Хозяйская совесть гонит Говарда на кухню. Он стоит перед обоями, восславляющими выпуклости лука и чеснока; он стоит перед сосновыми полками, усеянными избранными предметами: французские кастрюльки, стройный ряд керамических кружек ручной работы и светло-коричневого оттенка, две мельнички для перца, шеренга синих испанских бокалов из Каса-Пупо, темно-коричневый горшочек, надписанный Sesel. Перед ним в камышовой корзине лежат десять длинных французских батонов;
Говард стоит у стола и ловко, аккуратно нарезает хрустящий хлеб. Кухня принадлежит ему одному, но затем дверь открывается. В ней появляется Майра Бимиш в платье, которое выглядит так, словно его сшили из мешковины.
- Вот ты где, - говорит она, входя, - ты выглядишь как очень модный крестьянин. Где Барбара?
- Не знаю, - говорит Говард, - она как будто исчезла, ну я и занялся этим.
- Хо-хо, - говорит Майра, сидя на краю стола в своем мешковидном платье. - Ну, да не важно, ты как будто отлично справляешься. Ты и готовишь?
- У меня есть несколько специальностей, - говорит Говард.
- Что же, Говард, - говорит Майра, - как-нибудь мне надо будет их испробовать.
- Генри приехал? - спрашивает Говард.
- Нет, Генри не приедет, - говорит Майра, - он сидит дома в глубокой депрессии, потому что не может работать над своей книгой.
- Я думал, он спас большую часть своих записей, - говорит Говард.
- А хотя бы и спас, - говорит Майра, - но с одной рукой на перевязи, а другой сломанной и в гипсе писать он толком не может.
- Да, пожалуй, - говорит Говард, - но приехать на вечеринку он мог бы.
- Так, Говард, - говорит Майра, - он не хочет тебя видеть. Он винит тебя, знаешь ли. Ты их подначивал.
- Но обычно он так хорошо понимает другую точку зрения, - говорит Говард, - а политика ведь не бескровное дело.
- По-моему, это было ужасно, - говорит Майра. - Все эти вопящие люди. Я спаниковала. Я убежала.
- Всякий здравомыслящий человек спаниковал бы, - говорит Говард.
- Смеешься надо мной, - говорит Майра, - ты ведь знаешь, что я для всего этого не подхожу. Я же настоящая обывательница.
- Но в любом случае ты приехала, Майра, - говорит Говард.
- Ну, я не делаю всего того, что Генри хочет, чтобы я делала, - говорит Майра, - правду сказать, я предпочитаю делать то, чего он не хочет, чтобы я делала. А мне захотелось увидеть тебя, чудесный ты мужчина. - На столе движение; Майра внезапно наклоняется и целует Генри, угодив наискосок по носу. - То есть с пожеланием счастливого Рождества, - говорит она.
- А, - говорит Говард, - счастливого Рождества и тебе.
Майра сосредоточенно наклоняется над своей черной сумочкой и засовывает в нее руку.
- Не думаю, - говорит она, вынимая что-то из сумочки, - не думаю, что ты все еще помнишь тот раз в моей спальне.
Говард смотрит на нее; она достала зеркальце и, опустив голову (ее нос поблескивает в свете плафона), разглядывает губную помаду, ее рот образует круглое «О».
- Так давно, Майра, - говорит Говард.
- Я знаю, ты с тех пор везде побывал, - говорит Майра, - объезжая приход. Но загляни как-нибудь, хорошо? Теперь будет по-другому. Я была глупа тогда. Теперь я не так занюханно буржуазна. Я знаю, сколько я упустила.
- Но как же ты и Генри? - спрашивает Говард. - Я думал, вы снова вместе.
- Вы с Барбарой снова вместе, - говорит Майра, - но у вас передовой брак. Он вас так уж в узде не держит, верно? До нас ведь дошли все слухи о том, что обнаружил мистер Кармоди.
- Не верь всему, что слышишь, - говорит Говард. - Да, Барбара и я научились принимать образ жизни друг друга.
- Ты хочешь сказать, что Барбара научилась принимать твой, - говорит Майра, - или была вынуждена за неимением ничего лучше.
- Это работает в обе стороны, - говорит Говард.
- В любом случае, - говорит Майра, - Генри придется принять мой. Мы снова вместе, но на моих условиях, Говард, мой мальчик. На моих условиях. Теперь это тоже брак интеллигентного типа.
- Но что получает от него Генри? - спрашивает Говард. - Честно ли это по отношению к Генри?
- Я тебя не понимаю, Говард, - говорит Майра, - это твою неожиданную озабоченность. Генри имел Флору Бениформ. Следовательно, я могу делать то, что хочу я. Это же справедливо?
- Ну, Флора в первую очередь лечебный курс.
- О, я знаю, что ты и там побывал. Флора в первую очередь классическая сучка, переодетая в современный костюм. Ну да я уверена, что и ты тоже.
- Сучка? - спрашивает Говард.
- Нет, лечебный курс. И нам всем требуется лечебный курс. Это эпоха лечебных курсов. И мне требуется его пройти.
- Но я не могу не думать о Генри, - говорит Говард, - о том, что с ним. Он в депрессии, он беспомощен, разве он не нуждается в тебе?
- Это на тебя не похоже, Говард, - говорит Майра.
- Меня заботит Генри, - говорит Говард.
- Ты его презираешь, - говорит Майра, - ты и твои приспешники ломаете ему руку, разбиваете ему нос, когда он пытается поступить с умеренной порядочностью. Ты презираешь его нравственные принципы. А потом, когда никто в этом не нуждается, ты вдруг выражаешь озабоченность, сочувствие к нему. Он предпочтет обойтись без них, Говард. Обрати их на меня.
- Ку-ку, малыш, - говорит Мелисса Тодорофф, которая немножко покачивается на пороге в своем тартановом платье, - не плеснешь ли винца, которое ты прячешь, мне в стаканчик?
- Извините, Мелисса, - говорит Говард, беря бутылку.
- А может, тебе следует просто лить его вот сюда в мое горлышко, - говорит Мелисса Тодорофф, входя в кухню.
- Я к вам недостаточно внимателен? - спрашивает Говард, наливая вино.
- И еще как, - говорит Мелисса, беря его под руку, - даже близко не подходил уж не знаю сколько времени.
- Ну, как вечеринка? - спрашивает Говард.
- Там такое творится, - говорит Мелисса, - что соски дыбом встают. Эй, приветик, Майра. Как идут делишки?
- Я как раз ухожу, - говорит Майра, беря свою сумочку. - Мне лучше вернуться к Генри, не правда ли?
- А-ха-ха, - говорит Мелисса, глядя, как Майра выходит за дверь в своем мешковидном платье, - я чего-то натворила?
- Не знаю, - говорит Говард, высвобождая руку, и снова начинает нарезать хлеб, - конечно, вы однажды запустили булочкой в Генри.
- Господи, ведь и правда, - говорит Мелисса Тодорофф с веселым рубящим смешком, - а потом мы его затоптали. Она что, ушиблена этим?
- Не знаю, ушиблена ли Майра, - говорит Говард, - но…
- Но вот Генри еще как ушиблен, - говорит Мелисса, - у него рожа ушиблена, и рука ушиблена, и жопа ушиблена, и весь он ушибленный.
- Совершенно верно, - говорит Говард.
- Ну, так он встал на пути справедливости, - говорит Мелисса, - а знаешь присловье: не нравится жар - уходи из кухни. Может, потому она и ушла из кухни.
- Может быть, - говорит Говард.
- Ого-го-го, вот был денек, верно? - говорит Мелисса Тодорофф, вспоминая. - Я по-настоящему сорвалась с катушек. Вот уж ка-айф. Свобода и освобождение казались реально реальными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Говард стоит у стола и ловко, аккуратно нарезает хрустящий хлеб. Кухня принадлежит ему одному, но затем дверь открывается. В ней появляется Майра Бимиш в платье, которое выглядит так, словно его сшили из мешковины.
- Вот ты где, - говорит она, входя, - ты выглядишь как очень модный крестьянин. Где Барбара?
- Не знаю, - говорит Говард, - она как будто исчезла, ну я и занялся этим.
- Хо-хо, - говорит Майра, сидя на краю стола в своем мешковидном платье. - Ну, да не важно, ты как будто отлично справляешься. Ты и готовишь?
- У меня есть несколько специальностей, - говорит Говард.
- Что же, Говард, - говорит Майра, - как-нибудь мне надо будет их испробовать.
- Генри приехал? - спрашивает Говард.
- Нет, Генри не приедет, - говорит Майра, - он сидит дома в глубокой депрессии, потому что не может работать над своей книгой.
- Я думал, он спас большую часть своих записей, - говорит Говард.
- А хотя бы и спас, - говорит Майра, - но с одной рукой на перевязи, а другой сломанной и в гипсе писать он толком не может.
- Да, пожалуй, - говорит Говард, - но приехать на вечеринку он мог бы.
- Так, Говард, - говорит Майра, - он не хочет тебя видеть. Он винит тебя, знаешь ли. Ты их подначивал.
- Но обычно он так хорошо понимает другую точку зрения, - говорит Говард, - а политика ведь не бескровное дело.
- По-моему, это было ужасно, - говорит Майра. - Все эти вопящие люди. Я спаниковала. Я убежала.
- Всякий здравомыслящий человек спаниковал бы, - говорит Говард.
- Смеешься надо мной, - говорит Майра, - ты ведь знаешь, что я для всего этого не подхожу. Я же настоящая обывательница.
- Но в любом случае ты приехала, Майра, - говорит Говард.
- Ну, я не делаю всего того, что Генри хочет, чтобы я делала, - говорит Майра, - правду сказать, я предпочитаю делать то, чего он не хочет, чтобы я делала. А мне захотелось увидеть тебя, чудесный ты мужчина. - На столе движение; Майра внезапно наклоняется и целует Генри, угодив наискосок по носу. - То есть с пожеланием счастливого Рождества, - говорит она.
- А, - говорит Говард, - счастливого Рождества и тебе.
Майра сосредоточенно наклоняется над своей черной сумочкой и засовывает в нее руку.
- Не думаю, - говорит она, вынимая что-то из сумочки, - не думаю, что ты все еще помнишь тот раз в моей спальне.
Говард смотрит на нее; она достала зеркальце и, опустив голову (ее нос поблескивает в свете плафона), разглядывает губную помаду, ее рот образует круглое «О».
- Так давно, Майра, - говорит Говард.
- Я знаю, ты с тех пор везде побывал, - говорит Майра, - объезжая приход. Но загляни как-нибудь, хорошо? Теперь будет по-другому. Я была глупа тогда. Теперь я не так занюханно буржуазна. Я знаю, сколько я упустила.
- Но как же ты и Генри? - спрашивает Говард. - Я думал, вы снова вместе.
- Вы с Барбарой снова вместе, - говорит Майра, - но у вас передовой брак. Он вас так уж в узде не держит, верно? До нас ведь дошли все слухи о том, что обнаружил мистер Кармоди.
- Не верь всему, что слышишь, - говорит Говард. - Да, Барбара и я научились принимать образ жизни друг друга.
- Ты хочешь сказать, что Барбара научилась принимать твой, - говорит Майра, - или была вынуждена за неимением ничего лучше.
- Это работает в обе стороны, - говорит Говард.
- В любом случае, - говорит Майра, - Генри придется принять мой. Мы снова вместе, но на моих условиях, Говард, мой мальчик. На моих условиях. Теперь это тоже брак интеллигентного типа.
- Но что получает от него Генри? - спрашивает Говард. - Честно ли это по отношению к Генри?
- Я тебя не понимаю, Говард, - говорит Майра, - это твою неожиданную озабоченность. Генри имел Флору Бениформ. Следовательно, я могу делать то, что хочу я. Это же справедливо?
- Ну, Флора в первую очередь лечебный курс.
- О, я знаю, что ты и там побывал. Флора в первую очередь классическая сучка, переодетая в современный костюм. Ну да я уверена, что и ты тоже.
- Сучка? - спрашивает Говард.
- Нет, лечебный курс. И нам всем требуется лечебный курс. Это эпоха лечебных курсов. И мне требуется его пройти.
- Но я не могу не думать о Генри, - говорит Говард, - о том, что с ним. Он в депрессии, он беспомощен, разве он не нуждается в тебе?
- Это на тебя не похоже, Говард, - говорит Майра.
- Меня заботит Генри, - говорит Говард.
- Ты его презираешь, - говорит Майра, - ты и твои приспешники ломаете ему руку, разбиваете ему нос, когда он пытается поступить с умеренной порядочностью. Ты презираешь его нравственные принципы. А потом, когда никто в этом не нуждается, ты вдруг выражаешь озабоченность, сочувствие к нему. Он предпочтет обойтись без них, Говард. Обрати их на меня.
- Ку-ку, малыш, - говорит Мелисса Тодорофф, которая немножко покачивается на пороге в своем тартановом платье, - не плеснешь ли винца, которое ты прячешь, мне в стаканчик?
- Извините, Мелисса, - говорит Говард, беря бутылку.
- А может, тебе следует просто лить его вот сюда в мое горлышко, - говорит Мелисса Тодорофф, входя в кухню.
- Я к вам недостаточно внимателен? - спрашивает Говард, наливая вино.
- И еще как, - говорит Мелисса, беря его под руку, - даже близко не подходил уж не знаю сколько времени.
- Ну, как вечеринка? - спрашивает Говард.
- Там такое творится, - говорит Мелисса, - что соски дыбом встают. Эй, приветик, Майра. Как идут делишки?
- Я как раз ухожу, - говорит Майра, беря свою сумочку. - Мне лучше вернуться к Генри, не правда ли?
- А-ха-ха, - говорит Мелисса, глядя, как Майра выходит за дверь в своем мешковидном платье, - я чего-то натворила?
- Не знаю, - говорит Говард, высвобождая руку, и снова начинает нарезать хлеб, - конечно, вы однажды запустили булочкой в Генри.
- Господи, ведь и правда, - говорит Мелисса Тодорофф с веселым рубящим смешком, - а потом мы его затоптали. Она что, ушиблена этим?
- Не знаю, ушиблена ли Майра, - говорит Говард, - но…
- Но вот Генри еще как ушиблен, - говорит Мелисса, - у него рожа ушиблена, и рука ушиблена, и жопа ушиблена, и весь он ушибленный.
- Совершенно верно, - говорит Говард.
- Ну, так он встал на пути справедливости, - говорит Мелисса, - а знаешь присловье: не нравится жар - уходи из кухни. Может, потому она и ушла из кухни.
- Может быть, - говорит Говард.
- Ого-го-го, вот был денек, верно? - говорит Мелисса Тодорофф, вспоминая. - Я по-настоящему сорвалась с катушек. Вот уж ка-айф. Свобода и освобождение казались реально реальными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85