- Замечательно, - говорит девушка, - потому что я не была приглашена. Меня привел один, который уже ушел.
- Кто он? - спрашивает Говард.
- Он писатель, - говорит девушка. - Он поехал домой, чтобы записать все это. А вы приглашены?
- Я приглашаю, - говорит Говард. - Я хозяин дома.
- Ой, - говорит девушка, - вы доктор Кэрк. Ну, я мисс Каллендар. Я только что зачислена на английский факультет. Я их новый специалист по Возрождению, хотя, конечно, я женщина.
- Конечно, - говорит Говард. - И это хорошо, потому что мне нравятся женщины.
- Угу, я про это слышала, - говорит мисс Каллендар. - Надеюсь, вы не тратите свое драгоценное время, пытаясь меня закадрить.
- Нет, - говорит Говард.
- Отлично, - говорит мисс Каллендар, поднимая мраморное яйцо и глядя на него. - Я очень люблю такие вот небольшие предметы, могу держать их в руке часами. Но я отвлекаю вас от вашей вечеринки?
Вечеринка гремит вокруг них. Говард смотрит на мисс Каллендар, которая каким-то образом остается в стороне. Она прислоняется к каминной полке, ее белая шляпа затеняет глядящие на него очень серьезные темно-карие глаза. Позади нее над каминной полкой - круглое наклонное зеркало; Говард видит, что они оба отражаются в нем под углом слегка укороченными, точно в каком-нибудь добросовестном современном фильме. Вон ее темная голова, накрытая белой шляпой, ее шея, изгибающаяся под затылком, ее сужающаяся книзу синяя спина; и он, лицом к ней в противостоящей позе, его экономичное яростно-глазое лицо обращено к ней; позади них обоих - пустое пространство, а дальше - движущиеся человечки, приглашенные на вечеринку.
- Вы ввязались в бой с революционерами, - говорит Говард.
- Моя обычная беда на вечеринках. Я ввязываюсь в бои.
- Разумеется, - говорит Говард, - эти ребятки по вполне веским причинам не доверяют никому старше тридцати лет.
- А сколько мне, по-вашему, лет? - спрашивает мисс Каллендар.
- Не знаю, - говорит Говард. - Ваш костюм вас маскирует.
- Мне двадцать четыре, - говорит она.
- В таком случае вам следует принадлежать к ним, -говорит Говард.
- А сколько лет вам? - спрашивает мисс Каллендар.
- Мне тридцать четыре, - говорит Говард.
- Ах, доктор Кэрк, - значит, вам не следует.
- О! - говорит Говард. - Есть еще вопрос о правоте и неправоте, хорошем и плохом. Я выбираю их. Они на стороне справедливости.
- Ну, это я могу понять, - говорит мисс Каллендар. Подобно стольким людям средних лет, вы, естественно, им завидуете. Вся эта юность вас чарует. Я уверена, вы извиняете ей, что угодно.
Говард смеется. Мисс Каллендар говорит:
- Надеюсь, вы не приняли это за грубость?
- Нет-нет, - говорит Говард, - по той же причине извиню вам, что угодно.
Уголком глаза Говард замечает происходящее позади: руки прикасаются к грудям, партнеры договариваются, пары исчезают.
- Да? - говорит мисс Каллендар. - А я думала, вы: пытались сделать из меня бунтовщицу.
- Вот именно, - говорит Говард.
- Но против чего я могла бы взбунтоваться?
- Против всего, - говорит Говард. - Угнетение и социальная несправедливость вездесущи.
- А! - говорит мисс Каллендар. - Но ведь против этого бунтуют все и всегда. Нет ли чего-нибудь поновее?
- У вас нет социальной совести, - говорит Говард.
- У меня есть совесть, - говорит мисс Каллендар. - Я часто ее использую. По-моему, это своего рода нравственная совесть. Я очень старомодна.
- Мы должны вас модернизировать, - говорит Говард.
- Ну, вот, - говорит мисс Каллендар, - вы ничего не собираетесь мне извинять.
- Нет, - говорит Говард. - Почему вы не позволяете мне спасти вас от вас самой?
- Ой, - говорит мисс Каллендар. - По-моему, я знаю точно, как вы за это приметесь. Нет, боюсь, для меня вы слишком стары. Я не доверяю никому старше тридцати лет.
- Ну а мужчинам моложе тридцати? - спрашивает Говард.
- А вы готовы на варианты, если необходимо? - говорит мисс Каллендар. - Ну, я мало доверяю и тем, кто моложе.
- Это оставляет вам очень мало места для маневрирования, - говорит Говард.
- Так ведь в любом случае я мало маневрирую, - говорит мисс Каллендар.
- Тогда вы много теряете, - говорит Говард. - Чего вы боитесь?
- А, - говорит мисс Каллендар, - новый мужчина, а приемы старые. Ну, было очень приятно поболтать с вами. Но вам надо заботиться тут о стольких людях, и вы не должны терять время на болтовню со мной. - Мисс Каллендар укладывает мраморное яйцо назад в корзиночку на каминной полке.
- Они сами о себе заботятся, - говорит Говард. - Я имею право на то, что нужно мне.
- О, я едва ли тут подхожу, - говорит мисс Каллендар. - Вам будет разумнее поискать где-нибудь еще.
- Кроме того, я должен спасти вас от ваших ложных принципов, - говорит Говард.
- Возможно, как-нибудь у меня появится в этом нужда, - говорит мисс Каллендар, - и если случится так, обещаю тут же дать вам знать.
- У вас есть нужда во мне, - говорит Говард.
- Что же, благодарю вас, - говорит мисс Каллендар. - я очень благодарна вам за предложенную помощь. И миссис Кэрк за предложение свозить меня в клинику планирования семьи. Вы все в Водолейте очень приветливы.
- Мы такие, - говорит Говард. - И готовы на любые услуги, не забывайте.
Говард идет назад в кипение вечеринки; мисс Каллендар остается стоять у каминной полки. Кто-то вышел и нашел выпить еще; атмосфера становится приглушеннее, возбуждение мягче и сексуальнее. Он проходит между телами - лицо к лицу, задница к заднице. Он ищет глазами Флору Бениформ; лиц вокруг много, но ни одно не принадлежит ей. Попозже он наверху в своей спальне. Там стоит глубокая и полная тишина, если не считать звуков индийской раги, доносящихся с проигрывателя. Занавески задернуты. Лампочка над кроватью не повернута вниз, как обычно, а светит в потолок; она обернута какой-то розовой материей, возможно, блузкой. Кровать с ее полосатым мадрасским покрывалом передвинута из центра комнаты в угол под окном. Вдоль стен в тишине сидят и лежат люди, касаясь или обнимая друг друга, слушая ритмы и кадансы музыки. Это группа бесформенных абрисов: торчат головы, тянутся пальцы, сжатые руками, которые связывают один абрис с другим. Сигареты с марихуаной переходят из пальцев в пальцы; они багрово вспыхивают, когда кто-нибудь затягивается, и тускнеют. Говард вбирает бессловесные слова музыки; он допускает, чтобы его собственная спальня становилась для него все более и более чужой. Домашний халат Барбары и ее балахон, свисающие с крючка за дверью, меняют цвет, преображаются в чистую форму. Блеск покореженных ручек старого комода, купленного у старьевщика, когда они меблировали дом, фокусирует цвета, преображается в яркий таинственный узел. Вино и наркотик свиваются в кольца у него в голове. Лица обретают форму и растворяются в водянистом свете; лицо девушки с дурацкими зелеными тенями вокруг глаз и белыми напудренными щеками, мальчика с кожей цвета влажной оливки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85