Подтвердив услышанное Паваном, она добавила, что корзина закрыта и будет закрыта до тех пор, пока будут находиться в тюрьме хозяйки пансионов с Баррокиньи, которые вчера арестованы и избиты в тюрьме, а также пока не вернутся в свои постели изгнанные из своих пансионов проститутки и не будет новых угроз о переселении. Энергичная, живая, страстная девица одарила члена муниципального совета улыбчивым взглядом, сказав, что надо ждать, когда в Баррокинье запоют «аллилуйю». Режиналдо Паван: решает, что ему следует посещать «Цветок лотоса», как только кабаре снова распахнёт свои двери. Чудо, а не девица!
Несколькими минутами позже его уже видели на Пелоуриньо, в Табоане и Масиэле, он беседовал с оказавшимися, как он, у закрытых дверей клиентами и полицейскими. Затем он направился в полицию нравов, где бакалавр Элио Котиас выслушал его любезно и вежливо. Однако инспектор был непреклонен в своём намерении переселить заведения из Баррокиньи на Ладейру-до-Бакальяу. Переселение практически уже состоялось, нужно только, чтобы хозяйки пансионов подчинились распоряжению полиции, ведь такая мера принята на пользу обществу. И ничего тут поделать нельзя — распоряжение пришло сверху, инспектор жестом дал понять, в сколь высоких сферах принято это решение.
Что касается всего остального, то это дело комиссара Лабана, он призван прекратить забастовку и всё уладить. И должен действовать быстро и энергично, так как американские моряки в восемь сойдут на берег.
47
К вечеру припортовая зона уже походила на поле сражения. В полицейских машинах прибыло вызванное комиссаром подкрепление, патрульные и тюремные машины блокировали улицы и переулки. Конные патрули военной полиции разъезжали по Пелоуриньо и Масиэлу, большинство любопытных предпочитали держаться в ожидании событий подальше, на сквере Террейро-де-Жесус. Па территории, взятой в кольцо полицией, лишь отдельные посетители, как обычно, сидели за столиками баров и беседовали, попивая пиво.
Ни одной проститутки на улице зоны не было. Они прогуливались далеко от зоны, а некоторые, оставшиеся в пансионах, отдыхали. Посланные комиссаром Лабаном агенты предъявили ультиматум мятежникам: полчаса им давалось на то, чтобы открыть дома, занять посты в окнах, залах ожидания и тротуарах возле домов или на углах улиц. Ответа не последовало.
Открыты были только бары. Дома свиданий, пансионы, бордели продолжали оставаться закрытыми. Никакого привычного оживления — ни отпускаемых словечек, ни смеха, ни зазывного шёпота, приглашений проходящих мужчин, ни полуобнажённых, завораживающих клиентов женщин, — ничего, кроме топота копыт по булыжной мостовой. Святая неделя, вдруг случившаяся в середине сентября, по взбесившемуся календарю.
Даже слепой Белармино, более двадцати лет сидевший на одном и том же месте у оживлённого заведения Вавы, где его не бывало разве что в дни больших религиозных праздников, ушёл, не дожидаясь щедрот от клиентов, предпочтя просить милостыню на паперти кафедрального собора. И сменил репертуар:
Благословен будь Иисус младенец
в светлой своей колыбельке,
и Святой Иосиф,
защитник нашей веры,
и Святая Дева Мария,
добрая и учтивая.
В Масиэле комиссар Лабан с револьвером в руке отдаёт приказ о начале наступательных действий войск полиции нравов. С опозданием в минуту — подвели часы, отобранные у контрабандиста, — начинает действовать Живоглот, возглавляющий агентов и полицейских.
«Сражение началось! — объявляет диктор „Радио Абаэтэ“. — Слушайте „Радио Абаэтэ“, оно расскажет вам обо всём: воде, огне, мире и войне». «Зона превратилась в сущий ад!» — слышится голос конкурирующей станции «Радио Баии», это Пинто Скотт — Золотое Горло.
48
Двери пансионов и увеселительных заведений взломаны ударами ног и плеч полицейских. Полицейские и агенты врываются в дома, хватают женщин и вытаскивают их на улицу. В ход идут кастеты, резиновые дубинки и кулаки — удары сыплются градом. Крики, ругательства; женщины выбегают из домов; тех, кто сопротивляется, вытаскивают силой. Так была начата операция «Радость возвращения к труду». Для стоящих на страже закона войск — развлечение. Однако кое-где, а именно в пансионе Серес-Грело-Гранде, это развлечение осложнилось: в пансионе больше суток не работала канализация, и его обитательницы были вынуждены пользоваться ночными горшками, которые со всем их содержимым оказались превосходным боевым оружием. Именно ночными горшками и встречены были налётчики и обращены в позорное бегство. Больше всех пострадал детектив Далмо. Его морда и светлосерый костюм были залиты содержимым горшка всем известной Забе, ставшей жертвой страшнейшей дизентерии. Придя в бешенство, Далмо приказал задать ей трёпку и приложил руку первым.
С револьвером в руке налётом на заведение Вавы руководил Лабан Оливейра. Он взбежал по лестнице во главе нескольких дюжих агентов и взломал входную дверь. На двух этажах огромного дома не было ни души. Пустые каморки, полная тишина. Куда же девался хозяин? Ах, если бы комиссару удалось его найти, он бы заставил Ваву принудить всех хозяев прекратить забастовку. И так бы одержал быструю победу, поскольку Вава в зоне хозяин и его слово — закон. Но куда же запропастился этот мерзавец?
По знаку Лабана дверь комнаты Вавы взломана, агенты вторгаются в апартаменты горбуна, но и здесь нет Вавы. В ярости они стаскивают с постели простыни, переворачивают и перетряхивают вес, что попадается под руку, взламывают запор конторки, рвут и разбрасывают бумаги, пытаются вскрыть сейф, вделанный в стену, но это им не удастся.
Вспоминая золотые времена, когда преследовались кандомбле, а Лабан был ещё простым секретным агентом, в самом начале карьеры, комиссар, который ничего не боится ни на том, ни на этом свете, направляется к алтарю с изображением негритянских божков, собираясь уничтожить их. Никто не отваживается помогать ему. Алирио, всем известный хладнокровный убийца, кричит в испуге:
— Комиссар, не делайте этого, не безумствуйте, не трогайте Эшу!
— Дерьмо! Шайка трусов! Плевать я хотел на Эшу! Всё летит в воздух: и копьё, и священные предметы Эшу, и комья земли, место, где он сидел, еда, питьё и головы двенадцати чёрных петухов. Агенты, бездействуя, смотрят на комиссара, тот продолжает разбивать изображение на мелкие кусочки и зло сплёвывает.
— Что вы стоите? Кто будет заставлять работать проституток, или вы и баб боитесь?
Смотрит на часы. Совсем скоро моряки сойдут на берег, время торопит.
49
Выгнанные на улицу женщины убегают, скрываются в переулках, исчезают. Конный патруль пытается окружить их и задержать, но это не так-то просто. Охота на женщин идёт по всей зоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Несколькими минутами позже его уже видели на Пелоуриньо, в Табоане и Масиэле, он беседовал с оказавшимися, как он, у закрытых дверей клиентами и полицейскими. Затем он направился в полицию нравов, где бакалавр Элио Котиас выслушал его любезно и вежливо. Однако инспектор был непреклонен в своём намерении переселить заведения из Баррокиньи на Ладейру-до-Бакальяу. Переселение практически уже состоялось, нужно только, чтобы хозяйки пансионов подчинились распоряжению полиции, ведь такая мера принята на пользу обществу. И ничего тут поделать нельзя — распоряжение пришло сверху, инспектор жестом дал понять, в сколь высоких сферах принято это решение.
Что касается всего остального, то это дело комиссара Лабана, он призван прекратить забастовку и всё уладить. И должен действовать быстро и энергично, так как американские моряки в восемь сойдут на берег.
47
К вечеру припортовая зона уже походила на поле сражения. В полицейских машинах прибыло вызванное комиссаром подкрепление, патрульные и тюремные машины блокировали улицы и переулки. Конные патрули военной полиции разъезжали по Пелоуриньо и Масиэлу, большинство любопытных предпочитали держаться в ожидании событий подальше, на сквере Террейро-де-Жесус. Па территории, взятой в кольцо полицией, лишь отдельные посетители, как обычно, сидели за столиками баров и беседовали, попивая пиво.
Ни одной проститутки на улице зоны не было. Они прогуливались далеко от зоны, а некоторые, оставшиеся в пансионах, отдыхали. Посланные комиссаром Лабаном агенты предъявили ультиматум мятежникам: полчаса им давалось на то, чтобы открыть дома, занять посты в окнах, залах ожидания и тротуарах возле домов или на углах улиц. Ответа не последовало.
Открыты были только бары. Дома свиданий, пансионы, бордели продолжали оставаться закрытыми. Никакого привычного оживления — ни отпускаемых словечек, ни смеха, ни зазывного шёпота, приглашений проходящих мужчин, ни полуобнажённых, завораживающих клиентов женщин, — ничего, кроме топота копыт по булыжной мостовой. Святая неделя, вдруг случившаяся в середине сентября, по взбесившемуся календарю.
Даже слепой Белармино, более двадцати лет сидевший на одном и том же месте у оживлённого заведения Вавы, где его не бывало разве что в дни больших религиозных праздников, ушёл, не дожидаясь щедрот от клиентов, предпочтя просить милостыню на паперти кафедрального собора. И сменил репертуар:
Благословен будь Иисус младенец
в светлой своей колыбельке,
и Святой Иосиф,
защитник нашей веры,
и Святая Дева Мария,
добрая и учтивая.
В Масиэле комиссар Лабан с револьвером в руке отдаёт приказ о начале наступательных действий войск полиции нравов. С опозданием в минуту — подвели часы, отобранные у контрабандиста, — начинает действовать Живоглот, возглавляющий агентов и полицейских.
«Сражение началось! — объявляет диктор „Радио Абаэтэ“. — Слушайте „Радио Абаэтэ“, оно расскажет вам обо всём: воде, огне, мире и войне». «Зона превратилась в сущий ад!» — слышится голос конкурирующей станции «Радио Баии», это Пинто Скотт — Золотое Горло.
48
Двери пансионов и увеселительных заведений взломаны ударами ног и плеч полицейских. Полицейские и агенты врываются в дома, хватают женщин и вытаскивают их на улицу. В ход идут кастеты, резиновые дубинки и кулаки — удары сыплются градом. Крики, ругательства; женщины выбегают из домов; тех, кто сопротивляется, вытаскивают силой. Так была начата операция «Радость возвращения к труду». Для стоящих на страже закона войск — развлечение. Однако кое-где, а именно в пансионе Серес-Грело-Гранде, это развлечение осложнилось: в пансионе больше суток не работала канализация, и его обитательницы были вынуждены пользоваться ночными горшками, которые со всем их содержимым оказались превосходным боевым оружием. Именно ночными горшками и встречены были налётчики и обращены в позорное бегство. Больше всех пострадал детектив Далмо. Его морда и светлосерый костюм были залиты содержимым горшка всем известной Забе, ставшей жертвой страшнейшей дизентерии. Придя в бешенство, Далмо приказал задать ей трёпку и приложил руку первым.
С револьвером в руке налётом на заведение Вавы руководил Лабан Оливейра. Он взбежал по лестнице во главе нескольких дюжих агентов и взломал входную дверь. На двух этажах огромного дома не было ни души. Пустые каморки, полная тишина. Куда же девался хозяин? Ах, если бы комиссару удалось его найти, он бы заставил Ваву принудить всех хозяев прекратить забастовку. И так бы одержал быструю победу, поскольку Вава в зоне хозяин и его слово — закон. Но куда же запропастился этот мерзавец?
По знаку Лабана дверь комнаты Вавы взломана, агенты вторгаются в апартаменты горбуна, но и здесь нет Вавы. В ярости они стаскивают с постели простыни, переворачивают и перетряхивают вес, что попадается под руку, взламывают запор конторки, рвут и разбрасывают бумаги, пытаются вскрыть сейф, вделанный в стену, но это им не удастся.
Вспоминая золотые времена, когда преследовались кандомбле, а Лабан был ещё простым секретным агентом, в самом начале карьеры, комиссар, который ничего не боится ни на том, ни на этом свете, направляется к алтарю с изображением негритянских божков, собираясь уничтожить их. Никто не отваживается помогать ему. Алирио, всем известный хладнокровный убийца, кричит в испуге:
— Комиссар, не делайте этого, не безумствуйте, не трогайте Эшу!
— Дерьмо! Шайка трусов! Плевать я хотел на Эшу! Всё летит в воздух: и копьё, и священные предметы Эшу, и комья земли, место, где он сидел, еда, питьё и головы двенадцати чёрных петухов. Агенты, бездействуя, смотрят на комиссара, тот продолжает разбивать изображение на мелкие кусочки и зло сплёвывает.
— Что вы стоите? Кто будет заставлять работать проституток, или вы и баб боитесь?
Смотрит на часы. Совсем скоро моряки сойдут на берег, время торопит.
49
Выгнанные на улицу женщины убегают, скрываются в переулках, исчезают. Конный патруль пытается окружить их и задержать, но это не так-то просто. Охота на женщин идёт по всей зоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142