Поппи прокралась на цыпочках наверх в холл и прислушалась. В доме было тихо, и неожиданно Поппи испугалась. А что, если все ушли и оставили ее в доме одну? Она еще никогда не оставалась совершенно одна… Прижимая рисунки к груди, она отправилась дальше вверх по мраморной лестнице. В доме по-прежнему было не слышно ни звука. Поппи проскользнула по коридору к папиному кабинету – туда, куда он попросил зайти мамзель.
Большая бронзовая дверная ручка была неподатлива для ее маленькой руки, но девочке в конце концов удалось повернуть ее и открыть дверь. Она тихонько вошла в кабинет. Это была самая большая комната в доме. Рядом с большим столом из красного дерева стояло уютное кожаное кресло, которое Поппи очень любила, потому что в нем можно было кружиться, как на карусели. Стены были обиты темными дубовыми резными панелями. Мягкий диван и стулья стояли около огромного камина из серого мрамора. В высоких книжных шкафах находились импозантного вида книги в обложках из темной кожи. Тяжелые занавеси из зеленого бархата полускрывали три больших окна. В дальнем углу комнаты стоял настоящий бильярдный стол с массивными ножками, крытый зеленым сукном. Рядом с ним красивый канделябр из позолоченной бронзы, украшенный хрустальными капельками, которые нежно звенели, когда Поппи касалась их своими пальчиками.
Но сегодня они звенели по-иному. В розовато-красном свете свечей она увидела мамзель, которая почему-то сняла всю свою одежду и лежала, распростершись, на столе, и папочку, который был на учительнице.
Поппи смотрела на них во все глаза, озадаченная. Странные крики мамзель и непонятное поведение отца удивили ее. Решив, что это, должно быть, какая-то новая игра, девочка улыбнулась.
– Папа? – позвала она низким, тихим голоском. – Можно мне тоже поиграть с вами?
Мамзель взвизгнула и села, прикрывая руками свои большие, колыхавшиеся груди. Поппи зажала уши ладонями.
– Не кричите, мамзель, – сказала она твердо. – Это – грубо.
– О, господи! – воскликнул Джэб, поспешно слезая со стола и оправляя одежду. – Поппи, что ты здесь делаешь?
– Я принесла тебе мой рисунок, папочка. Я так долго ждала, когда вернется мамзель… А она… она здесь, с тобой. Она сказала, что скоро вернется…
Поппи посмотрела на него с упреком. Джэб застонал. Взяв ее за руку, он отвел девочку в другой конец комнаты. Мамзель тем временем спешно схватила одежду и начала одеваться.
– Это… это – дела взрослых, моя девочка, и они не имеют никакого отношения к тебе, – начал объяснять он Поппи сухо. – Ты должна была сидеть в детской, как тебе и сказали. Я очень сердит на тебя, Поппи.
На ее глазах выступили слезы.
– Но я просто хотела отдать тебе мой рисунок, потому что я очень люблю тебя, – прошептала она.
Джэб внимательно посмотрел на девочку.
– Очень хорошо, папочкина дочка, – сказал он, гладя ее по рыжим волосам, которые напомнили ему о Маргарэт. – Но я хочу, чтобы ты обещала мне – ты забудешь о том, что зашла сегодня в мой кабинет. И никогда больше не приходи сюда. И забудь о том, что мамзель была здесь. Хорошо?
Поппи кивнула головой.
– Обещаю, папочка, – сказала она послушно. Но она подумала, что, наверно, папочке очень нравится мамзель, если он проводит с ней так много времени. И именно поэтому первый язык, на котором ее научили читать, был французский.
У Поппи не было никакого режима. Она не должна была ложиться спать, вставать и завтракать в какое-то определенное время. Очень часто, когда устраивалась вечеринка, девочка просыпалась в полдень и ужинала в одиннадцать часов вечера. Иногда, когда она уже начинала засыпать, доносившийся из соседних комнат шум будил ее. Поппи вставала и бродила внизу, в белой фланелевой ночной рубашке, ее блестящие рыжие волосы были заплетены в две тугие толстые косички. Вокруг зеленых столов в комнате для игры в карты сидело много молчаливых сосредоточенных мужчин, куривших черуты или сигары; клубы дыма казались сизыми в свете близко стоявших свечей в массивных подсвечниках. Два стола около стены ломились от изобилия мясных блюд и пудингов на серебряных тарелочках, вазы были полны фруктов и орехов. «Горничные» в излюбленных субретками черных пикантных коротких юбочках сновали между присутствующими, предлагая освежающие напитки, и запах ирландского виски наполнял воздух, тогда как открытые бутылки прекрасного кларета и бордо стояли незамеченными.
Поппи бродила по комнатам, заходила в игорную. Она подходила к столам и отщипывала кусочки индейки, зачерпывала пальцем крем с верхушки огромного десерта, сооруженного французским шеф-поваром и его помощниками – они потратили на него уйму времени. Она запускала палец в шоколадный мусс и сковыривала глазурь с торта. Никто не обращал на нее внимания. И когда Поппи слегка тянула Джэба за его элегантные серые брюки, пытаясь что-то сказать, он раздраженно отмахивался от нее, отсылая девочку к ее очередной няне.
Джэб тратил много денег буквально на все – тысячу долларов извозчику, который быстрее всех довезет его до нужного места, когда он отправлялся куда-либо шумной и многочисленной компанией, бриллиантовое кольцо от Картье сопрано, которая дольше других протянет самую высокую ноту, рубиновое ожерелье хористке из нового ревю, у которой самые длинные ноги. Он разъезжал по стране – Нью-Йорк, Чикаго, Бостон, Филадельфия… – в поисках места, где велась большая игра в покер. Но самые большие ставки делались, когда любители азартных игр собирались в его собственном доме.
Медленно поползли слухи – вначале смутные, но потом об этом заговорили в открытую. Некоторые из заядлых азартных игроков перестали посещать его вечеринки, сетуя, что ставки стали просто безумно высокими. Поговаривали, что его денежные ресурсы истощились, что он тратит гораздо больше, чем выигрывает. А его доля на ранчо Санта-Виттория просто поддерживала его статус крупного землевладельца, никак не отражаясь на толщине его кошелька. А именно в толстом кошельке Джэб нуждался больше всего, чтобы продолжать играть. Дела его шли не лучшим образом, и после полугода неудачной игры прошел слух, что Джэб Мэллори – банкрот.
– Глупости, – шептали юные барышни, рассматривая его в опере в маленькие бинокли. – Он по-прежнему выглядит великолепно. Человек, который находится на грани краха, не может иметь такой спокойный и беззаботный вид. Смотрите, как он улыбается!
– Никакой он не банкрот, – решительно заявляли гости, съехавшиеся на вечеринку, которую устроил Джэб по поводу дня рождения Поппи. Ей исполнилось шесть лет. Они с изумлением рассматривали огромные вазы, в которых стояли охапки превосходных роз и гвоздик. Многочисленные букеты других цветов, специально подобранных Джэбом в тон голубых глаз Поппи, были повсюду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96