К тому же она обладала особой грацией, свойственной только танцовщицам.
Дик долго смотрел на нее, а потом, повернувшись ко мне, сказал:
– Знаете, Мисси, Азали создана для того, чтобы сниматься в кино. Поверьте мне на слово: ее полюбят и режиссеры, и зрители.
Я улыбнулась и покачала головой. По-моему, сказала я, в четырнадцать лет еще слишком рано думать о карьере киноактрисы, но Дик отвел меня в сторону и рассказал такое, от чего мне стало немного не по себе.
Он поведал мне, что Азали прогуливает занятия в колледже и обивает пороги киностудий – она просит дать ей любую роль, даже эпизодическую, хотя, конечно, начинает с того, что хочет исполнить роль балерины.
Нет ничего удивительного в том, что до сих пор ее никуда не брали: всем продюсерам было очевидно, что перед ними девочка-подросток, прибавляющая себе возраст. Дик считал, что нельзя пускать дело на самотек, учитывая впечатлительность и ранимость Азали.
– Если девочка действительно не может жить без кино, – сказал он, – почему бы не сделать пробы? Может быть, мне удастся дать ей маленькую роль в следующем фильме?
Он торжественно поклялся мне не спускать глаз с Азали, охранять ее от всяких соблазнов.
– Клянусь своими оклахомскими сапогами! – воскликнул он в конце своего монолога. – Не пройдет и года, как Азали станет кинозвездой!
Пришлось мне еще раз сказать Неверну, что Азали еще подросток и что до тех пор, пока ей не исполнится хотя бы шестнадцать, я строго-настрого запрещаю ей на пушечный выстрел подходить к воротам киностудий.
Все это происходило в 1928 году. Голливуд сильно изменился – кинобум превратил в большой город некогда спокойный городишко. Нам с Розой принадлежало к тому времени целых пять домов по Фаунтин-авеню. «Розмонт», который мы перестали сдавать и сделали собственной резиденцией (сколько же можно ютиться в сарайчике на задворках?), был самым маленьким и скромным из наших владений. Киностудии росли, как грибы после дождя, новые фильмы появлялись чуть не каждый день. Голливудский бульвар превратился в оживленную магистраль, забитую транспортом.
Уходили многие старые звезды: умер Валентино; разорились и опустились Мейбел Норманд и Фэтти Арбукл. Актеров захлестнула волна наркомании и распутства. Голливуд терял свою невинность – потеряли ее и наши старые знакомые. «Прекрасные купальщицы» слишком быстро поняли, что, позируя в голом виде для мужских журналов, они могут заработать гораздо больше, чем у старика Сеннетта.
Вы, наверное, и сами понимаете, Кэл, почему мне очень не хотелось, чтобы Азали окунулась в это грязное болото богемной жизни – она была слишком слаба и беззащитна, чтобы сопротивляться искушениям, и, конечно, никакой Дик Неверн, которому, кстати сказать, я вполне доверяла, не мог бы удержать ее от падения в бездну.
Мне хотелось, чтобы все шло как прежде: Азали ходила бы в школу, проводила бы свободное время в компании Розиных дочерей и совсем уже одряхлевшего Виктора, была бы все время у меня на виду. Я знала, что головокружительные взлеты и стремительные падения лишь окончательно расшатают ее и без того больную психику. К тому же, за последние годы нам удалось «залечь на дно» – оторваться от преследований алчных претендентов на наследство князя Иванова. Я очень боялась, что, если мечта Азали исполнится, и она действительно станет звездой экрана, кто-нибудь обратит внимание на разительное сходство юной актрисы с княгиней Аннушкой.
«Великий немой» переживал агонию – звуковое кино настойчиво прокладывало себе дорогу, растаптывая старых кумиров. Голливуд лихорадило, напрочь исчезла уверенность в завтрашнем дне. Списывались за штат отличные актеры – иуды-продюсеры почему-то решали, что их голоса не обладают «красивыми обертонами». Но, конечно, это не отбило у Азали желание стать актрисой. Я даже пригрозила забрать ее из колледжа и снова нанять домашних учителей, если она не прекратит таскаться по киностудиям. Увы, все было напрасно.
Но все же мне было суждено изменить свое непримиримое отношение к карьере Азали в кино. Это случилось после смерти Виктора. Он был самой старой собакой во всем Голливуде. В последние месяцы своей жизни он окончательно лишился зрения и проводил целые сутки на коврике, постеленном на его любимом крыльце. Я тяжело переживала его уход—порвалась еще одна гать, связывавшая меня с Мишей. Но для Азали гибель собаки стала настоящим несчастьем.
Я поняла, что нужно срочно найти для нее какую-то замену, и бросилась на поиски другой собаки. Вскоре мне удалось приобрести Рекса – полугодовалую борзую, внешне очень походившую на Виктора. Увы, молодой пес не смог заменить Азали старого друга. В глазах ее я снова заметила ту безысходную тоску, которая начала было исчезать после лечения доктора Юнга. Девочка снова стала замыкаться в себе, перестала реагировать на окружающий мир, и тогда я позвонила Дику и сказала, что он может приехать и поговорить с Азали о кинопробах.
Голливуд
С. 3. неспешно прогуливался по комнатам особняка на Лексингтон-Роуд, ожидая Дика. Так уж у них повелось в последнее время, что просмотр отснятого за день киноматериала Эбрамс устраивал не на студии, а у себя дома. Что заставило Эбрамса завести такой порядок? С одной стороны, ему было приятно общество Дика, а с другой – и это обстоятельство было решающим – присутствие в огромном, пустом особняке гостя – пусть даже пришедшего с деловым визитом – скрашивало одиночество хозяина.
Часы пробили десять раз – Эбрамс подошел к высокому окну в большом зале. Небо уже совсем потемнело, ярко зажглись звезды.
С. 3. стоял у окна и предавался воспоминаниям. Кем же он был на самом деле? Всего восемь лет назад он приехал в Голливуд и, обставив самого Шрёдера, стал владельцем пары сараев-развалюх на Кауэнг-Авеню. Тогда у него была всего одна кинокамера и несколько метров пленки. С. 3. сам с трудом верил, что все это было с ним – теперь он стал одним из магнатов кинобизнеса. Его имя упоминалось в одном ряду с Голдвином и Зукором, Фоксом и Уорнерами. Но в глубине души он оставался все тем же Зевом Абрамски, одиноким еврейским холостяком. Он был настолько одинок, что радовался отсутствию свободного времени. Зев работал по двадцать часов в сутки, и ему было некогда задуматься о своей судьбе. Когда наконец он добирался до постели, чтобы поспать часа четыре, у него не было сил даже на сны..
Когда Шрёдер впервые увидел Зева, он решил, что перед ним очередной простофиля, надуть которого не составит большого труда: еще бы – в такую жару этот молодой еврейчик ходил в строгом черном костюме, в белом накрахмаленном воротничке; по-английски он говорил с сильным акцентом… Но Шрёдер не знал, что всего за несколько минут до встречи с ним Абрамски дал себе клятву показать всему миру, на что он способен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
Дик долго смотрел на нее, а потом, повернувшись ко мне, сказал:
– Знаете, Мисси, Азали создана для того, чтобы сниматься в кино. Поверьте мне на слово: ее полюбят и режиссеры, и зрители.
Я улыбнулась и покачала головой. По-моему, сказала я, в четырнадцать лет еще слишком рано думать о карьере киноактрисы, но Дик отвел меня в сторону и рассказал такое, от чего мне стало немного не по себе.
Он поведал мне, что Азали прогуливает занятия в колледже и обивает пороги киностудий – она просит дать ей любую роль, даже эпизодическую, хотя, конечно, начинает с того, что хочет исполнить роль балерины.
Нет ничего удивительного в том, что до сих пор ее никуда не брали: всем продюсерам было очевидно, что перед ними девочка-подросток, прибавляющая себе возраст. Дик считал, что нельзя пускать дело на самотек, учитывая впечатлительность и ранимость Азали.
– Если девочка действительно не может жить без кино, – сказал он, – почему бы не сделать пробы? Может быть, мне удастся дать ей маленькую роль в следующем фильме?
Он торжественно поклялся мне не спускать глаз с Азали, охранять ее от всяких соблазнов.
– Клянусь своими оклахомскими сапогами! – воскликнул он в конце своего монолога. – Не пройдет и года, как Азали станет кинозвездой!
Пришлось мне еще раз сказать Неверну, что Азали еще подросток и что до тех пор, пока ей не исполнится хотя бы шестнадцать, я строго-настрого запрещаю ей на пушечный выстрел подходить к воротам киностудий.
Все это происходило в 1928 году. Голливуд сильно изменился – кинобум превратил в большой город некогда спокойный городишко. Нам с Розой принадлежало к тому времени целых пять домов по Фаунтин-авеню. «Розмонт», который мы перестали сдавать и сделали собственной резиденцией (сколько же можно ютиться в сарайчике на задворках?), был самым маленьким и скромным из наших владений. Киностудии росли, как грибы после дождя, новые фильмы появлялись чуть не каждый день. Голливудский бульвар превратился в оживленную магистраль, забитую транспортом.
Уходили многие старые звезды: умер Валентино; разорились и опустились Мейбел Норманд и Фэтти Арбукл. Актеров захлестнула волна наркомании и распутства. Голливуд терял свою невинность – потеряли ее и наши старые знакомые. «Прекрасные купальщицы» слишком быстро поняли, что, позируя в голом виде для мужских журналов, они могут заработать гораздо больше, чем у старика Сеннетта.
Вы, наверное, и сами понимаете, Кэл, почему мне очень не хотелось, чтобы Азали окунулась в это грязное болото богемной жизни – она была слишком слаба и беззащитна, чтобы сопротивляться искушениям, и, конечно, никакой Дик Неверн, которому, кстати сказать, я вполне доверяла, не мог бы удержать ее от падения в бездну.
Мне хотелось, чтобы все шло как прежде: Азали ходила бы в школу, проводила бы свободное время в компании Розиных дочерей и совсем уже одряхлевшего Виктора, была бы все время у меня на виду. Я знала, что головокружительные взлеты и стремительные падения лишь окончательно расшатают ее и без того больную психику. К тому же, за последние годы нам удалось «залечь на дно» – оторваться от преследований алчных претендентов на наследство князя Иванова. Я очень боялась, что, если мечта Азали исполнится, и она действительно станет звездой экрана, кто-нибудь обратит внимание на разительное сходство юной актрисы с княгиней Аннушкой.
«Великий немой» переживал агонию – звуковое кино настойчиво прокладывало себе дорогу, растаптывая старых кумиров. Голливуд лихорадило, напрочь исчезла уверенность в завтрашнем дне. Списывались за штат отличные актеры – иуды-продюсеры почему-то решали, что их голоса не обладают «красивыми обертонами». Но, конечно, это не отбило у Азали желание стать актрисой. Я даже пригрозила забрать ее из колледжа и снова нанять домашних учителей, если она не прекратит таскаться по киностудиям. Увы, все было напрасно.
Но все же мне было суждено изменить свое непримиримое отношение к карьере Азали в кино. Это случилось после смерти Виктора. Он был самой старой собакой во всем Голливуде. В последние месяцы своей жизни он окончательно лишился зрения и проводил целые сутки на коврике, постеленном на его любимом крыльце. Я тяжело переживала его уход—порвалась еще одна гать, связывавшая меня с Мишей. Но для Азали гибель собаки стала настоящим несчастьем.
Я поняла, что нужно срочно найти для нее какую-то замену, и бросилась на поиски другой собаки. Вскоре мне удалось приобрести Рекса – полугодовалую борзую, внешне очень походившую на Виктора. Увы, молодой пес не смог заменить Азали старого друга. В глазах ее я снова заметила ту безысходную тоску, которая начала было исчезать после лечения доктора Юнга. Девочка снова стала замыкаться в себе, перестала реагировать на окружающий мир, и тогда я позвонила Дику и сказала, что он может приехать и поговорить с Азали о кинопробах.
Голливуд
С. 3. неспешно прогуливался по комнатам особняка на Лексингтон-Роуд, ожидая Дика. Так уж у них повелось в последнее время, что просмотр отснятого за день киноматериала Эбрамс устраивал не на студии, а у себя дома. Что заставило Эбрамса завести такой порядок? С одной стороны, ему было приятно общество Дика, а с другой – и это обстоятельство было решающим – присутствие в огромном, пустом особняке гостя – пусть даже пришедшего с деловым визитом – скрашивало одиночество хозяина.
Часы пробили десять раз – Эбрамс подошел к высокому окну в большом зале. Небо уже совсем потемнело, ярко зажглись звезды.
С. 3. стоял у окна и предавался воспоминаниям. Кем же он был на самом деле? Всего восемь лет назад он приехал в Голливуд и, обставив самого Шрёдера, стал владельцем пары сараев-развалюх на Кауэнг-Авеню. Тогда у него была всего одна кинокамера и несколько метров пленки. С. 3. сам с трудом верил, что все это было с ним – теперь он стал одним из магнатов кинобизнеса. Его имя упоминалось в одном ряду с Голдвином и Зукором, Фоксом и Уорнерами. Но в глубине души он оставался все тем же Зевом Абрамски, одиноким еврейским холостяком. Он был настолько одинок, что радовался отсутствию свободного времени. Зев работал по двадцать часов в сутки, и ему было некогда задуматься о своей судьбе. Когда наконец он добирался до постели, чтобы поспать часа четыре, у него не было сил даже на сны..
Когда Шрёдер впервые увидел Зева, он решил, что перед ним очередной простофиля, надуть которого не составит большого труда: еще бы – в такую жару этот молодой еврейчик ходил в строгом черном костюме, в белом накрахмаленном воротничке; по-английски он говорил с сильным акцентом… Но Шрёдер не знал, что всего за несколько минут до встречи с ним Абрамски дал себе клятву показать всему миру, на что он способен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166