери знаменитого ученого. За время учебы Мисси так и не научилась ощущать себя девочкой – ее окружали парни, и она считала себя такой же, как они. Когда в один прекрасный день она сообщила отцу, что хочет научиться играть в регби, он впервые задумался о том, чтобы перевести ее в женскую школу. Но старый профессор нисколько не жалел, что Мисси провела столько времени в «мужской» компании – подготовительная школа, по его твердому убеждению, была единственным местом, где человеку могли привить тягу к знаниям. К тому же Мисси благополучно миновала искушение, портящее большинство ее сверстниц: она не стала жеманной трусихой.
Мисси вздохнула и открыла глаза: вокруг были те же бревенчатые стены, почти незнакомая русская женщина пекла хлеб. Только сейчас девушка поняла, что Оксфорд и детство остались далеко позади.
Профессор Байрон готовился к экспедиции в Турцию на протяжении целого года. В одном из научных журналов он вычитал, что в ходе раскопок неподалеку от Эфеса обнаружены следы древнейшей цивилизации в Малой Азии. Мисси пыталась отговорить отца от этой поездки. Лето в Турции – страшная жара, говорила она, мириады комаров, нехватка питьевой воды, не лучше ли подождать до осени? Увы, отец был непреклонен: он вцепился в свою идею, как ребенок в новую игрушку. Спорить с ним было бесполезно.
В конце концов Маркус Байрон пошел на компромисс: он согласился провести экспедицию в два этапа: в мае-июне, когда было еще не так жарко, а потом продолжить раскопки осенью. В июле и августе профессор решил наконец воспользоваться приглашением своего старинного знакомого князя Михаила Иванова и съездить в Санкт-Петербург. Маркус познакомился с Мишей много лет назад, когда тот изучал в Оксфорде древнюю историю. С тех пор между профессором и князем завязалась переписка.
Маркус Байрон торжественно пообещал дочери беречь себя, но, как и предполагала Мисси, выполнить это обещание так и не смог. Он работал день и ночь: днем спускался в раскопы, ночью подолгу засиживался за книгами и тетрадями при свете керосинки, не обращая внимания на назойливых комаров. Через три недели у старика появились первые признаки малярии. Раскоп находился вдали от селений, ближайшая больница – не менее чем в ста милях от этого места… Хинин и патентованные средства, которые взяла с собой из дому Мисси, почти не помогали. Состояние отца быстро ухудшалось. Мисси сутками не отходила от его постели, и через неделю ему стало немного лучше. Он встал с кровати и бодрым голосом заявил, что хочет немедленно вернуться к работам… Но Мисси заметила, что глаза отца утратили былой блеск, стали трястись руки. Перед ней стоял глубокий старик.
Мисси умоляла отца немедленно вернуться в Англию, но тщетно: единственное, чего ей удалось добиться – это уговорить Маркуса поехать в Россию, где он смог бы хорошенько отдохнуть в поместье Ивановых в Крыму.
Место, куда они приехали, напоминало дворец: мраморные лестницы, фонтаны с родниковой водой, зимний сад, десятки слуг… Но профессору неожиданно стало плохо. Лучшие доктора пытались помочь ему, но напрасно. Перед смертью он позвал к себе дочь, крепко взял ее за руку и сказал:
– Будь осторожна, Мисси. Впереди у тебя большие перемены. – Маркус глубоко вздохнул и предал Богу душу.
Мисси осталась одна на всем белом свете – у нее не было ни друзей, ни близких.
Профессора похоронили на следующий день в ограде небольшой православной церкви на вершине холма. С этого места открывался дивный вид на иссиня-черное море. Князь Михаил не успел приехать из Петербурга на похороны своего учителя. На панихиду собрались друзья князя, жившие по соседству.
На поминках они смотрели на бедную девушку с сочувствием и удивлением.
– Почему она не плачет? – шептали они. – Бедняжка… Ей ведь всего шестнадцать. Князь говорил, что у нее нет никого, кроме отца… Что же с ней будет?
Слезы пришли к ней на следующий день, в купе курьерского поезда, мчавшего ее в Петербург, к князю Михаилу. Когда наконец она оказалась в северной столице и увидела этого человека, Мисси почувствовала, что в ее жизни наступили перемены, которые предрек ей перед смертью отец.
Князю Иванову принадлежало в Петербурге несколько больших домов. В них мирно жили многочисленные дальние родственники князя. Старые двоюродные бабушки вязали на спицах и вспоминали дни своей молодости. Воздух был напитан мятой и одеколоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166