именно с этой целью доктор и выбрал большое и поместил его в спальне. Но оно было одно-единственное, а языки сплетниц превратили его в дюжину. Уроков, которые Тереза давала уличным ребятишкам, тоже не оставили кумушки без внимания, и онад объявили сенсационную новость: всё это Тереза делает с одной-единственной целью — стать учительницей начальной школы, если вдруг богач её бросит. Будучи непоследовательными, святоши одновременно обсуждали и возможных кандидатов на замещение должности богача в объятиях Терезы, ведь наскучит же она ему когда-нибудь, Обвиняя Эмилиано в шпионаже, Тереза, шутя, спрашивает его: каким образом он получает всю эту информацию, если больше отсутствует в Эстансии, чем присутствует. Да и Алфредан возвратился на завод, но всё, что о докторе говорят, до его ушей доходит.
— Я знаю всё, Тереза, о тех, кто меня интересует. И не только о тебе, Сладкий Мёд, но и моих родственниках, о каждом, что он делает, что думает, даже тогда, когда не выказываю интереса.
Горечь в голосе Эмилиано? Пугаясь, Тереза ищет возможность отогнать заботы, дела, печали и пытается рассмешить его.
— Доктор сулит мне столько кандидатов, что, похоже, хочет от меня освободиться.
— Сладкий Мёд, никогда не говори ничего подобного, даже в шутку, я тебе запрещаю. — Он целует её глаза. — Ты даже не представляешь, как мне тебя будет не хватать, если вдруг ты меня оставишь. Иногда я думаю, что ты здесь устала, всё время одна, жизнь замкнутая, грустная.
Тереза больше не смеётся, она серьёзна.
— Я не считаю, что у меня грустная жизнь.
— Это правда, Тереза?
— У меня есть чем заняться, когда сеньор отсутствует: дом, дети, которых я учу, рецепты кухни, которые осваиваю, музыка, да у меня нет свободной минуты…
— Даже чтобы думать обо мне?
— О вас я думаю всегда. Когда вы задерживаетесь, я грущу. Вот это то, что меня печалит, но я знаю, что быть по-другому не может.
— Ты хотела бы, чтобы я всё время был здесь, Тереза?
— Я знаю, что вы не можете, так зачем же хотеть? Я просто об этом стараюсь не думать и довольствуюсь тем, что имею.
— То, что я даю тебе, это так мало! Тебе что-нибудь надо? Почему ты ничего не просишь?
— Потому, что не люблю просить, и потому, что мне всего хватает. Того, что сеньор даст мне, достаточно, я даже не всегда знаю, что с этим делать. Но я молчу, и вы мо знаете.
— Знаю, Тереза. А ты? Ты знаешь, Тереза, что мне тоже грустно, что я то уезжаю, то приезжаю? Послушай, Сладкий Мёд, я думаю, что не смогу жить без тебя. Когда я далеко от тебя, у меня одно-единственное желание — быть с тобой.
Шесть лет — целая жизнь, столько всего вспомнишь. Столько? Нет, драматического — ничего, ничего не было, как не было ничего сенсационного или достойного страниц романа, только жизнь и её спокойное течение.
— Моя жизнь достойна пера писателя, это роман… — патетически утверждает портниха Фауста, обшивающая сеньор города.
Это не жизнь Терезы в Эстансии; спокойная и весёлая, чем она может заинтересовать писателя? Самое большее — послужить тому, кто напишет о ней песню или романс. В отсутствие доктора она занята мелкими домашними делами, чтобы заполнить время ожидания, когда он здесь — радость. Идиллия любовников, в которой нет ничего достойного, чтобы о том рассказывать. Во всяком случае, внешне. Однажды, смеясь, она показала доктору стихи, посвящённые ей и отправленные ей по почте поэтом Аминтасом Руфо, которого посетило вдохновение в момент, когда он отмерял ткань в магазине своего отца.
— Если вы обещаете не сердиться, я покажу вам одну вещь. Я сохранила её, чтобы показать вам.
Письмо пришло по почте, адресовано оно было доне Терезе Батисте, улица Жозе де Доме, номер 7. В конце; второй страницы был написан адрес и имя поэта: Аминтас Флавио Руфо, безнадёжно влюблённый поэт. Положив голову на плечо Терезы, доктор прочёл написанные вирши.
— Ты достойна лучшего, Сладкий Мёд!
— Но это хорошие стихи…
— Хорошие? Ты так считаешь? Когда человек считает что-нибудь хорошим, оно — хорошее. Но это не мешает быть ему плохим. Эти стихи очень плохие. Глупые. — Он вернул Терезе страницы, исписанные каллиграфическим почерком. — Чуть позже, Тереза, мы пойдём на улицу и зайдём в магазин, где работает этот поэт…
— Вы сказали, что ничего не сделаете…
— Я ничего не сделаю. А ты вернёшь ему стихи, чтобы он не прислал новых.
Задумавшись, со стихами в руках Тереза ответила:
— Нет, доктор, я не пойду, нет. Юноша не сделал мне ничего плохого, он не прислал мне письма или записочки, не предложил мне ни любовь, ни постель, ничем меня не оскорбил, так почему я должна идти и при всех возвращать ему стихи? Да ещё с вами вместе, чтобы оскорбить его, а вы — чтобы пригрозить ему прямо в магазине, на виду у всех. Я думаю, это плохо как для меня, так и для вас.
— Я тебе скажу почему. Если мы сей же момент не подрежем крылья этому идиоту, он обнаглеет, возомнит себя победителем, и тогда никто его не обуздает. Или ты хочешь сохранить эти стихи на память?
— Я сказала, что считаю эти стихи хорошими; да, это гак, не буду лгать, мне трудно отличить золото от латуни. Но я также сказала, что сохранила их, чтобы показать нам, ну так я верну по почте, как и получила, и не обижу того, кто не обидел меня.
Нисколько не рассердившись, Эмилиано Гедес сказал улыбаясь:
— Прекрасно, Тереза, у тебя хорошая головка, лучше чем моя. Никак не могу себя сдержать. Ты права, оставь поэта в покое. Я хотел пойти в магазин, чтобы его унизить, но унизился бы я, если бы пошёл.
Он возвысил голос, попросил Лулу принести лёд и напитки.
— Всё это потому, что я считаю, что никто не должен смотреть на тебя, абсурд, конечно. Тереза, ты отнеслась к письму как сеньора. А теперь давай выпьем аперитив, выпьем за музу поэтов Эстансии, за мой Сладкий Мёд.
Сеньора? В начале их сожительства он сказал, что желает видеть в ней сеньору, только это случится, если она пожелает того же. Вызов был брошен и ею принят.
Она не имела права быть сеньорой. Вот дона Брижида, вдова врача и политика, во времена, когда её муж был жив, была сеньорой, и очень представительной. Но когда её узнала Тереза и с ней общалась, больше походила на тихую помешанную, с размягчёнными мозгами. Пьяными ночами Габи, хозяйка дома терпимости, похвалялась тем, что она была сеньорой Габиной Кастро, женой сапожника, прежде чем стала Габи священника, а потом Габи пансиона. Конечно, никогда она не была утончённой сеньорой.
С сеньорами Эстансии Тереза была знакома издали, видя их в окнах, когда они следили за ней, шедшей по улице в новом наряде. Мужья некоторых из них посещали их дом, наносили визиты вежливости доктору Эмилиано. Общались же с Терезой люди бедные, живущие поблизости, среди них сеньор не было, а только женщины, которые работали на семью и детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142