– Но, может быть, Биби говорила вам, что я непунктуальна. Я не имею представления о времени.
– Все в порядке, – ответил Орландо галантно. – Ничего страшного.
Была уже половина десятого, и он чувствовал облегчение оттого, что она уже здесь, потому что до того он встревоженно считал минуты, гадая, придет она или нет.
– Мне всегда нравился бар Ритц, – сказала она, порхнув на стул и позволив для начала мехам упасть с ее плеч. – Это словно прийти из дома в дом.
Орландо улыбнулся.
– А где ваш настоящий дом, Клаудиа? – спросил он, окликая официанта.
– Мой настоящий дом? – она подавила вздох. – Их было много, слишком много, чтобы об этом думать… это расстраивает. Думаю, вилла Велата – «дом»; по крайней мере, я там родилась и она принадлежит мне… и моему брату. Хотя я и не очень ее люблю. И, конечно, у меня квартира на рю Де Абрэ. А ваш, Орландо?
– Мадам? – спросил официант.
– О, коктейль с шампанским, пожалуйста, – заказала она.
– А мсье?
– И мне тоже, – сказал Орландо. – Есть загородный дом, где прошла большая часть моего детства. Он теперь мой – отец умер, но я редко бываю там. У меня небольшая квартирка в Лондоне – студия, где я работаю.
– Так вы – художник? Как это восхитительно! А что вы пишете, Орландо?
– Сейчас портреты, пейзажи, – он скромно пожал плечами. – Всего понемножку. Но в будущем году я хочу немного ограничить себя.
– Портреты, – выдохнула восторженно Клаудиа. – Как интересно. Мне всегда хотелось иметь мой живописный портрет прежде, чем будет поздно.
– Поздно? – спросил он с улыбкой.
– Женщина должна быть нарисована до того, как ее лицо оформится, – сказала она серьезно. – Потом она потеряет изменчивость выражения, свойственную юности. Она станет застывшей… без чего-то характерного. Это не означает, что нужно быть уж слишком особенной – не нужно уродливых линий… но все же…
Принесли напитки. Орландо поднял свой бокал.
– За вас, Клаудиа, – произнес он, – и ваш характер, который угадывается сквозь вашу красоту.
Обед у Джамин, где Клаудиа предварительно заказала столик, был изысканным и дорогим. Оплачивая счет, Орландо подумал, что это была стоимость одной из его маленьких картин, но он не жалел об этом. Клаудиа была лакомым кусочком: она была красива, она была очаровательна – и она любила поговорить. Слова вылетали из ее хорошенького рта так же легко, как дыхание, и среди сплетен и болтовни была и кое-какая информация. Она уже дважды намекнула, что может стать очень богатой – ни разу, однако, не обмолвившись о Поппи Мэллори. Орландо выжидал.
– Может быть, вы хотите потанцевать? – предложила она, кокетливо прижимаясь подбородком к меховому воротнику, когда они дожидались такси на улице. – Или вы предпочитаете поехать ко мне…
– Да, – ответил он просто. – Я буду рад, Клаудиа.
– Это просто маленькая квартирка, – говорила она, пока они ехали на рю Де Абрэ. – Pied-?-terre… я бы сказала, я живу в различных местах, я обожаю перемену мест. Но там я храню свои туалеты.
Занавески были задернуты, чтобы скрыть вид на помойку, и квартирка выглядела уютной и элегантной, с множеством дорогих безделушек и других милых пустячков.
– Бренди, дорогой? – растягивая слова, проговорила Клаудиа, небрежно смахнув меха на стул. Наполнив два бокала, она села рядом с ним на диван. – Конечно, когда я получу наследство, – сказала она, глядя на него мечтательно, – я куплю квартиру побольше этой – тогда не будет недостатка в стенных шкафах для моих вещей. Лично я сама занимаю мало места, но мое «хозяйство» нуждается в более просторном жилище.
Она засмеялась.
– Пьерлуиджи, конечно, взбесится – он просто лопается от злости, когда я трачу деньги. – Но это не его дело. Сам он так богат… Я иногда говорю ему, что он – скряга. Он так злится на меня, Орландо.
Она взглянула на него озадачивающим взглядом голубых глаз.
– Можете представить себе это, Орландо?
– Нет, – улыбнулся он, наклоняясь к ней и разглаживая пальцем хмурую складку между ее бровей. – Я не могу представить, что кто-то может сердиться на вас, Клаудиа. А что, он тоже наследует деньги?
– Да, – она вздохнула. – Он тоже. Это странная история… Вы, может, видели объявление в газетах… Розыск наследников Поппи Мэллори… Так это я… и Пьерлуиджи. Мы – близнецы, а наш отец был сыном Поппи Мэллори.
– Ваш отец был сыном Поппи Мэллори!
Она засмеялась в ответ на его обескураженное восклицание.
– Понимаю, это ошеломляюще… Еще бы! Но это – правда. Настоящая фамилия отца была Ринарди – барон Александр Ринарди, но только он ненавидел семейство Ринарди так, что даже отказался от фамильного имени и титула. Моя бабушка не была его родной матерью – ею была Поппи. И, конечно, муж бабушки всегда ненавидел моего отца – ведь он не был его родным сыном. Все это так логично, когда задумаешься… и поэтому Александр был изгоем в семействе Ринарди, он всегда был одинок. Настоящая загадка состоит в том, почему Поппи никогда не вернулась за ним.
– Думаю, что у вас есть доказательства вашего рассказа, – спросил Орландо якобы мимоходом, попивая бренди.
– О-о, я уверена, что найдется уйма доказательств на вилле Велата и вилле д'Оро, просто выше головы, – воскликнула она, томно потягиваясь. – Нет сомнения, что деньги – наши.
Она засмеялась с хрипотцой.
– И на этот раз я не позволю Пьерлуиджи наложить лапу на мою долю наследства. Я сама собираюсь славно, роскошно пожить!
– Во сколько же оценивается наследство? – спросил он с любопытством.
– Миллионы, – ответила она мечтательно, – сотни миллионов, Орландо. Можешь ли ты себе только представить это?
Наклонившись к нему, она легонько поцеловала его в губы.
– Когда я буду богата, – протянула она улыбаясь, – когда я буду богата, я закажу тебе свой портрет. В виде обнаженной одалиски.
– Я вижу тебя как у Гойи, – пробормотал он, положив руку ей под подбородок и поворачивая ее лицо к свету. – Кремовое, и шоколадное, и голубое… ты – очень красивая женщина, Клаудиа.
– И скоро буду очень богатой, – проговорила она, улыбнувшись, когда он поцеловал ее.
Клаудиа была из тех редких женщин, которые были еще красивее без одежды, и глаз художника в Орланде оценил каждый изгиб ее фигуры, так же, как его тело оценило роскошное наслаждение, которое дала ему близость с ней. Это была долгая темная ночь, и он почти сожалел, когда настало утро и ему пора было уходить.
– Мы встретимся снова? – спросила Клаудиа сонно, когда Орландо быстро оделся и поцеловал ее на прощание.
– Конечно, – заверил он ее. – Неужели ты думаешь, что теперь, когда я нашел тебя, я позволю тебе ускользнуть?
Она озорно улыбнулась.
– Ну, пока это еще не мои деньги, ты будешь ждать.
– Нет, Клаудиа, – ответил он, целуя ее. – Это не твои деньги. Я вернусь в Париж на следующей неделе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
– Все в порядке, – ответил Орландо галантно. – Ничего страшного.
Была уже половина десятого, и он чувствовал облегчение оттого, что она уже здесь, потому что до того он встревоженно считал минуты, гадая, придет она или нет.
– Мне всегда нравился бар Ритц, – сказала она, порхнув на стул и позволив для начала мехам упасть с ее плеч. – Это словно прийти из дома в дом.
Орландо улыбнулся.
– А где ваш настоящий дом, Клаудиа? – спросил он, окликая официанта.
– Мой настоящий дом? – она подавила вздох. – Их было много, слишком много, чтобы об этом думать… это расстраивает. Думаю, вилла Велата – «дом»; по крайней мере, я там родилась и она принадлежит мне… и моему брату. Хотя я и не очень ее люблю. И, конечно, у меня квартира на рю Де Абрэ. А ваш, Орландо?
– Мадам? – спросил официант.
– О, коктейль с шампанским, пожалуйста, – заказала она.
– А мсье?
– И мне тоже, – сказал Орландо. – Есть загородный дом, где прошла большая часть моего детства. Он теперь мой – отец умер, но я редко бываю там. У меня небольшая квартирка в Лондоне – студия, где я работаю.
– Так вы – художник? Как это восхитительно! А что вы пишете, Орландо?
– Сейчас портреты, пейзажи, – он скромно пожал плечами. – Всего понемножку. Но в будущем году я хочу немного ограничить себя.
– Портреты, – выдохнула восторженно Клаудиа. – Как интересно. Мне всегда хотелось иметь мой живописный портрет прежде, чем будет поздно.
– Поздно? – спросил он с улыбкой.
– Женщина должна быть нарисована до того, как ее лицо оформится, – сказала она серьезно. – Потом она потеряет изменчивость выражения, свойственную юности. Она станет застывшей… без чего-то характерного. Это не означает, что нужно быть уж слишком особенной – не нужно уродливых линий… но все же…
Принесли напитки. Орландо поднял свой бокал.
– За вас, Клаудиа, – произнес он, – и ваш характер, который угадывается сквозь вашу красоту.
Обед у Джамин, где Клаудиа предварительно заказала столик, был изысканным и дорогим. Оплачивая счет, Орландо подумал, что это была стоимость одной из его маленьких картин, но он не жалел об этом. Клаудиа была лакомым кусочком: она была красива, она была очаровательна – и она любила поговорить. Слова вылетали из ее хорошенького рта так же легко, как дыхание, и среди сплетен и болтовни была и кое-какая информация. Она уже дважды намекнула, что может стать очень богатой – ни разу, однако, не обмолвившись о Поппи Мэллори. Орландо выжидал.
– Может быть, вы хотите потанцевать? – предложила она, кокетливо прижимаясь подбородком к меховому воротнику, когда они дожидались такси на улице. – Или вы предпочитаете поехать ко мне…
– Да, – ответил он просто. – Я буду рад, Клаудиа.
– Это просто маленькая квартирка, – говорила она, пока они ехали на рю Де Абрэ. – Pied-?-terre… я бы сказала, я живу в различных местах, я обожаю перемену мест. Но там я храню свои туалеты.
Занавески были задернуты, чтобы скрыть вид на помойку, и квартирка выглядела уютной и элегантной, с множеством дорогих безделушек и других милых пустячков.
– Бренди, дорогой? – растягивая слова, проговорила Клаудиа, небрежно смахнув меха на стул. Наполнив два бокала, она села рядом с ним на диван. – Конечно, когда я получу наследство, – сказала она, глядя на него мечтательно, – я куплю квартиру побольше этой – тогда не будет недостатка в стенных шкафах для моих вещей. Лично я сама занимаю мало места, но мое «хозяйство» нуждается в более просторном жилище.
Она засмеялась.
– Пьерлуиджи, конечно, взбесится – он просто лопается от злости, когда я трачу деньги. – Но это не его дело. Сам он так богат… Я иногда говорю ему, что он – скряга. Он так злится на меня, Орландо.
Она взглянула на него озадачивающим взглядом голубых глаз.
– Можете представить себе это, Орландо?
– Нет, – улыбнулся он, наклоняясь к ней и разглаживая пальцем хмурую складку между ее бровей. – Я не могу представить, что кто-то может сердиться на вас, Клаудиа. А что, он тоже наследует деньги?
– Да, – она вздохнула. – Он тоже. Это странная история… Вы, может, видели объявление в газетах… Розыск наследников Поппи Мэллори… Так это я… и Пьерлуиджи. Мы – близнецы, а наш отец был сыном Поппи Мэллори.
– Ваш отец был сыном Поппи Мэллори!
Она засмеялась в ответ на его обескураженное восклицание.
– Понимаю, это ошеломляюще… Еще бы! Но это – правда. Настоящая фамилия отца была Ринарди – барон Александр Ринарди, но только он ненавидел семейство Ринарди так, что даже отказался от фамильного имени и титула. Моя бабушка не была его родной матерью – ею была Поппи. И, конечно, муж бабушки всегда ненавидел моего отца – ведь он не был его родным сыном. Все это так логично, когда задумаешься… и поэтому Александр был изгоем в семействе Ринарди, он всегда был одинок. Настоящая загадка состоит в том, почему Поппи никогда не вернулась за ним.
– Думаю, что у вас есть доказательства вашего рассказа, – спросил Орландо якобы мимоходом, попивая бренди.
– О-о, я уверена, что найдется уйма доказательств на вилле Велата и вилле д'Оро, просто выше головы, – воскликнула она, томно потягиваясь. – Нет сомнения, что деньги – наши.
Она засмеялась с хрипотцой.
– И на этот раз я не позволю Пьерлуиджи наложить лапу на мою долю наследства. Я сама собираюсь славно, роскошно пожить!
– Во сколько же оценивается наследство? – спросил он с любопытством.
– Миллионы, – ответила она мечтательно, – сотни миллионов, Орландо. Можешь ли ты себе только представить это?
Наклонившись к нему, она легонько поцеловала его в губы.
– Когда я буду богата, – протянула она улыбаясь, – когда я буду богата, я закажу тебе свой портрет. В виде обнаженной одалиски.
– Я вижу тебя как у Гойи, – пробормотал он, положив руку ей под подбородок и поворачивая ее лицо к свету. – Кремовое, и шоколадное, и голубое… ты – очень красивая женщина, Клаудиа.
– И скоро буду очень богатой, – проговорила она, улыбнувшись, когда он поцеловал ее.
Клаудиа была из тех редких женщин, которые были еще красивее без одежды, и глаз художника в Орланде оценил каждый изгиб ее фигуры, так же, как его тело оценило роскошное наслаждение, которое дала ему близость с ней. Это была долгая темная ночь, и он почти сожалел, когда настало утро и ему пора было уходить.
– Мы встретимся снова? – спросила Клаудиа сонно, когда Орландо быстро оделся и поцеловал ее на прощание.
– Конечно, – заверил он ее. – Неужели ты думаешь, что теперь, когда я нашел тебя, я позволю тебе ускользнуть?
Она озорно улыбнулась.
– Ну, пока это еще не мои деньги, ты будешь ждать.
– Нет, Клаудиа, – ответил он, целуя ее. – Это не твои деньги. Я вернусь в Париж на следующей неделе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96